Карьеристки - Бэгшоу Луиза (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— Но я действительно хотела… Я не могу причинять боль Топаз, а ты отказываешься выбрать кого-то. — И Ровена заплакала.
— Я хочу только тебя, — осторожно сказал Питер, услышав новую нотку в ее голосе и обнял девушку.
И вопреки желанию Ровена почувствовала — она не может сопротивляться. Пусть он успокоит ее, пусть говорит, как любит и что все будет хорошо.
Топаз — моя лучшая подруга, подумала она. И волна стыда окатила ее. Она не имеет права говорить так! Ведь она глумилась над ней, презирала ее, наговаривала на нее. А Топаз… Топаз была ей преданна. Ровена, как и все виноватые, не любила того, перед кем была виновата.
Питер посмотрел на чувственное изящное тело, оцепеневшее в его объятиях. На полные губы, сжатые и готовые к сопротивлению.
Никто из них не заметил, как открылась дверь. Никто из них не видел, что за ними наблюдают.
— Не мучайся из-за Топаз Росси. Ну, ты же сама говорила мне, что ваша дружба — чистое сумасшествие! Деревенщина из Нью-Джерси и вы не подходите друг другу. Она даже не помогла тебе — не поговорила со мной, ты же помнишь? Вчера вечером ты обещала сразу после выборов порвать с ней. — Питер нежно коснулся ее щеки. — Она для тебя ничего не значит. Не пытайся скрываться за словами.
— Скрываться? — спросила Ровена. Его запах, его близость. Ей хотелось прижаться к нему. Нет, нет, пусть он не уходит.
— Ну да, ты ведь скрываешься за словами, будто ты меня не любишь, — сказал Питер.
— Так это неправда!
Пауза, и Питер почувствовал ее возгорающееся желание.
— Докажи мне, — сказал он, и Ровена с легким рыданием подставила ему губы.
Стоя в дверях, Топаз почувствовала, как слезы застилают ей глаза, она почти ничего не видела и поморгала, чувствуя, как капли влаги побежали по щекам. Затем безмолвно отступила в коридор.
Никто из них ее не заметил.
Редакция была битком набита народом. Среда, последний сбор перед выходом очередного номера. Все должно быть готово к середине четверга, потому что в ночь на пятницу печатается тираж. Всем весело — ажиотаж, возбуждение, сомнения, — этот номер за седьмую неделю летнего триместра будет толстым. В нем и спортивные новости — о соревнованиях по гребле, светская хроника — сообщения с бальных вечеров, прошедших в колледжах, объявления, полезные советы перед экзаменами для несчастных с третьего и четвертого курсов и, конечно, материалы о выборах в «Юнион». Никак не влезали в номер статьи о пособиях, о бездомных. Внештатные авторы любили потолкаться в редакции — для газеты стало так интересно писать. С тех пор как Топаз Росси возглавила «Червелл», газету читали все. Ошеломить и удивить друзей! Вот они — будущие короли средств массовой информации. Они к этому готовы.
Все умолкли, когда вошли Топаз и Себастьян. При них можно держаться свободно, можно спорить, с ними весело работать, но все затыкались, когда они начинали говорить. Топаз никогда не принимала материал, который надо переделывать. Она никогда не разрешала переснимать фотографии и подправлять рисунки.
Или получилось, или убирайся.
— О'кей, — сказала Топаз.
Сегодня она оделась потрясающе сексапильно. Короткий черный топ подчеркивал шикарную грудь и оголял плоский живот, черная короткая юбка обтягивала зад. Рыжие волосы собраны на темени и небрежно заколоты — несколько непокорных прядей свисали у висков. И — что бывало совсем редко — Топаз накрасилась. Румяна на скулах, светло-коричневая подводка для глаз и розовая помада. Длинные серьги-цепи отвечали звоном на каждый поворот головы. В глазах сверкала твердая решимость.
Половина ребят в комнате просто не знала куда смотреть.
— У нас в номере большая замена, — сообщила Топаз. На этот раз ее итальяно-американский акцент казался заметнее обычного. — Роджер Уолпол, боюсь, это касается тебя.
Роджер, сидевший в удобном черном кресле, не сводил с нее глаз.
— В чем дело? — спросил он. — Тебе не понравился материал?
