Серебряная богиня - Крэнц Джудит (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Дэзи спала глубоким сном измученного переживаниями человека. Проснулась она на следующее утро, исполненная несказанной радости, которую в состоянии навеять один только сон. Что это был за сон, она не помнила — он полностью улетучился, оставив в памяти осколок какой-то картины, вернее, впечатление от картины: залитое солнцем поле в цветах, огромное поле, по которому она бежала. Бежала не одна, а об руку с Даниэль, двигавшейся с той же легкостью, что и сама Дэзи. Вот и все — больше ничего не сохранилось.
Некоторое время Дэзи продолжала лежать в постели, как бы физически ощущая легкое покрывало окутавшего ее счастья: она боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть это волшебное чувство. Было ли то, что она увидела во сне, в реальной жизни? Бежали ли они вдвоем, взявшись за руки, по зеленому лугу? Если да, то сколько им могло быть тогда лет? Как ни старалась, Дэзи не могла припомнить ничего похожего на этот эпизод. И все же где-то глубоко в душе жила память о случившемся. Или, может быть, все произошло только во сне, но обладало такой силой реальности, что показалось всамделишным? До такой степени, что отныне это воспоминание вошло в ее плоть и кровь, став частью ее существа. Вся сцена стояла перед глазами Дэзи, пронизанная солнечным светом и свистом ветра в ушах. Как бы там ни было, но во сне они бежали вдвоем и были по-настоящему счастливы. Счастливы, как никогда. Они были вместе — и на равных.
Очарование сна не проходило, и перед глазами Дэзи снова и снова возникало чарующее видение, даже после того, как зазвонил телефон и она поняла, что нужно как можно скорее уходить. Дэзи поспешно оделась — джинсы, легкие туфли и тоненькая темно-синяя водолазка. Гладко зачесав волосы, она нетерпеливым движением скрепила их и обмотала красно-синим шарфом, чтобы наружу не вырвалась ни одна прядь. Ее туалет довершила пара самых больших, какие только у нее были, темных очков; взглянув в зеркало, Дэзи осталась довольна, так как поняла, что узнать ее в таком виде на улице будет невозможно. Было больше девяти, и телефон все продолжал трезвонить, но она так и не сняла трубку. После девятого звонка он замолчал, но потом зазвонил опять. Дэзи не реагировала.
Она заторопилась прочь — подальше от ненавистного телефона. Несмотря на уличную толчею, она поймала такси. Ее путь пролегал от Сохо до Парк-авеню, затем сворачивал на запад, пересекая парк по 72-й улице. Когда шофер подъехал к Шип-Медоу, она расплатилась и вышла из машины. В парке было полно людей с детьми, юных парочек, спортсменов. Дэзи расположилась на траве и смотрела на окружавшие парк небоскребы.
Через несколько минут на Дэзи вдруг нахлынуло чувство, которое она затруднилась бы точно определить. Совершенно новое, не испытанное ею прежде и вместе с тем — она инстинктивно понимала это — чрезвычайно значительное. Пытаясь определить, что это, Дэзи оглянулась вокруг, и тут ее осенило: да ведь она чувствует то же самое, что и собака, которую наконец-то спустили с поводка. Она чувствует себя свободной!
У нее было такое ощущение, будто страшный груз обломков прошлого смыло очистительной грозой. Обломков, покрытых таким толстым слоем ила, что они напоминали предметы, извлекаемые водолазами с давно затонувшего судна. Обломков, лежавших на сердце подобно тяжелым глыбам. К ним, к их давящей тяжести было все это время приковано ее сознание. И пока она не избавилась от ужасной ноши, не могло быть и речи о том, чтобы нырять в волны будущего. И вот одним ударом, жестоким, но целительным, Рэм, сам того не желая, освободил ее от пут прошлого, полного запретов, страхов и тайн. Теперь наконец она вышла из длинного темного лабиринта на свет божий. Вышла, ведомая безмерно жестоким поступком человека, которым тот хотел не столько поразить, сколько убить ее. И снова перед ее газами возник Рэм — такой, каким она видела его в тот раз в «Ла Марэ», развалившийся в шезлонге и манящий ее к себе опять и опять… Но сейчас она могла заставить себя простить его и, простив, сделать первый шаг к тому, чтобы навсегда забыть и вычеркнуть его из своей жизни.
