Синичка в небе (СИ) - Гейл Александра (книги онлайн полные версии txt) 📗
— Если я что-то сделала не так, прошу прощения, но не ожидаете же вы, что я с первого раза могу понять, как правильно работать с…
— Нет, конечно, но чем чепухой заниматься всю ночь, надо было зайти и спросить!
— голос достиг небывалых высот. Затем Гордеев схватил с кипы бумаг диск и угрожающе им потряс. — Что это?!
— Запись телефонных звонков клиента в нашу поддержку, — ответила я в уверенности, что меня проверяют на знание материала, но все было сложнее.
— А как вы думаете, судья станет слушать запись? Или, может, я буду тыкать по секундам на кнопку стоп плеера, представляя улики в суде? Как вы вообще себе это представляете? — продолжал негодовать Гордеев. — Нужна распечатка! Переделать все, причем срочно!
Покидая кабинет, я была в бешенстве. Сразу захотелось собрать вещи. Все как обещали. Жалость к себе почти взяла верх, хотя, по факту, я лишилась всего лишь одной ночи сна в своей постели — ничего не значащей крупицы комфорта, и не получила медаль. Думала, что являюсь более крепким орешком, а оказалось, что Гордеев был прав: стоило мне столкнуться с первым же препятствием, как решимость пошатнулась. Только желание доказать, что я лучше большинства (а мне необходимо было стать лучше, чтобы чего-то добиться в жизни) помогло взять себя в руки.
Спустя много времени я поняла, что при первой встрече он говорил о ломающихся людях именно для того, чтобы взять меня на слабо. Раскусил с одного взгляда и заставил действовать выгодным ему образом. Но к моменту прозрения я уже не могла злиться на этого человека — слишком многим была обязана.
Глава 3
В жизни каждого уважающего себя человека просто обязан быть родственник, которого избегаешь всеми силами. У меня это мама. Нет, она не плохая, отношения у нас тоже нормальные, но этой женщине удалось невозможное: вырастить ребенка с ценностями, диаметрально противоположными собственным — и отсюда все проблемы. Кажется, мы спорили с тех пор, как я начала говорить. Сначала я спрашивала, почему у нас нет папы, почему мы живем в таком гадком месте, почему она не хочет общаться с другими мамами… Но пока это было по незнанию, у меня имелось хоть какое-то оправдание, а вот за следующий этап взросления стыдно по-настоящему.
Где-то в средней школе мое недоумение превратилось в стыд. Лет в двенадцать, когда у подростков начинается период разделения на группы, я стала осознавать, кто мы и где наше с мамой и Л оной место. Меня не травили только из-за отсутствия стимула: за годы учебы я примелькалась и перестала быть интересной. Девочка- невидимка в темной одежде, с плохим почерком и всегда выполненным домашним заданием. Отвергнутая всеми. Было ли больно? Достаточно, чтобы обрасти панцирем. К несчастью, я применяла его не по назначению: не один раз неоднозначно демонстрировала маме свое отношение к нашему образу жизни, а она, не умея защищаться, чувствовала себя виноватой. Постоянно.
Признаться, к моменту маминого замужества я уже понимала, насколько мерзко себя вела. Она любила нас, очень любила, как мне столько времени не приходило в голову, что это уже очень много? На месте матери я бы молчать не стала: осадила, чтобы было неповадно. Отчего этого не сделала она? Почему позволила заправлять девчонке?
Справедливости ради надо отметить, что отмщение не заставило себя ждать. Начиная с моих девятнадцати лет, с каждым уходившим годом мама смотрела на меня со все большей жалостью. Она не видела иного способа выбиться в люди, кроме замужества. Ей и в голову не приходило, что одиночество было моим собственным выбором. А я, дожив до без малого двадцати четырех лет так и не встретила принца, который бы удовлетворял взыскательным требованиям. Иногда она теряла самообладание и начинала меня пилить: ну почему ты такая разборчивая, не может быть, чтобы тебе никто не нравился, иногда следует снизить планку, ты умрешь в одиночестве, а когда твой труп найдут, кошки уже обглодают твое лицо (ладно-ладно, это из Секса в большом городе, мама не умела думать в таком кошмарном ключе, но именно так я мысленно заканчивала ее монологи). К несчастью, ее слова не сильно разнились с правдой. Я категорически отказывалась рассматривать парней сразу под несколькими углами в попытке хоть с одного ракурса приблизиться к идеалу.
