А у нас во дворе (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна (книги бесплатно читать без TXT) 📗
- Ладно, я домой потопала, - шевелить разбитыми, опухающими губами было тяжело. - А ты, птица вольная, лети, куда летел.
- До дома доведу. Вдруг рухнешь через пару метров? - он примерился обхватить меня за талию, но я, скрипя песком на зубах, уклонилась. В процессе замедленного маневра увидела стоящую поодаль, внимательно наблюдающую за нами Лаврову. Вот он куда летел, голубь сизокрылый. Ну, и не нужна мне тогда его помощь.
- Сама, - сплюнула накопившуюся во рту кровь и пошла, вернее, поковыляла. Серёжка прошёл несколько шагов рядом, недовольно вглядываясь в раненного бойца. Кривился страдальчески.
- Что предкам говорить будешь?
- Правду... На сей раз... не стыдно... Отец поймёт, а мама... Тоже, наверное, поймёт... - я остановилась передохнуть. Голова сильно кружилась, ноги подгибались.
- Что всё-таки случилось?
- Не твоё дело, Логинов. Твоё тебя позади ожидает, вторую сигарету курит, нервничает.
Знать бы в тот день, что именно благодаря Танечке я еле шмурыгала к дому, точно пошла бы к Логинову в гости на зелёнку с валерьянкой, а лучше к себе его повела. Увы, не знала.
Логинов повернулся, помахал Лавровой белой рученькой. Ой, какие нежности. Сейчас расплачусь от умиления.
К моей искренней радости нас догнал Шурик Родионов. Я торжественно поклялась Серёге дойти до квартиры, желательно до кровати, под конвоем Родионова. С облегчением вздохнула, когда Логинов, поминутно беспокойно оглядываясь, нехотя поплёлся назад, к ожидающей его Танечке. Силы мои иссякали. Из глаз полились слёзы - от боли и обиды. Благодарно повисла на Шурике, ноги плохо держали.
Родионов придерживал меня за талию, отводя при этом взгляд. Совершенно не переносил чьих-то слёз, терялся и страдал. Пробубнил маловразумительно:
- Чего теперь-то сопли распускать? Не надо было на контрольной оставаться. Сама виновата.
Последними словами он мне удивительно напомнил Логинова, даже интонация одинаковая. Действительно, сама. Никто не виноват в случившемся, одна я. Я обидела физичку, наказала два класса, била себя смертным боем. Во, прелесть!
- Конформист поганый!
- Это кто такой? - опешил Шурик, обиделся. - Чего материшься?
- Не матерюсь. Конформист - это соглашатель, - более миролюбиво просветила я и, видя полное непонимание, растолковала, как смогла. - Ну, который всегда соглашается с обществом, даже если оно очень неправо.
- Угу, - поддакнул Шурик. - Все не в ногу идут. Одна ты в ногу.
- Пошёл ты! - я отцепилась от него и отползла в сторону, принципиально не желая пользоваться поддержкой беспринципного типа.
Шурик - не Логинов. Самолюбием не заморочен. Хитро подмигнул, подцепил меня под руку и первым возобновил прерванное движение. По дороге внимательно выслушивал мои разглагольствования на тему поступков, которые не можешь не совершать, если считаешь себя человеком.
- Знаешь, как она плакала? Ты бы видел. Передать не могу. Подло мы с ней поступили. Подло и жестоко.
- С каких пор ты стала за учителей заступаться? - Шурик полез свободной рукой в карман, достал пачку сигарет. - Будешь?
- Не сейчас, - я обернулась на миг. Логинов продолжал маячить на горизонте за нашими спинами. Только закури - на счёт раз рядом появится, устроит разборку. Это Лавровой можно. Ей, по ходу, всё можно. А я и не человек вовсе - объект приложения педагогического таланта Логинова.
- Откуда ты знаешь, за что меня били?
- Только тупой не догадается, - Шурик сочувственно на меня посмотрел, с наслаждением затянулся. - Про двойной прогул и твоё предательство я ещё вчера от ребят слышал.
Предательство... Видали? Ни о каком предательстве и речи быть не может. Я никого не закладывала, ни на кого не стучала. И вообще, не поймай меня директор за хвост, ничего бы про бабу Лену не узнала. Я просто не смогла уйти, увидев её страдания. Нормальная человеческая реакция. Меня, собственно, за добрый порыв били. Какого чёрта передёргивать?