В Лондоне она в свое время спрашивала у Шеннона, как ей избавиться от мучившего ее чувства вины перед Даниэль — чувства, которое не было подвластно никакой логике. Он сказал ей тогда, что, наверное, надо заменить жившую в душе неправду — правдой. Но что, если был еще и третий путь? Просто дать тому чувству уйти! Ей ли судить, кто в чем виноват? Ей ли отвечать за то, что ее мать и отец сделали друг другу… ей самой и Дэни?
Рэм утверждал, что Дэни могла бы с детства быть нормальным ребенком, но жившие в ней воспоминания говорили об обратном. Разве не видела она уже тогда всей разницы между собой и сестрой? Причем с самых первых дней, сохранившихся в ее памяти. Этот ее сон, когда они вдвоем с Даниэль мчатся по цветущему лугу… он был всего лишь сном, не более того. Сестра никогда не была в состоянии так бегать! Но ложь, сказанная Рэмом, была теперь опубликована, и ничто не заставит людей изменить свое мнение — никакие последующие опровержения или разъяснения.
«Но какое, в сущности, все это имеет значение?» — спросила себя Дэзи и поняла, что никакого. Все, кто так или иначе был замешан в этой истории, уже мертвы. Никому, кроме нее самой, нет ни малейшего дела до случившегося. И к тому же все это было так давно, так безнадежно давно. И как же она была погружена во все это! Только сейчас, после выплеснутых Рэмом обвинений, она осознала это до конца.
Неожиданно Дэзи очутилась под перекрестным огнем четырех прыгавших и отчаянно визжавших фрисбистов. Пока они швыряли пластмассовую тарелку над ее головой, она сидела, пригнувшись. Через несколько минут, однако, игроки переместились в сторону, и шумные выкрики постепенно стихли, дав ей возможность вернуться к осмыслению чувства, так часто мучившего ее в прошлом. Чувства, говорившего ей, что она никакая не княжна Дэзи, а самая настоящая самозванка, не имеющая никакого права на княжеский титул.
В какой-то миг это сделалось для нее совершенно ясным: никакая она не княжна Дэзи, потому что Дэни никогда не была княжной Даниэль. Она даже вскрикнула. Все эти годы, когда Даниэль оставалась укрытой от всего света, мысли о сестре преследовали Дэзи неотступно, настолько близка она была с Даниэль. Сознание, что Дэни никогда не сможет по-настоящему стать взрослой, лишало Дэзи возможности жить собственной полноценной жизнью. Она не могла, не имела права быть счастливой, в то время как сестра и не подозревала в своем заточении, что такое подлинная радость. Но сейчас все разом переменилось!
Сейчас они с Даниэль наконец-то воссоединились. На фото в «Пипл» они стояли обнявшись, и рука Дэзи лежала на плече сестры-близнеца, которую отняли так давно, что это почти не сохранилось в памяти. Теперь с их разлукой покончено! Покончено навсегда. Их родство подтверждено перед лицом всего мира, и возврата к прошлому нет и быть не может. Теперь Дэзи могла признать: по-своему Дэни была даже счастлива, и ей, ее сестре, нечего отказывать себе в праве на собственное счастье, ибо от этого Дэни не станет более счастливой. Пытаться же исправить прошлое она не в силах. Это и вообще невозможно.
В том ее сне, в том сне… они обе были действительно счастливы!
О чем она больше всего думала в жизни? Задав себе этот вопрос, Дэзи поняла: больше всего в жизни ей хотелось обрести свободу — свободу стать самой собой! Ну что ж, решила она, теперь, видит бог, она помимо своей воли стала самой собой, и все могут это видеть на цветной и черно-белой фотографиях или прочесть об этом в статье «Пипл». И какие бы неточности ни допустил Рэм в своей информации, двойная жизнь, которую все эти годы вела Дэзи, чтобы каким угодно способом выбить из состоятельных людей деньги, необходимые на содержание сестры в школе Королевы Анны, стала всеобщим достоянием. И что тут страшного? Разве она, спросила себя Дэзи, когда-нибудь, хотя и делала это ради денег, нарисовала хотя бы один портрет, за который ей было бы стыдно? И какая, в сущности, разница, что контракт с «Элстри» она на самом деле подписала, чтобы купить себе свободу от домогательств Рэма? В конце концов, она имеет право распоряжаться своей жизнью так, как считает нужным. Так, как поступила бы на ее месте любая другая женщина.
