Презумпция виновности (СИ) - Шульгина Анна (читать книги без TXT) 📗
— Зачем?
— Вот этого он не рассказал, — не вставая, Дан стянул пиджак и отправил к пледу. Так и лежать удобнее, и Соне проще расстегнуть его рубашку. Правда, делала она это осознанно или просто потому, что руки тянулись по привычке, непонятно, но это и не главное.
— Знаешь, я даже не ожидала, что так запаникую, когда его увижу, — добравшись до обнаженной кожи, Соня прижалась щекой к его груди, чуть щекоча губами, когда заговорила. — Как будто мне снова семнадцать…
— Это нормально, просто ты же никому не рассказывала? — она отрицательно качнула головой. — Вот видишь… Нельзя такую дрянь хранить в себе.
Софья поджала губы и недовольно засопела, но уже через несколько секунд, страдальчески вздохнув, заговорила. Правда, так тихо, что приходилось напрягать слух.
— Он надо мной не издевался, но не упускал случая показать, что бывает с теми, кто его обманывает. Например, со мной работал парень Никита, ему было лет двадцать пять. Так вот, он начал мухлевать и договорился с одним знакомым, что они будут играть в паре. Ник якобы случайно проигрывал этому знакомому, деньги потом делили пополам. Марат об этом узнал. Что стало со вторым, я не знаю, больше о нем не слышала, а Никите сломали обе ноги. Но руки и голову не тронули — ими он зарабатывал, а ноги, вроде как, и не нужны… — зябко передернувшись, Соня придвинулась ещё ближе, почти заползая ему под рубашку. Дан, стараясь не спугнуть, медленно и осторожно потянулся за пледом, чувствуя, что Золотце заколотило от нервной дрожи.
— Ты видела, как его били? — от укутавшей обнаженные плечи ткани уютнее ей не стало. Но тут нервное, так что и теплое одеяло вряд ли поможет.
— Пришлось. Марат собрал всех, кто на него работал и заставил нас смотреть, — девушка постаралась незаметно сглотнуть. Вообще-то ей тогда тоже досталось — Соня получила урок, которого хватило, чтобы стараться демонстрировать полную покорность. Первые пару лет ей иногда это снилось — и яркий свет люминесцентных ламп, и крик парня, которому медленно и методично ломали кости. Страшнее всего было от того, что происходит все в центре города белым днем. Раньше она всегда думала, что такой кошмар возможен только в какой-то темной подворотне, ан нет… Но основной ассоциацией был привкус крови из разбитой губы, появившийся после того, как Марат ударил её по лицу. Ему не понравилось, что девочка тайком жмурилась, не желая смотреть на то, как издеваются над человеком. Правда, больше он на неё руку никогда не поднимал. — Это было страшно…
Дан знал. Не то, чтобы сам практиковал такие развлечения, но в его окружении в подобном запугивании не видели ничего необычного или из ряда вон выходящего. Хотя для ребенка, каким была Соня, это, конечно, шок.
— Ты тогда и решила убежать? — как её успокоить, все не придумывалось. Не укачивать же, как маленькую. Зато можно потихоньку гладить по спине, забираясь под домашний топик, сбившийся к лопаткам, пока она ерзала, устраиваясь.
— Нет, тогда я слишком испугалась. Но когда через год из четверых, с которыми начинала, бесследно не пропал только тот самый Никита — он и передвигался после всего с трудом, поняла, что дальше тянуть нельзя.
Соня не стала упоминать, что больше всего её напугал задумчивый взгляд Марата, который она как-то поймала на себе. Не то, чтобы за те полтора года она совсем уж расцвела, но и на дистрофичного ребенка уже не походила. Тонкие черты лица в сочетании с длинными темными волосами и хрупкой фигурой делали её похожей на фарфоровую куколку. Пусть не особо красивую, но запоминающуюся. Вот девушка и не стала ждать собственного "повышения" до проститутки — не нужно искать более красивое и звучное название — и сбежала, прихватив то, что считала своим.
— Забудь, — Даниил все-таки начал машинально покачивать её, не переставая перебирать темные пряди. — Ты к нему больше не вернешься, так что ничего не бойся.
