Поющие в терновнике - Маккалоу Колин (бесплатные версии книг TXT) 📗
Джастина насмешливо фыркнула, довольно похоже подражая бабушке.
— Ну, мама! Надо же! Кому бы спрашивать! Мэгги почувствовала — кровь прихлынула к щекам, опустила глаза на противень с ярко-зелеными сдобными елочками.
— Конечно, ты очень взрослая в свои семнадцать лет, а все-таки не дерзи.
— Только попробуй ступить на родительскую территорию, сразу тебя обвиняют в дерзости — правда, удивительно? — осведомилась Джастина у миски со сбитыми яйцами. — А что я такого сказала? Кому бы спрашивать? Ну и правильно сказала, в самую точку, черт возьми! Я же не говорю, что ты неудачница, или грешница, или что-нибудь похуже. Наоборот, по-моему, ты на редкость разумно поступила, что избавилась от своего муженька. На что тебе дался муж? Денег на жизнь тебе хватает, мужского влияния на твоих детей хоть отбавляй — вон сколько у нас дядюшек. Нет, ты очень правильно сделала! Замужество — это, знаешь ли, для безмозглых девчонок.
— Ты вся в отца.
— Опять увертки. Если я тебе чем-то не угодила, значит, я вся в отца. Что ж, приходится верить на слово, я-то сего достойного джентльмена сроду не видала.
— Когда ты уезжаешь? — в отчаянии спросила Мэгги.
— Жаждешь поскорей от меня избавиться? — усмехнулась Джастина. — Ничего, мама, я тебя ни капельки не осуждаю. Но что поделаешь, обожаю смущать людей, а тебя особенно. Отвезешь меня завтра к сиднейскому самолету?
— Давай лучше послезавтра. А завтра возьму тебя в банк. Сама посмотришь, что у тебя на текущем счету. И вот что, Джастина…
Джастина подбавляла муку и ловко управлялась с тестом, но, услышав что-то новое в голосе матери, подняла голову.
— Да?
— Если у тебя что-нибудь не заладится, прошу тебя, возвращайся домой. Помни, в Дрохеде для тебя всегда найдется место. Что бы ты ни натворила, чем бы ни провинилась, ты всегда можешь вернуться домой.
Взгляд Джастины смягчился.
— Спасибо, мам. В глубине души ты старушка неплохая, верно?
— Старушка? — ахнула Мэгги. — Какая же я старуха! Мне только сорок три.
— О господи! Так много?
Мэгги запустила в нее печеньем-елочкой и угодила по носу.
— Вот негодяйка! — Она засмеялась. — Ты просто чудовище! Теперь я чувствую, что мне уже все сто.
Дочь широко улыбнулась.
Тут вошла Фиа проведать, что делается на кухне; Мэгги обрадовалась ей как спасению.
— Знаешь, мама, что мне сейчас заявила Джастина? Зрение Фионы ослабло, немалого труда ей стоило теперь вести счета, но за потускневшими зрачками ум сохранился по-прежнему зоркий.
— Откуда же мне знать? — спокойно заметила она и не без испуга поглядела на зеленое печенье.
— Ну, иногда мне кажется, у вас с ней есть от меня кое-какие секреты. Вот только что моя дочь ошарашила меня новостью, и сразу являешься ты, а ведь тебя в кухне целую вечность не видали.
— М-мм, хоть с виду и страшно, а на вкус недурно, — оценила Фиа зеленое печенье. — Право, Мэгги, я вовсе не затеваю у тебя за спиной заговоров с твоей дочкой. Что ты на этот раз натворила? — обернулась она к Джастине, которая опять заполняла тестом масленые и посыпанные мукой противни.
— Я сказала маме, что буду актрисой, бабушка, только и всего.
— Только и всего, а? Это правда или просто еще одна твоя сомнительная шуточка?
— Чистая правда. Я вступаю в Каллоуденскую труппу.
— Ну и ну. — Фиа оперлась на стол, насмешливо посмотрела в лицо дочери. — До чего дети любят жить своим умом, не спросясь старших, а, Мэгги?
Мэгги промолчала.
— А ты что, меня не одобряешь, бабушка? — повысила голос Джастина, уже готовая ринуться в бой.
— Не одобряю? Я? Живи как хочешь, Джастина, это не мое дело. А кстати, по-моему, из тебя выйдет неплохая актриса.
— Ты так думаешь? — изумилась Мэгги.
— Да, конечно, — подтвердила Фиа. — Джастина ведь не из тех, кто поступает наобум — верно я говорю, внучка?
