Орхидея на лезвии катаны (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" (электронные книги без регистрации txt) 📗
Где-то есть абсолютная тьма. Где-то годами, а то и веками не видят солнечного света, и могут оставаться абсолютно счастливыми, потому как визуально осязаемый мрак не так страшен, как беспробудная ночь вместо души. Гулкий звон цепи добавил очередной шрам на истекающее кровью сердце, замок кожаной манжеты сомкнулся на моей руке.
- Не бойся… Я просто хочу тебе помочь! – если бы он сейчас сказал, что собирается одним ударом оборвать мои страдания, я бы осталась такой же спокойной. Второй браслет сомкнулся на правом запястье, цепи подтянули мои руки вверх, отчего позвоночник натянулся струной. Ощущения приумножались, углублялись под неумолимым диктатом сенсорной депривации и его голоса.
- Ты остановишь… ничего не бойся! Просто назовешь меня по имени! – привычно теплые пальцы коснулись моей щеки, сменились успокаивающим поцелуем, который абсолютно ничего сейчас не задел в глубине души. Я не имела ни малейшего понятия, что он собирается делать, и всполох нешуточной обжигающей боли, пронзивший мою спину по диагонали, заставил судорожно дернуться в мягких оковах. Крик погас в паутине надорванных связок, и боль, которая должна была согнуть меня в конвульсиях, заставив истекать слезами физической агонии, прошла навылет, сквозь мое подрагивающее тело, опору деревянной балки – ее безжалостно вытеснила иная, душевная, утвердившая свои позиции окончательно. Она не собиралась терпеть чужаков. Она не боялась кнута и прочего садистского арсенала. Второй удар отрикошетил от ее непробиваемого панциря, растворился в окружающем пространстве, оставив на коже пульсирующую багровую полосу, которая не достигла нервных окончаний души. Третий удар я сама хотела прочувствовать, но эта боль, казалось, полыхала не в моем теле, а в стороне, на абстрактном экране. Она не могла забрать душевную агонию, мое тело нарушало все законы физики и психологии в этот момент, и вскоре я просто закрыла глаза, сминая под повязкой дрожащие ресницы. Она проходила насквозь. Я желала сдохнуть от болевого шока, только бы не истекала кровью моя душа, но у судьбы были совсем иные планы.
- Почему ты закрываешься?! Юля, почему ты меня не пускаешь?!
Мое тело, повинуясь законам гравитации, скользнуло в кольцо его рук, я бы упала, если бы он меня не удержал. Спину пронзило разрядом обжигающей боли, за которую я инстинктивно постаралась ухватиться всеми рецепторами, но ее было недостаточно, для того чтобы хоть на десять процентов погасить все то, что творилось в моем сердце.
- Ты не виновата! В этом нет твоей вины! – если я чего-то от него и хотела в этот момент, то не слов и не убеждений в том, что от меня ничего не зависело. Он бы помог мне гораздо сильнее, если бы вылил на спину бутылку перцовки, а не пытался пять минут спустя снять боль прохладным полотенцем и ментоловым бальзамом. Я не шевелилась и не чувствовала боли, просто лежала, уткнувшись подбородком в согнутый локоть, наблюдая за небрежно брошенным на полу кнутом. Его устрашающий облик смягчил шоколадно-кофейный полумрак комнаты, а я не могла понять, почему при первом знакомстве с этим девайсом его удары вогнали меня в болезненное. Сегодня я перенесла их не менее десяти, но боль не желала иметь ничего общего со мной. Почему, если она была так необходима?!
- Ты устала. Я попробую снова. Ты дашь мне забрать твои страдания? – я непроизвольно поморщилась, переворачиваясь на спину. Открывать глаза не хотелось. Вникать в его слова – тоже. Теплые ладони накрыли мою грудь, зажав между пальцами ареолы сосков, которые просто подчинились физиологии, налившись кровью. В этой реакции не было ничего от возбуждения. Я протестующее застонала, когда пальцы сменились его губами – не потому, что это вызвало отвращение, а исключительно потому, что я ничего не чувствовала. Огонь первобытного вожделения не зажег мою кровь даже тогда, когда горячие губы в унисон с нажимом языка скользнули вниз, очертив мягкий рельеф мышц. Когда я ощутила прикосновение языка к своему клитору, вместо тянущей сладкой пульсации мое горло сжало спазмом от подступивших слез. Эти умелые поглаживания, прикосновения губ и языка могли бы вознести к звездам за несколько секунд, если бы все сложилось иначе.
Я не смотрела ему в глаза – я до боли сжимала собственные веки, чтобы не позволить слезам хлынуть сплошным потоком, и даже не сразу заметила, когда он остановился.