— Проще сказать, чем сделать, — Софья так и не отодвинулась, продолжая прижиматься к его плечу почему-то холодным носом. — И извини за сегодняшнее. Но только в той части, что не стала разбираться, начав с претензий. Ты мне доставил слишком много проблем, чтобы резко обо всем забыть и перевести в разряд белых и пушистых.
— Угу, я серый и чешуйчатый. И ты прости, что высказал все в такой манере, но мнение о твоей приемной семье я вряд ли когда-нибудь изменю.
Соня молча закатила глаза, даже не надеясь, что он заметит и поймет. Вот зря она чуть раньше думала, что не хочет ничего поменять в Данииле. Но на душе существенно полегчало, пусть всех проблем они и не решили.
Так, значит, уже придуманный план лучше отложить на совсем крайний случай. Золотце, скорее всего, поймет его мотивы и даже поможет, но лучше не рисковать — она настолько привыкла, что её пытаются использовать втемную, что может ещё больше замкнуться и отдалиться. И вообще Дану хотелось, чтобы она сама захотела с ним остаться, а не из-за отсутствия альтернативы. А если придется уезжать вдвоем, тут особого выбора не будет…
— Тебе завтра рано вставать, идем спать, — она приподняла голову, собираясь вставать.
— Подожди. Теперь моя очередь.
— В смысле?
— Ты рассказала о себе, я хочу, чтобы и ты обо мне все знала.
"Ну, или почти все".
— Оу, — немного подумав, Соня легла обратно. — Мне, правда, интересно и хочется узнать, но… Если ты рассказываешь только потом, что нужно как-то ответить на мою откровенность, лучше не надо. Не стоит насиловать себя ради этого.
— Угу. А теперь не перебивай, — ему и не хотелось, но Золотце должна узнать, чтобы понять кое-какие его загоны. Раз уж им теперь "в горе и в радости", то нужно учиться доверять друг другу. — Что ты слышала о моей семье?
— Что вас с братом растила мать. Её не стало около пятнадцати лет назад. Об отце нигде не упоминается. В принципе, все.
— Не густо, — он усмехнулся, отвлекшись только на то, чтобы пригладить её волосы, лезущие ему в глаза. — У отца была другая семья — официальная. Мама же прожила все эти годы в статусе, вроде, и любимой женщины, но любовницы.
— О вас кто-то знал? — хоть и попросил не лезть в исповедь, но это оказалось выше её сил. И голову запрокинула, чтобы можно было смотреть ему в лицо. Хотя от того, каким спокойным оно было, Соне стало как-то не по себе.
— Конечно. И все делали вид, что не в курсе. Отец был старше мамы почти на двадцать лет, но она его не просто любила… Она им болела. Если он долго не появлялся, мама становилась какой-то блеклой, как будто в прямом смысле не могла без него жить.
— А отец? Он любил её?
— Наверное, да. Но свою должность он любил больше — партработники могли сколько угодно иметь любовниц и детей от них, но только если соблюдались приличия. А уж о разводе, чтобы потом жениться на маме, и речи не шло, карьера бы сразу закончилась. Его тесть был далеко не последним человеком в крайкоме, так что о сытой и тихой жизни пришлось бы забыть. Но мама слишком любила и больше заботилась о нем, чем о себе.
Где-то во дворе, не иначе как, попутав месяцы, призывно-пронзительно мяукнула кошка, но уже через пару секунд замолчала. Наверное, кто-то бросил в неё календарем.
— Где он сейчас? — Соня не хотела, чтобы Дан и дальше вспоминал детство, и без того понятно, что произошло дальше. Встречи украдкой, чтобы никто не заметил, все праздники и выходные врозь, ведь есть же и другая семья, имеющая на него все права.
— Умер. Уже довольно давно. Его повысили в конце восьмидесятых, и он уехал, — рассказывать о нем было просто, хотя бы по той причине, что Даниил уже давно не считал того человека своим отцом.
— Почем вы не уехали вместе с ним? — обида и уязвленное самолюбие уже успокоились, но теперь Софья как-то совершенно ясно представила Дана ребенком. Раньше не могла — вот не получалось и все. Того же Димку, который и сейчас зачастую ведет себя, как пацан, а не взрослый мужчина, запросто, а его — нет. Зато сейчас очень даже получилось. Белобрысый сероглазый мальчишка. И, наверное, лопоухий. Неизвестно, с чего Соня так решила, но была уверена, что он был ушастым и конопатым.
