Музыкальный приворот - Джейн Анна (книги .TXT) 📗
Кто-то обожает яркое слепящее солнце, кому-то нравится часами смотреть на таинственную луну, у кого-то в фаворитах ходят звезды, делано загадочно мерцающие на ночном небе. А я вот люблю красивые облака. Те самые, ярко-белые, кудрявые, которые называются кучевыми и предвещают хорошую погоду.
— Кей, смотри, какое небо красивое, — прошептала я, забыв о том, что от быстрой езды у меня немного до сих кружится голова и что только пять минут назад я нехорошими словами обзывала этого идиота. Правда, мысленно — не могу человеку в лицо столько гадостей говорить. В который раз жалею, что я не Нинка! Если бы ее так, против воли, решили бы покатать в машине, Ниночка такому наглецу откусила бы ухо, копируя Майка Тайсона, а потом бы еще каких-нибудь хороших вещей бы наделала. Машину бы там подожгла. Однажды эта истеричка, в ту счастливую пору, когда нам было лет четырнадцать, поссорилась со своим очередным парнем. Этот парень, мечта всей нашей школы, между прочим, очень сильно гордился своим новеньким белоснежным мопедом, купленным ему заботливым богатым папой. А поссорился он с моей подругой потому, что не хотел ее катать на любимом мопеде, хотя Нина очень этого желала. Она так обозлилась на своего ухажера, что, украв у собственного родителя бензин, подожгла несчастный мопед, когда паренек оставил его у дома новой своей подружки. Я в поджоге не участвовала и честно отговаривала Нинку от такого безумства, аргументируя тем, что «если тебя увидят, то в колонию для малолетних посадят!». «Посадят, как же!» — сморщив носик, отвечала она и все-таки совершила злодеяние. Помогал ей в этом какой-то туповатый ученик-громила одиннадцатого класса, запавший на Ниночку. Я, кстати, заметила, что Журавль просто огромной популярностью пользуется у маргиналов каких-то.
— Красивое, — согласно ответил Кей, присев у реки, весело серебрившейся под лучами по-летнему яркого солнца. Он поводил кончиками пальцев по воде, рисуя какие-то узоры, от которых расходилась едва заметная рябь, а потом опустил ладонь в реку и закрыл глаза.
— Ты что делаешь? — оказалась я рядом к ним, тоже окуная руку в воду. Чистая. Холодная. Пройдет еще месяц, прежде чем первые пловцы вступят в эту пока еще чистую воду, чтобы поплавать.
— Я люблю воду, — сказал Кей задумчиво.
Я вздохнула, посмотрела ему в лицо. Надо же, а у него настоящий цвет глаз — как будто водный: серый, переменчивый. У миллионов людей такой цвет радужки, но у него глаза особенные, что ли… Или мне уже кажется? Томас бы, наверное, сказал, что в темноте у этого блондина глаза грифельного оттенка. А на солнце — серебристые. А еще иногда они бывают то свинцовыми, то темно-перламутровыми. Глаза-хамелеоны, только это их чудесное свойство — менять оттенки и цвета, малозаметно, и нужно долго вглядываться в лицо человека, чтобы понять это.
И почему только у меня всегда один и тот же цвет глаз — карий?
— И скорость ты любишь, — ответила я, набирая воду в пригоршню.
— И скорость тоже, — согласно кивнул парень, глядя на воду, — волосы закрывали его склонившееся лицо почти полностью.
А мне так и хотелось коснуться этих волос. Хм… наверное, солист суперкрутой группы таким образом соблазняет невинных девушек. Вон как очаровательно он выглядит на лоне природы, так сказать. Очень гармонично с ней сливается, прямо как самый настоящий житель леса. Я искоса взглянула на задумчивого Кея, который до сих пор касался прохладной глади воды. Вот дурак.
Милый дурак.
Красивый.
Загадочный.
Хорошо, что он такой противный, потому что если бы у него был характер Антона, я бы точно влюбилась в Кея. А это не есть хорошо.
Любовь — слабость. Слабость, которой пользуется тот, кого больше любят — в паре же всегда так: кто-то испытывает более яркие чувства, кто-то менее яркие…
— А что больше любишь? Скорость или воду? — не нашла я лучшего вопроса. Но Кей меня обломал:
— Люблю, когда ко мне не пристают с глупостями.