Он написал статью о планах «Юнион» поднять цену на алкоголь. Проблема, касающаяся каждого студента, и едва ли не личная трагедия для некоторых. Надо было придумать хлесткий заголовок.
— Нет, статья, как всегда, супер, — улыбнулась Топаз. — И она пойдет на первой полосе. У нас будет новая редакционная. Моя.
Ропот удивления пронесся по комнате.
— А о чем? — прошелестело в комнате.
Топаз выдержала эффектную паузу, ощущая не только ослепляющее бешенство, но и жгучее чувство удовлетворения — она может отомстить.
— О кандидатуре Ровены Гордон в президенты «Юнион».
Комната взорвалась. Посыпались вопросы.
— А что ты собираешься в ней написать?
— Да то, что обнаружила: Ровена намерена одурачить своих сторонников. Она не собирается завоевывать голоса для кого-то из своей команды, только для себя. Та история с платьем во время дебатов — хорошо продуманный трюк. А историю с ножом в дверях девушки она состряпала, чтобы очернить Джилберта.
— Так это все правда? — проговорил Роджер в шоке.
Топаз посмотрела ему прямо в глаза:
— Каждое слово.
— Что за сука! — выдохнула Джейн. — Но номер выходит в пятницу утром. День выборов.
Комната загудела — все поняли, что это значит.
— Так ей конец.
Топаз дождалась тишины, спокойно обвела всех взглядом.
— В этом-то и смысл, — ухмыльнулась она.
Ровена Гордон впервые чувствовала себя хорошо. Свершилось, она отправила Питера Кеннеди ко всем чертям — и совершенно искрение. Он прислал ей цветы на ленч, она их не приняла. Трижды клала трубку, услышав его голос, а когда он вдруг возник у дверей, пригрозила вызвать швейцара, если он не уберется.
Да, это было сумасшествие, призналась она себе, и оно прошло.
Конечно, трудно было удержаться после того утреннего поцелуя. Еще несколько секунд — и она снова оказалась бы в постели с ним. Ровена понятия не имела, что дало ей силы устоять.
Ровена причесывалась перед зеркалом в прохладной спальне. Шелковые пряди падали на спину и выглядели очень чувственно. Она повертелась, любуясь собственным изяществом — бледной кожей бедер, розовыми сосками на маленьких упругих грудях. Она всегда завидовала шикарной фигуре Топаз, но сегодня ей нравилось свое тело. В президентском кресле она будет выглядеть очень элегантно.
В дверь громко постучали.
— Кто там? — спросила Ровена, потянувшись за шелковым халатом. Ее комната не такая роскошная, как у Питера, но Чарльз Гордон с его привычным равнодушием к деньгам все же проследил, чтобы Ровена жила в подобающей обстановке.
— Это Топаз, — услышала она громкий ответ.
Ровена почувствовала, как натянулась паутинка страха — она ведь чуть не крикнула: «Проваливай, Питер!»
— Входи! — крикнула она, завязывая волосы сзади. И почувствовала, что краснеет. Стоит ли признаться Топаз, спросила себя Ровена, но тут же решила — нет. Она успокоит собственную совесть, но испортит настроение подруге.
Ровена глубоко втянула воздух и открыла дверь.
Топаз совершенно спокойно вошла в знакомую комнату. Все утро она мысленно репетировала сцену появления у Ровены Гордон и потому не торопилась, она должна сказать все, что надо, ничего не упустить по горячности.
Ровена, эта холодная лживая английская сучка, смотрела на нее с безукоризненным самообладанием. Топаз оглядела халат, отметив, как дорог расписанный зеленым шелк, и вообще в этой комнате очень дорогие вещи: пуховое одеяло, бутылка хорошего портвейна, кожаное пальто на двери.
Куда уж там деревенщине из Нью-Джерси!
Топаз медленно проплыла мимо Ровены, облив ее глубочайшим презрением.
Ровена почувствовала, как сердце подпрыгнуло к горлу. Такую Топаз она видела раза два. Однажды один из сотрудников «Червелл» назвал Топаз итальяшкой и попытался угробить ее давний материал. Кстати, тогда ей очень понравилась реакция Топаз — ярость и презрение.
— Тебе надо кое-что знать об итало-американцах, — прошипела ему Топаз. — За оскорбление мы всегда мстим.