Шурик не соглашался. Пытался доступно растолковать правду ашек, вразумить недалёкую подружку.
Прохожие шарахались от нас, пока мы ползли до моего дома, косились неодобрительно. Ещё один урок на будущее, ещё одно наблюдение. У встречных на лицах было откровенно написано, какие конкретно мысли при виде меня их посещали. Отчего люди всегда торопятся с выводами? Даже вовсе не имея никакой информации, кроме визуальной? Сразу всё сами знают, причём лучше других. Ну, пусть себе думают, что Шура пьяную подзаборницу ведёт. Мне их мнение по барабану. Прятать лицо не пыталась. Холодный ветер приятно остужал отрихтованный фейс.
У бойлерной грелись на слабом солнышке две знакомые бродячие собаки. Я кинула им по куску хлеба, специально прихваченного на большой перемене из школьной столовой. Подождала, пока они заглотят угощение. Шурик тянул за руку - пойдём. Я продолжала, пошатываясь, стоять и смотреть на собак. Ощущала в ту минуту удивительное с ними родство. Одна из собак подошла, лизнула мне ободранные пальцы, повиляла хвостом, выпрашивая добавку. Шурик продолжал тянуть за руку, причиняя неслабую боль. Проще было пойти за ним без сопротивления. Но я всё стояла, смотрела. Пошла домой тогда, когда вторая собака легла, устроив морду на лапах, и устремила вдаль горько-тоскливый взгляд. Она живо мне напомнила бабу Лену третьего дня - чисто внешне, - и меня сегодняшнюю - морально. Очень похожая бездомная тоскливая собака поселилась в моей душе.
Вечером я оправдывалась перед родителями. Папа, как и предполагалось, понял правильно. Обозвал святым Себастьяном. Я сделала зарубочку в памяти. Надо непременно спросить у дяди Коли, кто такой святой Себастьян, чем отличился? Папа тем временем резюмировал:
- Надеюсь, ты понимаешь, что теперь тебе придётся очень трудно. Одному идти против целого коллектива непросто. Не сдрейфишь?
- Постараюсь, - вздохнула я. Оно, конечно, приятно - папино одобрение, вот хватит ли у меня сил? И характера.
Мама возмущалась. Моей дуростью. Папиным попустительством. Чему он дочь учит? Требовала написать заявление в милицию. Мы с папой отказывались наотрез.
- Они решат, что ты испугалась, - плакала мама, - и совсем распояшутся.
- Наоборот, - оппонировал папа, сам когда-то росший во дворе. - Они изобьют её ещё раз, гораздо сильнее, если мы в милицию обратимся. Ты, между прочим, должна гордиться дочерью. В кои-то веки она за доброе дело пострадала, не за фокусы.
- Я горжусь, - всхлипнула мама. - Только боюсь намного больше.
* * *
Наверное, это был первый мой нормальный поступок, за который стоило себя уважать. Я же почему-то стыдилась. Страшно боялась, что Серёжа узнает всю подноготную и встанет на сторону ашек, что я в его глазах окажусь предательницей. Воронин-то позже талдычил мне о моей безмозглости, учил вертеться в нужную сторону. Серёжа, - не трудно догадаться, - в тот же день всё узнал, в подробностях, принял соответствующие меры. Ни разу при том не дал мне понять о своей осведомлённости и позиции. Изображал лицо незаинтересованное. Обижался на мой отказ от его помощи.
* * *
За ту неделю, что я просидела дома, выводя свинцовыми примочками синяки и заживляя ссадины, много чего произошло. Во-первых, в классе я превратилась в персону нон-грата. Один Воронин отсвечивал рядом, умело создавал иллюзию, будто ничего особенного не происходит, служил мостиком между мной и одноклассниками. Втайне меня поругивал, поучал. Замучил нравоучениями. Я предпочитала отмалчиваться, лишь укрепляясь в своей правоте.
Во-вторых, выяснилось, что Логинов закрутил сумасшедший роман с Танечкой Лавровой, и все воспринимают сей факт как данность, привыкли. Они любили иногда встречаться после уроков у школы, обнявшись, уходить на долгие прогулки. Интересно, учиться в этом году Логинов думает или как? С другой стороны, в институте, наверное, отдыхали, пока он гулял с Танечкой. Я бы ничуть не удивилась, узнай, что половина его однокурсниц поумирала, дыша воздухом, который он, несомненно, отравлял. В этот период чистейший яд "кураре" капал с его языка, как слюна у собаки.
