Измена. Другие правила (СИ) - Олейник Ольга (читаем книги онлайн без регистрации .TXT, .FB2) 📗
— Делайте что хотите, Арина! И хочешь верь, хочешь не верь, но мне жаль, что это случилось с твоим отцом.
Я снова попыталась ее обойти, но она снова не дала мне этого сделать.
— Жаль? — переспросила она. — Не говори ерунды! Вы все набросились на нас как гиены! Все, кто прежде лебезил и набивался в друзья! Теперь-то, конечно, все вы благородные, в белых пальто! Обольем всеобщим презрением взяточника и коррупционера. А раньше не стеснялись просить о помощи и поддержке.
— Я что-то не помню, чтобы я просила о чём-то тебя или Николая Тарасовича, — я сказала это ледяным тоном — и потому, что замерзла, и потому, что хотела показать ей, что не склонна продолжать наш разговор.
Когда я вышла из кабинета директора, я получила от Чернорудова смс о том, что он уже почти освободился, и написала ему адрес института. Я собиралась подождать его в кафе, что находилось через дорогу, и совсем не хотела, чтобы он стал свидетелем наших с Ариной разборок.
— Да какая разница? — окрысилась она. — и если ты думаешь, что я тут к твоей жалости взываю, то ошибаешься. Как только Паша получит патент, мы продадим права китайцам — они уже приехали в Москву и согласились на наши условия. И плевать я хотела на этот паршивый НИИ и всех его обитателей. Мы купим квартиру в Сочи и откроем там собственный бизнес.
Но тут из машины Ланской раздался плач, и Арина мигом потеряла свой воинственный вид — она распахнула дверцу, достала ребенка из автолюльки. Наверно, стоило воспользоваться этим и уйти, но я почему-то осталась — должно быть, это было то самое досужее любопытство, которое мне так не нравилось в других. Мне отчего-то захотелось посмотреть на другую Пашину дочку.
Девочка продолжала плакать, и Арина потянулась к стоявшей на заднем сидении сумке. Достала погремушку, но та выскользнула из ее рук и упала на снег.
— Не наклоняйся — я подниму.
Я подобрала игрушку, обтерла ее влажной салфеткой, побрякала перед заходящейся в рыданиях крохой. Та прекратила плач лишь на миг и посмотрела на меня большими карими глазами.
Карими!
У Арины были зеленые глаза, у Павла — голубые. И хотя я знала, что цвет глаз у ребенка может меняться аж на протяжении нескольких первых лет жизни, как правило, он меняется в сторону более темных оттенков. Правда, я была не сильна в генетике. Просто отметила этот факт и не более того.
— Ну, чего встала? — вдруг закричала Ланская. — Пропусти!
Она выхватила погремушку из моих рук и быстро пошла ко крыльцу. Но скрыться в здании она не успела — потому что ей навстречу вышел Шестаков. Он посмотрел на Арину, потом увидел меня.
— Катя⁈
— Ты что, не слышишь — Стеша плачет! — рявкнула Ланская. Она отдала ребенка Павлу и пошла открывать дверь. — На улице дикий холод, заходите внутрь.
Но малышка уже не плакала — она сразу успокоилась, оказавшись в сильных и теплых мужских руках.
От ворот просигналил джип Чернорудова, и я, почувствовав облегчение, развернулась и пошла прочь, спиной чувствуя устремленные на меня взгляды.
Уже когда я села в машину, и мы покатили по проспекту, телефон завибрировал, и на экране появился знакомый номер. Я вздрогнула, и Арсений забеспокоился:
— Всё хорошо? Вы не замерзли?
Я покачала головой — нет, не замерзла — и нажала на «отбой». Прошлое должно оставаться в прошлом.
Глава 17
На выезде из города Арсений остановился у большого автомагазина.
— Я пропаду на полчасика, хорошо?
Мы уже заезжали в кафе пообедать, так что я была сыта и могла подождать и дольше, чем полчаса. Сам Чернорудов потратил на меня гораздо больше времени.
Телефон снова завибрировал, и на экране отразился тот же номер. На сей раз трубку я решила взять — иначе он так и будет звонить. Хотя, казалось бы, взрослый разумный человек — должен бы понять, что я не хочу с ним разговаривать.
— Слушаю! — бросила резко, чтобы сразу расставить акценты.
Но ответил мне вовсе не Шестаков, а кто-то другой, незнакомый.
— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, вы знаете Павла Дмитриевича Шестакова?
— Да, знаю, — по спине потекла струйка холодного пота. — Что-то случилось?
— Машина, в которой он ехал, попала в аварию. Он был на пассажирском сидении и пострадал сильнее всех. Вы его родственница? Он в тяжелом состоянии, и я подумал, что нужно известить родных. Ваш номер был последним, по которому он звонил. Мы везем его в больницу — я продиктую адрес, приезжайте.
Мне стало трудно дышать, и руки почти не слушались, когда я попыталась позвонить Арсению. Впрочем, он пришел сам уже через пять минут и сразу увидел, в каком я состоянии.
— Екатерина Сергеевна, что случилось?
Я, как сумела, рассказала, а он не стал задавать дополнительных вопросов — просто забил адрес больницы в навигатор.
Он остановил машину на парковке и сказал:
— Давайте я схожу с вами, Екатерина Сергеевна!
— Спасибо, Арсений Петрович, но не нужно. Вы и так целый день сегодня со мной мотаетесь. Поезжайте домой — вас дочь ждет. А я, наверно, тут с ночевкой останусь.
Я неплохо знала этот район — здесь неподалеку была гостиница, в которой можно было остановиться.
Я плохо помнила, как добежала до крыльца, как отыскала справочное, как назвала его имя и фамилию. Но помнила, как на вопрос, кто я ему, твердо ответила: «Жена!» Потому что знала, что в противном случае меня к нему просто не пустят.
— Ваш муж в реанимации. Пройти туда нельзя. Но вы можете поговорить с врачом. Выпишите пропуск и поднимайтесь на пятый этаж — лифт по коридору направо. Не забудьте надеть халат и бахилы. Врача зовут Сергей Андреевич Назаров.
Всё было как в тумане. Я с трудом понимала, что она говорит. Но пропуск получила и на пятый этаж поднялась. И даже врача отыскала, не перепутав фамилию.
— Я буду говорить как есть, хорошо? Состояние вашего мужа крайне тяжелое. Готовим его к операции. Операция сложная, займет, несколько часов, поэтому вам оставаться в больнице нет никакого смысла. Оставьте свой номер телефона, и я позвоню вам, когда она закончится. Но ночью, сами понимаете, в больницу вас никто не пустит. Так что не мучайте себя — поезжайте домой, отдохните. А завтра утром, как приедете, найдите меня — возможно, я уже смогу сказать вам что-то определенное.
Я пошатнулась, и доктор подхватил меня и помог сесть на стоявший у стены стул.
— Ну-ну, не волнуйтесь вы так! У нас хорошие врачи, а ваш муж еще очень молод и должен быть полон сил. И ему потребуется ваша поддержка, так что сейчас не время раскисать.
— Доктор, а вы не знаете, что случилось? Его одного привезли?
Он развел руками:
— Извините, не знаю.
Когда я вышла на улицу, машина Чернорудова всё еще стояла на парковке.
— Арсений Петрович, зачем вы остались? Вас же Рита дома ждет.
Он откликнулся:
— Ничего, она уже большая девочка. Да и своей сестре я позвонил — она живет в соседнем доме, присмотрит. Давайте я вас хоть до гостиницы довезу.
У меня не было сил возражать.
Он довез меня до гостиницы и спросил, не нужно ли мне еще чего. Я покачала головой — нет, спасибо. Я была благодарна ему за поддержку, но думать сейчас могла только об одном.
И когда я добралась до своего номера, то просто забралась в кресло и просидела в нём до тех пор, пока не стало совсем темно. Я не ужинала, но есть совсем не хотелось. Мысленно я была не здесь, а там, в больнице, рядом с Павлом.
А что, если операция пройдет неудачно? Что, если он так и не придет в себя? Так никогда и не узнает, что у нас есть Настя?
И то, что еще недавно казалось мне правильным и разумным, теперь представлялось почти преступлением. Как я могла не рассказать ему о дочери? Да, он мне изменил, он нас предал, но не слишком ли суровое наказания я для него назначила? И для него, и для себя. Ведь рассказать о дочери не значило простить.
И то, что я не ответила на его звонок несколько часов назад, теперь сводило меня с ума. А если он никогда больше уже не позвонит? И я уже не услышу его голос — такой знакомый, такой родной. И так и не узнаю, что он хотел мне сказать.
