Самый опасный возраст (СИ) - Мясникова Ирина Николаевна (полные книги .txt) 📗
Валентина Григорьевна убрала со стола, включила посудомойку, приняла вечернюю порцию таблеток, помылась, почистила зубы, намазала лицо питательным кремом и отправилась в спальню. Там она улеглась в свою широченную кровать, намазала кремом руки до самых подмышек и включила телевизор. Под ящик иногда хорошо засыпалось. Она пощелкала каналами и, несмотря на Новогодние праздники, ничего путного не нашла. Пришлось включить радио. Приёмник стоял на прикроватной тумбочке. Из него вражеский голос «Эха Москвы» обычно бубнил Валентине Григорьевне про политику, и она сладко засыпала. Это было старое проверенное средство. Однако, видимо, в силу праздников и отсутствия особо важных событий на вредной оппозиционной радиостанции включили повтор программ, которые Валентина Григорьевна уже знала наизусть. Валентина Григорьевна чертыхнулась и взяла телефон.
Господи! Как же хорошо быть молодым. Вон, Дашка, ест всё подряд и не толстеет, засыпает моментально при каждом удобном случае, всегда свеженькая, ноги не отекают, спина не болит, руки не немеют, живот не вспучивается, еще и в технике легко разбирается, в гаджетах этих новомодных. Валентина Григорьевна, правда, среди своих приятельниц и так самая продвинутая. Уж так собой гордилась, когда Фейсбук этот освоила, а оно вон как оказывается, можно и через телефон!
Она нажала на значок Фейсбука и сразу же оказалась у себя в ленте. Чего там только не было! Знакомый чиновник с женой возлежали на пляже в Эмиратах, одна знакомая дама рассказывала про гороскоп на новый год, приятельница Тамара постила фотки своего кота. Хороший кот, мордатый. Ну, так подрал там, у Тамары дома все диваны и валит регулярно в центре гостиной. Придумают тоже, коты уют создают! Разрушители они, вот кто, котики эти. Валентина Григорьевна заглянула на страничку Трофимова. Так просто, из интереса. Ну, раз уж зашла в Фейсбук, почему не поглядеть? Поглядела. Там Трофимов с женой радовались новогодним каникулам в Альпах. Ишь ты! Лыжники! А ну как шею свернут? Валентина Григорьевна терпеть не могла разные спортивные упражнения и эквилибры. Ей было скучно в тренажёрном зале или в бассейне. А уж на лыжах? Упаси, Господь! Другое дело танцы. И весело, и для фигуры полезно, правда, на прошлом занятии свернула себе спину, перепопсила. В смысле попой своей крутанула избыточно, пришлось к мануальщику идти. Мануальщик у Валентины Григорьевны хороший, но уж больно дорогой, не набегаешься к нему. Сказал, чтоб попой сильно не вертела. Слишком большая попа у Валентины Григорьевны. Вернее не то чтобы большая, но при узкой талии, которой Валентина Григорьевна всегда гордилась и которую ей удалось сохранить несмотря на климакс, создаётся какой-то там особо сильный крутящий момент, который эту попу из своего места буквально выкидывает, а вот обратно вставить без мануальщика никак. За воспоминаниями о мануальщике перед фотографией счастливого лыжника Трофимова её и застал звонок.
Валентина Григорьевна вздрогнула, как будто её поймали на чём-то нехорошем, и нажала на кнопку ответа. Номер был незнакомым.
– Привет, Малютина! – раздалось из телефона. Голос принадлежал Трофимову.
Малютиной Валентина Григорьевна числилась ровно до девятнадцати лет, когда выскочила замуж и стала Смирновой.
– Привет, – осторожно ответила Валентина Григорьевна. – Что-то ты поздновато.
Она глянула на часы над телевизором. Шёл двенадцатый час.
– Можно подумать, ты спишь? В нашем возрасте положено уже иметь старческую бессонницу.
– Это в твоём возрасте, а я вечно молодая. Забыл? А кроме того я специальные таблетки употребляю и сплю, как ангел.
Старческую бессонницу Валентина Григорьевна перебарывала таблетками из гормонов какой-то там железы, которые ей посоветовала Дашка. Зря, что ли, внучка на фармацевта училась. Тем более, на удивление, таблетки эти не имели никаких противопоказаний. Хотя, кто его знает на самом деле? Вон, в начале прошлого века и морфий считали безвредным.
– На колёсах торчишь, значит!
