«Пылающая Эмбер» (ЛП) - Брайа Дерби (читаем книги TXT) 📗

Когда она опускает подбородок и начинает разглядывать свои руки, я продолжаю:

— У Бетани хватает забот с баром и двумя детьми, а Лил не знает, как ухаживать за больным человеком. Через неделю она отравит тебя своей готовкой.

Мне надоело видеть её в состоянии безразличия ко всем и вся. Она почти ничего не ест. Просыпается от ночных кошмаров практически каждую ночь, и тощая, как жердь, даже тоньше, чем в первый день её появления в клубе. На её лице проявляются признаки жизни только тогда, когда её навещает Уилл, и даже тогда её едва заметная улыбка в лучшем случае натянутая.

— Может, «Гринбеки» и отменили награду за твою голову, но это не значит, что твой отец останется в стороне. Неизвестно, что он теперь предпримет.

Я буду конченным подонком, если скажу это, но это правда, которую ей нужно услышать.

— Ты хочешь подвергнуть Бетани и детей опасности?

Я жду. Проходит пять минут, и, наконец, она качает головой.

— Тогда ты поедешь домой со мной, где я смогу тебя защитить и позаботиться о тебе. Я могу работать из дома и уже нанял медсестру. Я приготовил для тебя и Уилл комнату со всем необходимым, — это коварная уловка, но от Эмбер не следует никакой реакции. — Санни я тоже буду рад, если она захочет остаться там после того, как её выпишут.

Доктор Алистер проинформировал Эмбер о состоянии её сёстры спустя несколько дней после того, как она пришла в себя, и каждые несколько дней с тех пор сообщал о любых изменениях. Санни получила необратимое повреждение головного мозга височной доли. Врачи все ещё пытаются составить полную картину того, чем это обернётся для неё в будущем. У неё до сих пор возникают трудности с речью и попыткой вспомнить кое-что из прошлого. Кроме того, в течение последующих нескольких месяцев ей предстоит пройти курс физиотерапии и прибегнуть к пластической хирургии.

Эмбер тяжело восприняла эти новости. Она тихо проплакала несколько часов, пока не отключилась от изнеможения, а на следующий день была полностью изолирована от всего мира.

Она, наверняка, проигнорировала каждое сказанное мною слово о Смоуке, который круглосуточно сидел у постели Санни и не жалел средств, чтобы обеспечить ей лучший уход.

Я не рассказал ей обо всем остальном.

О том, что Смоук попросил клуб разрешить ему остаться в Альбукерке. О том, что несколько дней назад Пэппи сел за стол переговоров со мной, Эджем, Гризом, Дозером и Смоуком. Мы сказали ему, что клуб проголосовал против переезда «Гринбеков» в Нью-Мексико. Голосование не было связано с нападением на Кэпа, потому что теперь, когда он очнулся, мы точно знаем, кто в него стрелял. А поскольку «Гринбеки» не имеют к этому никакого отношения, мы сняли с них все подозрения. Печально, но факт... ответственным за случившееся был один из наших.

Голосование в клубе против переезда «Гринбеков» было единогласным, потому что ни один брат не хотел заниматься бизнесом и доверять человеку, который предал своего вице-президента и заказал родную дочь. Содеянным Пэппи сам доказал «Предвестникам Хаоса» то, о чем я твердил постоянно. Наши клубы живут по разным кодексам. У нас разные приоритеты. И то, что мы ценим превыше всего остального, они ни во что не ставят.

Я также сказал Пэппи, что Эмбер — моя старуха, и дал понять, что она, её сестра и племянница находятся под нашей защитой. Если с ними что-нибудь случится, клуб привлечет его к ответственности. У этого козла были яйца, раз он спросил, может ли поговорить с ней, сказал, что речь пойдет о её матери. Я чуть не перепрыгнул через стол, чтобы задушить его собственными руками. Я бы его прикончил, если бы Эдж и Дозер не удержали меня. Вместо этого я прорычал, что, если он и его психованный сынок когда-нибудь приблизятся к ней, я урою обоих.

Эдж закончил разговор новостью о том, что, пока мы не проголосуем иначе, «Гринбекам» придётся найти кого-то другого, чтобы толкать свою дурь и отмывать деньги.

Я не сомневался, что Пэппи кипел от негодования, чуть не лопнув от злости, но нам было насрать. Кэп больше не принимал решения, мы делали это вместо него. И если Пэппи не хочет развязывать войну, ему придётся смириться с нашим решением.

