Экзотические птицы - Степановская Ирина (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
— Еще какой! — ответил Ашот. — Дай Бог быть такому на новом месте!
На площадке третьего этажа он попросил главного врача остановиться. Здесь было хирургическое отделение, в котором он лежал. Заглянув в ординаторскую, он попрощался с докторами-хирургами, выпил с ними по рюмочке принесенного им же коньяку и подошел к сестринскому посту. Дежурила та самая гром-баба, которая в день Тининой операции снимала ему швы.
— Счастливо оставаться! — сказал он ей, подходя сзади, и повесил на плечо необыкновенной красоты голубую переливающуюся косынку, купленную для Татьяны месяц назад в аэропорту Рейкьявика. Сестра вскочила со своего места, оторвала в объятии Ашота от пола и в восторге закружила его.
— Еще-то приедешь когда-нибудь, доктор?
— Возможно, приеду. — Он быстро вышел на лестницу, и через полчаса они с Валерием Николаевичем уже были в метро.
Мышка попросила Раю зайти в кабинет. Она хотела, чтобы та унесла дежурным сестрам по кусочку торта. Пока Тина раскладывала торт по тарелкам, а Рая озиралась по сторонам, Мышка ела глазами Дорна и Барашкова. Аркадий, не обращая ни малейшего внимания на медсестру, разговаривал о чем-то с женой и Тининой мамой, а Дорн тоже не подавал никаких особенных признаков заинтересованности в Райкином животе, попивал себе чай и смотрел в окно. Происходящее было ему неинтересно, но уйти казалось невежливым. Поэтому когда в кармане у него зазвонил телефон, он спокойно встал и, чтобы не мешать собравшимся, вышел в коридор. На медсестру он так и не посмотрел.
«Бедная девочка! — подумала Маша. — Во всяком случае, ни один из них ее не любит! Как и меня». Ее отец, выйдя из-за стола, о чем-то разговаривал с Таней.
— Где ты сейчас живешь? — спрашивал Таню Филипп Иванович.
— У родителей, — тихо отвечала она, но в душе у нее все дрожало. «Уехал, уехал! В какую-то тмутаракань! Зачем? Что там делать? Неужели нельзя было устроиться здесь? Уж там-то он точно женится на какой-нибудь девчонке!» Таня так расстроилась, что готова была бежать вслед за Ашотом. «Не пустить его, уговорить, чтоб не ехал?! Но как?» Впервые она не могла придумать, как поступить. Ну, догонит она его, что сказать? Да еще рядом этот, как его? Валерий Николаевич. Будет выглядеть и вправду дура дурой.
— Почему не приходишь в ту квартиру? Я каждый день там тебя жду. — Филипп Иванович взял ее за руку.
— Я привыкла жить там, где у меня дом. Мой или родительский, — рассеянно ответила Таня. Мысленно она следила за тем, как Ашот и тот, другой человек спускаются по этажам. — Та квартира мне не нужна.
— Ну-ну! — сказал Филипп Иванович. — Подожди, не руби сплеча. Все можно решить! В конце концов, можно купить еще одну квартиру. Просто не хотелось бы вкладывать неизвестно во что деньги! И все-таки это только вопрос времени. За два дня новую квартиру не подыщешь!
— Мне все равно, — сказала Таня.
«Та квартира, эта… какая разница? Главное, что Маша все равно будет стоять между нами. Она ходит в эту квартиру, придет и в ту», — думала она.
«Вот он уже одевается! Вот выходит из больницы… Все! Ушел бесповоротно». Таня надеялась, что, может, каким-нибудь чудом Ашот прочтет ее мысли и вернется. И тогда она скажет ему, что между ними произошло недоразумение и, чтобы его разрешить, ему не надо уезжать так далеко, надо побыть рядом с ней и разобраться все-таки, должны они быть вместе окончательно и бесповоротно или не стоит огород городить!
— Ты ведь в Лондоне не была? — спросил Таню Филипп Иванович.
— Не была, — ответила она, думая о своем. Лондон, Мадрид — она сейчас не видела между ними разницы.
— Ну вот давай съездим, развеемся! Московский климат вызывает у тебя плохое настроение! — сказал он. — Где у тебя загранпаспорт?
— Дома. — Таня отвечала как автомат, не вдумываясь особенно в происходящее здесь, в комнате.