— Верно, — усмехнулась та, отвела влажную прядь, упавшую на глаза, поглядела на бабушку с нежностью, и матери подумалось, что к ней-то Джастина никакой нежности не питает.
— Ты у нас умница, Джастина. — Фиа покончила с печеньем, за которое принялась было с такой опаской. — Совсем недурно, но я предпочла бы не зеленую глазурь, а белую.
— Деревья белые не бывают, — возразила Джастина.
— Отчего же, если это елка, на ней может лежать снег, — сказала Мэгги.
— Ну, теперь поздно, всех будет рвать зеленым! — засмеялась Джастина.
— Джастина!!!
— Ух! Извини, мам, я не в обиду тебе. Всегда забываю, что тебя от каждого пустяка тошнит.
— Ничего подобного! — вспылила Мэгги.
— А я пришла в надежде на чашечку чая, — вмешалась Фиа, придвинула стул и села. — Поставь чайник, Джастина, будь умницей.
Мэгги тоже села.
— По-твоему, у Джастины правда что-то получится, мама? — с тревогой спросила она.
— А почему бы нет? — отозвалась Фиа, следя за тем, как внучка истово, по всем правилам готовит чай.
— Может быть, у нее это просто случайное увлечение.
— Это у тебя случайное увлечение, Джастина? — осведомилась Фиа.
— Нет, — отрезала Джастина, расставляя на старом зеленом кухонном столе чашки с блюдцами.
— Выложи печенье на тарелку, Джастина, не ставь на стол всю миску, — машинально заметила Мэгги. — И весь кувшин молока тоже не ставь, ради бога, налей, как полагается, в молочник.
— Да, мама, хорошо, мама, — так же машинально откликнулась Джастина. — Не понимаю, зачем на кухне разводить такие церемонии. Мне только придется потом возвращать все остатки по местам и мыть лишние тарелки.
— Делай, как тебе говорят. Так куда приятнее.
— Ладно, разговор у нас не о том, — напомнила Фиа. — Я думаю, тут и обсуждать нечего. По-моему, надо дать Джастине попытаться, и, скорее всего, попытка будет удачная.
— Вот бы мне твою уверенность, — хмуро промолвила Мэгги.
— А ты что, рассуждала насчет лавров и славы, Джастина? — резко спросила бабушка.
— От лавров и славы я тоже не откажусь. — Джастина вызывающе водрузила на кухонный стол старый коричневый чайник и поспешно села. — Уж не взыщи, мама, как хочешь, а подавать на кухне чай в серебряном чайнике я не стану.
— И этот вполне годится, — улыбнулась Мэгги.
— А, славно! Что может быть лучше чашечки чаю, — блаженно вздохнула Фиа. — Зачем ты все выставляешь перед матерью в самом невыгодном свете, Джастина? Ты же прекрасно знаешь, суть не в богатстве и не в славе, а в том, чтобы раскрыть себя.
— Раскрыть себя, бабушка?
— Ну, ясно. Суть в тебе самой. Ты чувствуешь, что создана для сцены, правильно?
— Да.
— Тогда почему бы так маме прямо и не сказать? Чего ради ты ее расстраиваешь какой-то дурацкой болтовней?
Джастина пожала плечами, залпом допила чай и протянула матери пустую чашку.
— Почем я знаю, — буркнула она.
— Сама не знаю почему, — поправила Фиа. — Надо полагать, на сцене говорят ясно и разборчиво. Но в актрисы ты идешь, чтобы раскрыть то, что в тебе есть, так?
— Ну, наверное, — нехотя согласилась Джастина.
— Фу-ты! Все Клири одинаковы — вечная гордыня и ослиное упрямство. Смотри, Джастина, научись обуздывать свой норов, не то он тебя погубит. Экая глупость — боишься, вдруг тебя поднимут на смех? А с чего, собственно, ты взяла, что твоя мать уж такая бессердечная? — Фиа легонько похлопала внучку по руке. — Будь помягче, Джастина. Не надо так от всех отгораживаться.
Но Джастина покачала головой.
— Не могу иначе. Фиа вздохнула.
— Что ж, девочка, в добрый путь, благословляю тебя, только много ли пользы будет от моего благословения…
— Спасибо, бабушка, очень тебе признательна.
— Тогда будь добра, докажи свою признательность делом — поищи дядю Фрэнка и скажи ему, что в кухне готов чай.
Джастина вышла; Мэгги во все глаза глядела на мать.
— Честное слово, мама, ты просто изумительна. Фиа улыбнулась.
— Что ж, согласись, я никогда не пыталась поучать моих детей, как им жить и что делать.
— Да, правда, — с нежностью отозвалась Мэгги, — и мы тоже всегда были тебе за это признательны.