Он поднялся, вновь сходил к машине, схватил с заднего сиденья пальто и вернулся ко мне.
— Эй, садись, — бросил на землю элемент гардероба солист «На краю». Боже, какой шикарный жест — отдать свою драгоценную и явно дорогую куртку чужой пятой точке.
— А ты?
— И я сяду. Думаю, поместимся.
Мы опустились на теплую мягкую ткань его неформального пальто рядом, но совсем не касаясь друг друга. Мое сердце забилось сильнее. Я никогда, наверное, не смогу понять этого человека. Он абсолютно нелогичный.
Кей смотрел на воду, я — на небо. Я видела, как облака плывут наверху, а он рассматривал их отражения в воде. Диковинная ситуация? Сидят рядом два человека, но они настолько разные, что даже смотреть куда-то в одну сторону не могут. Почему так выходит? Интересно, а куда бы смотрел Антон? А он-то что ко мне в голову зачастил? Мой мозг определенно стал свалкой.
— Почему ты не смотришь наверх? — спросила я все-таки. В городе редко можно увидеть красивое небо.
— Я люблю воду, — ответил Кей и зачем-то пояснил: — Вода — странная вещь. Может приобретать разные формы: жидкую, твердую, газообразную.
Я никогда раньше не задумывалась Вода — она и есть вода. Лед — он и есть лед. Пар — он пар, и ничто другое. Мне не понять творческих личностей.
— Ну, может, и что?
— В одном веществе сочетается столько разных свойств, и мало кто об этом задумывается, — уголки его губ приподнялись.
Сейчас как захохочет! Он же непоследовательный молодой человек.
Но смеха не последовало — на лице Кея появилась лишь улыбка.
— А кому надо задумываться о такой ерунде? — удивилась я, продолжая глядеть вверх, на свои любимые облака. Поздней весной и летом кучевые жители неба особенно красивы и нарядны. В детстве некстати вспомнившийся Томас говорил, что это Бог выгуливает своих овечек-тучек, а солнце посматривает за ними, как пастушьи собаки за стадами.
— Действительно, — прикусил он губу.
Нет, он определенно сейчас засмеется.
— Какая-то странная тема для разговора. А про воду все очевидно. Ой, смотри, то облако тебе голову длинноволосой принцессы не напоминает?
— Нет, похоже на пень с корягами. — Романтики в Кее было совсем немного. — Хорошо, что очевидно. Иногда я, боюсь, что все, что очевидно и лежит на ладони — сложные вещи для восприятия большинства людей.
Я не поняла его — мало ли что творческой личности может прийти в головушку. Папа тоже частенько разоряется о всякой ерунде.
— Эй? — позвал меня музыкант.
— Да?
— Повернись ко мне.
Наверное, очередную подлянку задумал. Как сейчас в волосы жуков насыплет или там одуванчики за шиворот затолкает — больно странно блестят серые глаза.
— Зачем ты согласилась со мной поехать? — очень медленно произнес этот странный парень, глядя мне в глаза.
Его ладонь неожиданно для меня коснулась моей щеки — только если первые два раза он касался меня мимолетом, играючи, то теперь в его жесте появилась… нежность? Большим пальцем Кей осторожно провел по коже, и там, где он касался моего лица, словно что-то вспыхивало и начинало гореть.
Я не убрала его руку и не отвела голову назад — я просто оставалась неподвижной и глядела на Кея, стараясь запомнить черты его лица: чуть заостренное к низу лицо, на светлую кожу которого плавно ложились солнечные лучи, прямой нос, серые глаза со слишком сильно расширенными зрачками, ровные и длинные брови вразлет над ними, высокий лоб, падающие на него серебристо-светлые волосы. На миг мне почудилось, что такого оттенка и цвета должна быть грива у благородного единорога…
— Так зачем? — прошептал он медленно, не убирая руки.
А у меня был выбор? Ты сам заставил меня ехать с тобой. Или я поддалась, а теперь сама для себя делаю вид, что я — несчастная жертва произвола милорда с белыми волосами и какой-то татуировкой на животе?
Отведя взгляд от его лица вверх, я прошептала что-то вроде:
— М-м-м… не знаю… Я… и ты…
— Я и ты… — повторил он за мной. — Давай запечатлим…
Я затаила дыхание — неужели предложит запечатлеть поцелуй? Кей, овации!
