Воспарить к небесам (ЛП) - Эшли Кристен (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗

Он не переставал изучать меня несколько мгновений, прежде чем посмотрел на кухню, бормоча:

— Будешь в порядке, когда с распродажей будет покончено, и ты сможешь устроиться и расслабиться.

Он ошибался.

Я уже довольно долго расслаблялась.

Теперь мне нужно было пнуть себя под зад по целому ряду причин.

— Да, буду, — соврала я и продолжила лгать. — Когда завтрашний день закончится, все будет хорошо.

— С этим я помогу, — сказал он. — В воскресенье я принесу еду и выпивку, и ты придешь. Я разожгу гриль, поджарим сосиски, курицу. Ты расслабишься за бутылочкой пива и поболтаешь со мной и детьми, будешь свободна делать все, что захочешь. — Он наградил меня еще одной улыбкой с пляшущими искорками в голубых глазах, а я не хотела, и в то же время страстно желала, чтобы он продолжал одаривать меня ими. — Если захочешь, чтобы в конце вечера я посадил тебя в свой грузовик и отвез через улицу, с меня не убудет.

Так же, как мне стало хорошо от его слов о моем доме, пахнущем божественно, от этого приглашения мне стало плохо.

Плохо, что мне не позволено было чувствовать.

Плохо, что я чувствовала, потому что ни один мужчина, заинтересованный в женщине определенным образом, не привел бы своих детей к ней домой в мгновение ока, а затем пригласил ее на воскресный пикник, чтобы «расслабиться» и «освободиться».

Мужчина, заинтересованный в женщине, тщательно и дотошно планировал бы такие встречи с детьми, и они произошли бы только после того, как он бы понял, что хочет, чтобы женщина, которую он приглашает, была приглашена снова.

И снова.

Пока она не останется, возможно, навсегда.

Или, по крайней мере, так я поступлю со своими детьми.

И именно это сделал Конрад. К несчастью, когда он начал эти попытки, он все еще был женат на мне.

— Господи, Амелия, ты засыпаешь на ногах? — спросил Микки, и я снова напряглась и сосредоточилась на нем.

— Извини, — сказала я. — Мне очень жаль. У меня на уме миллион вещей.

Прежде чем Микки успел ответить, из кухни раздался крик:

— Я не знаю, что выбрать!

Мы оба повернулись в ту сторону и увидели Киллиана, стоящего среди кексов и пакетов с печеньем, выглядевшего так, словно его только что впустили на шоколадную фабрику Вилли Вонки, но не дали делать из себя обжору.

— Бери все, что хочешь, Киллиан, — крикнула я.

От этого предложения глаза Киллиана так расширились, что я чуть не расхохоталась.

— Миз… э-э… эй! — окликнула меня Эшлинг. — Хотите, чтобы я закончила обмазывать их глазурью? — она указала на кексы.

— Она хороша в этой фигне, — пробормотал Микки, его голос звучал еще дальше, и я повернулась, затем вздернула подбородок, увидев его, сидящего на корточках возле своей коробки. Он откинул голову назад, чтобы поймать мой взгляд. — Пусть она это сделает.

— Я… — я посмотрела на Эшлинг и предложила: — Как насчет того, чтобы сделать это вместе?

Она просияла.

Мне ничего не оставалось, кроме как направиться в ту сторону.

Киллиан засовывал кекс себе в рот, ловко разворачивая обертку губами.

Я никогда не видела, чтобы кто-то так делал, поэтому заметила с улыбкой, направляясь на кухню:

— У тебя особый талант, малыш.

— Афсоютно, — сказал он с набитым ртом и продолжал: — Прагтика.

Моя улыбка стала шире.

— Зад сюда, парень, помоги своему отцу выгрузить это барахло и пометить его, — приказал Микки.

Киллиан пронесся мимо меня к отцу.

В этот момент печь издала сигнал.

— Займись этим, дорогая, — сказала я Эшлинг, направляясь на кухню. — Я выну последнюю партию.

Эшлинг кивнула и взяла из миски ложку.

Когда я вытащила поднос из духовки, Микки спросил:

— Детка? Этикетки?

То необычное, что исходило от Микки неприятным ощущением скользнуло вниз по моей спине.

Конрад называл меня «детка». Конрад называл меня всеми ласковыми словами, какие только мог придумать.