– Сам дурак.
– Гы-гы. Я тебя хочу на свиданку пригласить.
– И?
– Что и?
– Что, что и? Хочешь пригласить, так приглашай, или спать не мешай.
– Приглашаю.
– Ну?
– Что ну? Ты не пойдешь?
– Вот чёрт! Куда и когда я пойду? Ты ж не сказал!
– Сказал! На сви-дан-ку!
– Тьфу на тебя!
– Значит, не пойдешь?
– Пойду! Мне всё равно делать нечего.
– Это хорошо!
Из трубки раздались короткие гудки.
– Идиот! – рявкнула Валентина Григорьевна. – Пьяный что ли?
Теперь уже сна точно не было ни в одном глазу. Она встала, накинула халат и пошла на кухню. Там прислонилась лбом к холодному оконному стеклу, так и застыла, закрыв глаза. Постояла немного, достала из шкафчика сигареты с пепельницей, налила себе бокал вина и залезла с ногами на широкий подоконник. Внизу трепыхались огни спального района. Хороший район, экологически чистый. Окна кухни выходили на сторону противоположную от вида на залив и башню Газпрома. В этой стороне по проспектам и эстакадам неслись автомобили, жизнь кипела.
Валентина Григорьевна закурила. Делала она это достаточно редко, только в особых стрессовых обстоятельствах. Ну, или когда уж очень хотелось покурить. Вот интересно, когда себя так жалко, что слёзы аж сами собой из глаз капают, это стресс или не стресс? И чего это ей так себя жалко, спрашивается? Ведь всё хорошо. Тепло, светло, сыто. Чего не хватает? А того не хватает! Того самого интересного, которое Дашка боится пропустить. Ей двадцать два, она пропустить боится, а Валентине Григорьевне шестьдесят два, она, выходит, уже всё пропустила! Всё, что могла. Постаралась. Она вспомнила молодость, как Ленка родилась, рахит, ноги колесом, как весь год откладывали, чтоб её к морю на всё лето вывезти. Ехала два дня плацкартным боковым, это отдельная история про пьяных дембелей, запах перегара, носков и немытого тела, снимала сарай с двумя железными койками по рублю за койку и чёрными здоровенными тараканами. Тараканы прилагались бесплатно. При воспоминании о тех тараканах Валентину Григорьевну слегка передернуло. Зато ноги сейчас у Ленки ого-го! Но это точно не самое интересное было. Вспомнила, как Ленка руку сломала, а в больницу детям тогда было с матерью нельзя, как прокралась наутро через проходную в белом халате, а Ленка ползает со своим гипсом по полу в коридоре с полными штанами. Обкакалась деточка и описалась не раз. Никто же не переоденет. Вот уж умылась тогда слезами, Ленку намыла, накормила, других ребятишек тоже, полы помыла там везде, из больницы ушла только, когда дети заснули, а на следующий день – снова здорово! Не выдержала, к заведующему отделением пошла, забрала ребенка под расписку, что, мол, к больнице претензий никаких. Это тоже вряд ли самое интересное было. Еще аборт вспомнила. Так уж получилось, обсчитались они тогда с днями этими, а куда второго рожать? Одну бы вытянуть. Пошла в консультацию, там направление дали на улицу Комсомола. Ещё подумала тогда, что все же делают, ну и я пойду. Ага! Маску надели, якобы с газом, а газа-то никакого не дали. По живому резали. Валентина Григорьевна тогда от боли сознание потеряла, вот уж суки эти, врачи которые, здорово перепугались. Но это уж точно совсем не интересное было. Что ещё интересного вспомнить? Ну, наверное, как Перестройка началась, и пришлось у кульмана по двенадцать часов стоять, чтоб денег заработать. Ленкин папаша, проходимец Смирнов, тогда без работы остался, вот Валентина Григорьевна и отдувалась за двоих.
– Бабуль! Ты чего это тут делаешь? – Дашка тихонечко отодвинула занавеску, за которой Валентина Григорьевна пыталась остановить свои слёзы сигаретой и вином.
– Предаюсь разврату, разве не видишь? – Валентина Григорьевна постаралась беззаботно ухмыльнуться, наверное, получилось из рук вон плохо, потому что у Дашки на глаза вдруг тоже навернулись слёзы.
– Бабуль, не плачь! – Дашка обняла Валентину Григорьевну и шмыгнула носом.
– Не буду, заюшка моя, ты же знаешь, Москва слезам не верит.