В общем, как вы уже поняли, при всем том, что мы с мамой испытывали нежную привязанность друг к другу, наши разговоры чаще всего выглядели примерно так:
«Ульяна, как ты поживаешь?»
«Хорошо, мам, я стала личным помощником Николая Гордеева».
«Надо же! А сколько ему лет?»
«За пятьдесят!»
«Он для тебя слишком старый».
Из толкового словаря русского языка: тупик — безвыходное положение, а также вообще то, что не имеет перспективы дальнейшего развития. Короче, мирного урегулирования конфликта «личностный рост vs жажда служения мужчине» не существовало.
Я не преувеличиваю: именно с такого милого обмена новостями начался наш день большого шопинга, причиной которого стал аванс. Полученных денег было не так много, но поскольку Илона за неделю работы в курьерской службе заполучила дыру в сапогах, пришлось озадачиться покупкой новых. Мама тут же подхватилась и потащила нас в торговый центр, ссылаясь на большие распродажи. Я лишь покивала. Каждая трата сестры отдаляла тот день, когда она накопит необходимую сумму для организации свадьбы и уедет прочь — меня устраивало. Оставалось только вытерпеть расспросы о личной жизни.
И… благословенна будь эта идиотская свадьба: предстоящее замужество сестры окончательно вышвырнуло меня из поля родительского внимания. В итоге, пока мама с Илоной примеряли сапоги всех цветов и мастей, рассуждая о букетах и цвете скатертей на столах, я была предоставлена самой себе. Витала в облаках. Точнее где-то на двенадцатом этаже «ГорЭншуранс», где накануне произошел презабавный случай, заставивший меня пересмотреть свое мнение по поводу пазла по имени Николай Гордеев.
Почти с самого начала работы этот человек был ко мне строг до жестокости, и я подозревала, что, несмотря на предупреждения о том, что я не особенная и все личные помощники проходили через ад, меня все-таки пережевывали с большим чувством. Я получала по нагоняю каждый день: из-за неправильно подготовленных документов, не тех материалов, не вовремя отправленных писем, черт возьми, даже едва различимой капельке кофе, оставшейся на оригинальном документе! И я правда думала, что все, «уходя, гасите свет», но под вечер пятницы случилось нечто совершенно удивительное, из ряда вон.
Я принесла комплект документов, заранее готовясь уносить ноги, чтобы не голову, но на этот раз все было иначе. К моему появлению Николай Давыдович отнесся с философским спокойствием, не открыл папку, а лишь задумчиво стукнув пальцами по столу, вперил в меня взгляд и вдруг задумчиво протянул:
— Ульяна Дмитриевна Сафронова. — Он потер подбородок и откинулся на спинку кресла, дабы полюбоваться своим безупречным потолком. — Знаете, вам не стоит менять фамилию, — сообщил внезапно, доводя меня до абсолютного ступора.
— Что, простите? — Я даже позабыла, как недавно меня учили науке «не перебивай».
— Не меняйте фамилию, когда выйдете замуж. У вас замечательно русское имя, это такая редкость. Сейчас родители будто соревнование устраивают. Роберт, Селестина, Милена… Мы живем в стране, в которой есть определенная культура, традиции, история, в конце концов. Императоры, поднимаясь на престол, перенимали имена как национальное наследие, а нынешние детки для этого слишком круты. — Он помолчал, а я внезапно задалась вопросом: и как же это так случилось, что он у нас Николай Давыдович?!Лк не еврей ли, часом, маскирующийся? Сбрасывает национальность, как старую кожу? — Берегите свое имя. Оно сильное, — закончил Гордеев, не дав мне вдоволь порассуждать о некоторых национальных особенностях присутствующих, и отпустил пораньше.
Почти личный разговор заставил меня пересмотреть свое мнение об отношении начальника. Я вышла из кабинета в растерянности, и спустя два дня все еще не могла определиться со своими чувствами. Однозначным оказалось только одно: желание уволиться пошло на спад.