Позже я узнала, что ни одно из них не было особенным, так как слышала, как он называл Мартину примерно так же.

И я знала, что то, как небрежно Микки сказал это слово, было то же самое, но хуже.

Любая женщина была для него «детка». Или «дорогая».

Дело было не только во мне.

Это не было чем-то особенным.

Я никогда не была особенной.

Я просто была.

Вместе со всем остальным я отбросила это в сторону, поставила противень на стол охлаждаться и посмотрела в его сторону, отвечая:

— Здесь.

— Сходи за ними, сынок, — сказал он Киллиану.

Киллиан метнулась в мою сторону.

Я достала из ящика этикетки и фломастеры и отдала их мальчику Микки.

Он помчался обратно к отцу. Таким образом, началась большая активность, которая включала Микки и Киллиана, вытаскивающих вещи из своей коробки, помечающих их и зовущих меня, чтобы спросить, куда их положить, а также Эшлинг и меня, покрывающих и украшающих кексы, пока мы убирали кухню.

Как бы я ни устала, как бы ни боролась со своим влечением к Микки, я не могла не признать, что мне было приятно иметь компанию. Чувствовать активность вокруг себя. Слышать рокот голосов. Обмениваться словами или передвигаясь, получать или награждать улыбкой.

У меня давно такого не было. Не постоянно в течение трех лет и даже не часто в течение последних десяти месяцев.

Мне понравилось.

И у Микки были хорошие дети, хотя в этом не было ничего удивительного.

Мы закончили в мгновение ока, а когда закончили, я обнаружила, что хотела бы, чтобы это было не так.

Потому что в ту секунду, когда мы закончили, Микки сказал:

— Пора выбираться от миз Хэтуэй.

На что Киллиан тут же ответил:

— Можно мне пакетик печенья с «Reese’s», прежде чем мы уйдем?

Микки улыбнулся сыну.

— Ты стоишь мне целое состояние в плане еды, малыш.

Киллиан улыбнулся в ответ, не раскаиваясь, возможно, потому, что знал, что это так, но он также знал, что его отцу все равно.

— Просто к слову, — вмешалась я и увидела две пары голубых глаз, — для соседей лакомства бесплатны.

— Это не я собираю деньги на Лигу, а ты, — сказал мне Микки, направляясь в мою сторону, его сын рядом делал то же самое.

Он дошел до противоположной стороны стола, и, вытаскивая бумажник, посмотрел на этикетки с ценами на угощения, которые я уже наклеила.

— Правда, Микки, — сказал я. — Эшлинг помогла мне с глазурью и привести все в порядок. Лакомства — это расплата.

Он посмотрел на меня.

— Правда, Амелия, Килл в этой Лиге, так что мы вносим свой вклад.

Когда он смотрел на меня теплым и дружелюбным взглядом, мне ничего не оставалось, как согласиться, и я кивнула.

Он бросил мне на стойку пятидолларовую купюру и объявил:

— Джуниор говорит, что все начинается в семь. Мы будем без четверти.

Мои внутренности сжались в страхе от этого предложения, но прежде, чем я смогла собраться с мыслями и вежливо отказаться, Киллиан в ужасе воскликнул:

— Утром? — его лицо также отражало этот ужас, когда он закончил, страх сочился из каждого слога. — В субботу?

Микки посмотрел на сына сверху вниз.

— Ты хочешь новый шлем, обувь и перчатки для следующего сезона?

— Да, — пробормотал Киллиан, будто ему не хотелось этого делать.

— Тогда мы встанем пораньше и придем сюда, чтобы помочь завтра миз Хэтуэй продать все это, — распорядился Микки.

— Это действительно не… — начала я, но остановилась, когда взгляд Микки скользнул в мою сторону.

Замечание принято. Абсолютно.

Я видела глаза Микки Донована дружелюбными, улыбающимися, смеющимися, задумчивыми, оценивающими.

Но этот его взгляд сразу же давал понять, что когда Микки говорил, его дети слушались, и никто не смел возражать.

Проблема была в том, что я не хотела, чтобы Микки приходил ко мне домой. На самом деле семьи Джози и Джейка, Джуниора и Алиссы должны были быть здесь в шесть тридцать, так что Микки с детьми мне бы не понадобился.

Я посмотрела в его голубые глаза и решила промолчать.