- Ты останешься со мной? Ты позволишь тебя спасти? – кажется, я перестала его понимать окончательно. Мир переворачивался и сводил меня с ума.
- Спасай себя сам… - прошептала я в пустоту, вырываясь из его рук, сжав предплечья дрожащими ладонями. Я не могла сейчас иначе выразить все свое равнодушие к происходящему. Как и к нему самому…
Глава 25
Теплые струи воды сбегали по моей спине, на которой остались перекрещенные алые отметины, смывали воздушную мыльную пену, забирая прочь саднящее покалывание на местах болезненных меток. Ничего не изменилось со вчерашнего вечера – боль хоть и стала ощутимее, ее было недостаточно, для того чтобы перед ней померкла моральная агония. Она пронизывала мое тело подобно рентгеновским лучам, замирала, усиливая пульсацию в области изрешеченного выстрелами рока сердца – но ей не под силу было зацепиться за неподъемную агонию и унести ее с собой прочь. Этому не могла способствовать никакая интенсивность, никакие внешние раздражители, даже те, что еще совсем недавно имели полноправную власть над моим телом и сознанием.
Мои ладони скользили по глянцу плитки цвета графита в абстрактных вензелях сливающихся в готический рисунок серебряных ломаных линий, углубляя насыщенную тьму на месте соприкосновения с кожей – конденсат стекал под моими пальцами бездушными слезами, казалось, холодной эмали передалось мое состояние. Впрочем, я плакать не собиралась. Все, чего мне сейчас хотелось – обнять свою дочь, прижать к груди, укутать в одеяло и качать на руках, повторяя теплые слова, до тех самых пор пока она окончательно не забудет о недавнем кошмаре, который рассмотрела во всех деталях.
- Повернись, - возможно, в его голосе и присутствовали сейчас какие-либо эмоции, кроме сухой самоуверенности и циничного торжества победителя, наконец-то ударившего своего противника в болевую точку точно направленным выстрелом. Я больше не хотела анализировать чужую речь и искать в ней что-то человеческое, за что можно было ухватиться и использовать себе на благо. Мой ритм жизни перестал быть стремительным, подобно бегу горной реки. Наверное, я выполняла приказ довольно медленно, потому что его ладонь буквально впилась в мою поясницу, разворачивая к себе, вторая рука перехватила мои запястья, поднимая над головой и прижимая к прохладе покрытой каплями воды плитки. Я даже не вздрогнула от отголоска боли – Дима умудрился ощутимо надавить на саднящий след от кнута, но прохлада стены забрала и эту шаткую возможность сосредоточиться на физической боли, чтобы вытолкнуть ей навстречу хотя бы квант безысходного отчаяния.
- Ты услышала меня? Три дня и никакого клуба. Проведешь время с дочерью.
Я не ответила, хотя мне и показалось, что он ожидал сбивчивой благодарности в ответ на подобную милость.
- У меня тоже в мэрии дел невпроворот. И я двое суток не видел сына.
«Кто, твою мать, виноват в том, что твой член двое суток диктовал твоей совести?»…
Мне не хотелось ничего говорить, и даже комментировать. Диме не понравилась эта тишина – хватка на моих запястьях усилилась, его губы повелительно и бескомпромиссно накрыли мои, раздвигая языком сомкнутую линию зубов, врываясь в мой рот на полную глубину, оплетая спиралью мой, принуждая к немедленному ответу, простимулировав легким прикусом, а я непроизвольно вжалась в стену, ощутив его эрекцию, вздрогнув от прикосновения пульсирующего кончика члена к лепесткам моей киски. Обычная реакция на уровне рефлексов без привычных ранее импульсов горячего желания по всему телу, ласкающего поглаживания по сердцу, без выброса влаги внутри сжавшегося влагалища с готовностью принять его как можно глубже в свои тесные глубины. Я непроизвольно ответила на атаку его языка, втайне надеясь, что сейчас пройдет этот внутренний зажим и кровь закипит, подчиняясь первобытному диктату прикосновений сильного мужчины, который держал в руках мою сущность до последней клеточки. Ничего. Мои губы горели от механического раздражения, которое больше не вызывало ответной пульсации даже на физическом уровне. Я закрыла глаза, пытаясь с хладнокровием аналитика рассчитать, когда ему надоест моя отмороженная реакция и я смогу наконец обнять свою дочь и увезти ее прочь из стерильного уюта больничных стен. Частичка меня все еще согревалась надеждой, что сейчас нокаутированная чувственность встанет на ноги на последних цифрах счета рефери и сметет непроглядную мглу своим цунами. Но в этот раз она придавлена спасительным летаргическим сном и у нее не было иного выбора, кроме как впасть в забвение. Если бы она проснулась в таких суровых условиях, на хрен погубила бы своего носителя. То есть меня.