Затем я с «Предвестниками Хаоса» перешёл в другую часть пустого бара, где находился Дидс и остальные «Гринбеки», которые пришли с Пэппи. Мы дали Смоуку то, что он хотел. Возможность сойтись в поединке со своим старым другом. Без сомнений, это было бы кровопролитное зрелище. Но мы сделали ставки на то, кто из них проиграет, а кто победит. Разумеется, Смоук одержал победу, благодаря преимуществу в двадцать фунтов над Пэппи и яростью, заключенной в его кулаках. Впрочем, больше всего нас удивило то, что «Гринбеки» и Дидс даже не вышли вперёд, чтобы прийти на помощь Пэппи, и, что Смоук оставил Пэппи в живых, бросив эмблему своего клуба на его бессознательное тело, прежде чем уйти.

А вот о чем Эмбер знать не обязательно, так это о том, что, как я подозреваю, Пэппи убил её мать, и именно по этой причине она так и не вернулась домой.

— Это безопасно? — произносит Эмбер срывающимся голосом, и я перестаю дышать, задаваясь вопросом, не послышались ли мне её слова. Это первый, мать его, раз, когда она заговорила со мной после того, как я убил Уорнера, и в моей груди расцветает надежда.

— Я обеспечу безопасность, Куколка. Я не допущу, чтобы с тобой, Санни или Уилл что-либо случилось. Клуб тоже не допустит. Таз, устроивший эту заварушку, получил от клуба по полной программе, позволив Дозеру и нескольким братьям набить ему морду.

— Я не виню Таза.

Она говорит так тихо, что я её почти не слышу.

Я позволяю своим глазам пробежаться по её веснушчатому лицу, рыжим ресничкам, носику, розовым губам и знакомой цепочке, которую она все ещё носит на своей шее, после чего произношу:

— Я знаю, Куколка. Я знаю, кого ты винишь.

Она поднимает голову, и на секунду моё сердце замирает. Её взгляд останавливается на моей груди и снова падает на одеяло.

— Тебя я тоже не виню.

— Мы оба знаем, что это чушь собачья.

— Нет, правда, — повышает она голос.

— Правда! — закипаю я. Она качает головой. Я сажусь на край кровати у её ног и, расставив руки по обеим сторонам её коленей, стараюсь заставить её заглянуть мне в глаза. — Тогда почему ты не смотришь на меня? Это из-за того, что я сделал? Потому что теперь ты видишь меня в другом свете?

Она застывает и закрывает глаза.

— Нет, я благодарна за то, что ты сделал, — её ответ кажется искренним. — Это, наверное, единственное, что помогает мне спать по ночам. Понимание того, что мне больше не нужно беспокоиться из-за него.

Я наклоняю голову и изучаю её.

— Тогда почему ты не смотришь на меня? Почему отстраняешься каждый раз, когда я к тебе прикасаюсь?

Она пожимает плечами. Поднимает руку и смахивает слезу, но другая уже скользит по её щеке и скатывается к подбородку. Я встаю и пересаживаюсь поближе, обхватывая ладонями её лицо. Я пытаюсь его приподнять. Когда мне это удаётся, её взгляд падает на мою челюсть.

— Почему, Куколка? Это убивает меня. Просто скажи мне, — хрипло шепчу я, стирая большими пальцами не переставая текущие слёзы.

— Потому что ты не... — бормочет она, качая головой, — ты не будешь как раньше...

Она пытается отвернуться, но я ей не позволяю.

— Что не буду?

— Испытывать те же чувства, глядя на меня, — торопливо произносит она. — Я должна была бороться сильнее. Сделать что-то, чтобы остановить его.

— Куколка, я не понимаю. Ты сделала все, что могла, и я буду смотреть на тебя так же, как и раньше. Как на чертовски красивую, удивительную и самую потрясающую женщину во всем мире, потому что именно такой я тебя вижу. Такой буду видеть тебя всегда. Я буду смотреть на тебя как на самую сильную личность, потому что ты выжила несмотря ни на что. Я буду смотреть на тебя, как на человека, которого люблю, потому что это правда. Боже, Эмбер. Я безумно тебя люблю, до боли.

Взгляд её сине-зеленых глаз, наконец, обращается к моему лицу. Будто океанский бриз заполняет мои лёгкие. Восторг, который я ощущаю не передать словами.