Уехал! Он снова уехал. А ей теперь оставаться здесь и его вспоминать! Она вспоминала его в Париже, теперь будет вспоминать и в Москве. Неужели это ее удел? Таня встряхнулась. «Какая глупость!» Она обвела комнату взглядом, будто впервые ее увидела. Не хочет же она действительно остаться здесь и работать у Мышки? Еще чего! Лондон так Лондон. Мадрид так Мадрид. А дальше видно будет. Действительно, зачем же рубить сплеча!
— Так нужно ехать за паспортом? — спросила она у Филиппа Ивановича.
— Я тебя с удовольствием отвезу! — ответил он, почувствовав перемену в ее мыслях, и они, быстро попрощавшись со всеми, вышли из комнаты.
«Значит, домой ночевать не вернется! И я опять буду одна», — грустно посмотрела Мышка им вслед.
Филипп Иванович не врал Татьяне. Последние несколько дней он приезжал один на ту квартиру, и долго-долго в той комнате, где он сидел, горел свет.
— Поможешь, Влад? — спросил брата по телефону Саша. — Тут такая история получилась… В общем, у меня сейчас в квартире одна девица, и она, кажется, загибается! Что надо делать-то в таких случаях? Желудок промывать?
— Как это загибается? — не понял Дорн. — Почему?
— Ну я ей ввел твое лекарство, — пояснил неохотно младший брат, — а она от него, кажется, того!
— Что значит «того»?! — возмутился Владик. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Ну вот послушай, как она дышит! — Младший Дорн поднес телефон к Олиному рту. До Владика донеслись страшные, неритмичные хрипы.
— Господи, какой ты козел! — заорал Владик Дорн. — Зачем ты лекарство девчонке вводил? Ты же говорил, что опыты будешь ставить на крысах!
— Да она сама захотела. Слушай, может, ты приедешь? А то я не знаю, «скорую», что ли, вызывать?
— «Скорая» протащится два часа, — буркнул Дорн и крикнул громко в трубку: — Положи ее на пол и жди меня! Я выезжаю! — Он кубарем скатился по лестнице.
Он чуть не сбил с ног человека явно не медицинской наружности, но и непохожего на больного. Человек шел вверх по лестнице, оглядываясь по сторонам, и, найдя на двери нужную табличку, вошел в отделение, из которого только что выбежал Владик, осмотрелся и безошибочно направился на стук ножей и вилок, на шум голосов.
— Как к вам ни придешь, у вас все время пьянки! — шутливо произнес он и снял в приветствии шляпу. Во всей больнице только ему, кроме еще, впрочем, слесарей-водопроводчиков, разрешалось гулять по этажам в верхней одежде и в головном уборе. Даже главный врач и тот не ходил по отделениям не переодевшись. Но что этому человеку было за дело до главного врача? Сто лет бы он не ходил в эту больницу, если б не работа. Этот человек был известный всем следователь из районного отделения милиции, к которому была приписана больница.
Правда, с тех пор как миновали события, связанные с убийством больного кавказца и доктора Валерия Павловича, в Мышкино отделение он не заходил. Но с Барашковым виделся мимоходом. Ибо дела у следователей, как правило, связаны не с элитарными подразделениями больницы, а с хирургией, травматологией да, может быть, еще с больничной кухней. Но там скорее дела у специалистов по экономическим преступлениям.
— Не застал! — с сожалением развел он руками, обведя взглядом стол. — А ведь разведка донесла, что ваш новый американец, он же Ашот Гургенович Оганесян, сейчас должен находиться вот на этом самом месте. — И следователь действительно показал на стул, на котором еще совсем недавно сидел Ашот. Каким образом он выделил его, а не показал на те места, где до его прихода сидели Валерий Николаевич, Таня, Владик Дорн или Филипп Иванович, присутствующим было непонятно. Тем не менее следователь оказался прав.
— Он совсем недавно ушел! — сказала Тина. — Что-нибудь случилось?
С Аркадием следователь поздоровался за руку.
«Вот принесла нелегкая еще один нож, — подумала Мышка. В груди у нее почему-то неприятно заныло от дурного предчувствия. — Но ничего же плохого случиться не должно?» — уговаривала она себя.
«И тогда так же сидели… — подумала Тина. — А потом пришел этот следователь насчет кавказца… С него все и началось».
— Ну, не буду вас травмировать молчанием, — сказал следователь, видя, что его появление отнюдь не развеселило присутствующих. Он раскрыл полиэтиленовый пакет, который принес с собой, и достал из него толстый анатомический атлас и мексиканский нож. — Вот, хотел хозяину передать да поговорить с ним насчет очной ставки. Нашли мы тех козлов, которые его изувечили. Между прочим, по этому атласу и нашли! — Следователь прищелкнул языком. — А куда Ашот все-таки делся?
