В огне аргентинского танго - Алюшина Татьяна Александровна (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Он же и рассказал ей, что Глеб практически перестал встречаться с друзьями, вроде как купил где-то дом с участком и переехал туда жить, и вроде как один, без Ольги. Или Ольга туда просто приезжает, но не живет постоянно? Про жену Глеба Лиза старалась вопросов не задавать.
– Как в деревне? – удивлялась искренне Лиза. – Он же талантливый инженер-механик, руководитель, какое сельское хозяйство?
– А вот так! – мрачнел Кирилл. – Ушел он с работы!
Чуть больше двух лет прошло после смерти его дочери, а он так и живет в деревне. Теперь вот выяснилось, в Тамбовской области. Видимо, в этой местности «товарищей» нашел для своей тоски.
«Что там между вами случилось…» – усмехнулась про себя Лиза, посмотрев в напряженный затылок братца, ведущего машину.
С ними случилось Аргентинское танго, и ничего больше.
И то в другой жизни.
Каким он теперь стал? И Лиза почувствовала, как у нее засосало под ложечкой от предчувствия неприятностей.
Ох, не надо бы им встречаться, вот к бабке не ходи – не надо!
Места здесь и на самом деле оказались великолепные!
Свернув с основной трассы, они проехали какой-то маленький городишко, потом потянулись поля и луга с темной, мокрой землей, с проплешинами кое-где не стаявшего до конца снега, перемежающиеся небольшими рощицами и подлесками. Васнецовские величественные, густые леса маячили где-то далеко на горизонте, показывая лишь свои богатырские бока.
Затем неожиданно выскочила излучина реки с крутыми берегами, заросшими ивняком, от которой они повернули влево и снова через поля. Миновали краем большое село с высокой колоколенкой церкви, видной издалека, проехали, как через почетный караул, сквозь молодой лесок, выстроившийся по обеим сторонам дороги. А за ним открылась потрясающая панорама – на плоской возвышенности стояло несколько домов: один большой, двухэтажный, с мансардой на третьем, явно хозяйский, видный из-за высокого серьезного деревянного забора, и несколько крыш одноэтажных построек в разных углах впечатляющего размерами участка. Еще виднелась какая-то длинная одноэтажная постройка типа коровника, что ли, но далеко от домов, за другим забором, ближе к покатому спуску с возвышенности.
Вперед простиралось дикое поле, которое «врезалось» большим клином в лес, обступавший его с двух сторон. Слева от участка, или как его назвать… хозяйства – так, наверное, правильнее… слева шел пологий спуск, где-то с километр, через луг, и заканчивался он речушкой, вполне себе бойкой и явно глубокой, заросшей по берегам деревьями и кустарниками. А справа проходила дорога, по которой они ехали, между самой возвышенностью и большим лугом, упиравшимся в еще один лес, но далеко, еле виднеющийся, в который и «ныряла» дорога, потеряв по ходу, где-то метров через триста, дорожное полотно и превращаясь в грунтовку.
В сгущающихся все больше и больше сумерках казалось, что окружающая природа словно растворяется, мерцает, парит и затихает, готовясь к переходу в ночь. И этот эффект только усиливал красоту пейзажа.
– Ну вот и приехали, – бодренько сообщил Кирилл. – Вон, Лиза, смотри, хозяйство протасовское. И как отыскал только этот хутор в лесах тамбовских, каждый раз смотрю и поражаюсь! Сюда без машины и не доберешься, разве что пешком, от остановки автобуса на трассе у села, но это километров десять, не меньше.
Вот уж воистину: как отыскал?
– А до села сколько? – полюбопытствовала Лиза.
– Семь километров. Это же хутор, – пояснял Кирилл, отчего-то вдруг переполнившись энтузиазмом и приподнятым настроением. – Раньше здесь было хозяйство зажиточного купца, после революции купца, разумеется, раскулачили и в Сибирь отправили, но дома не пожгли, а отдали под сельскую школу. Потом новую школу построили уже в самом селе, чтобы детям было поближе. Из хутора сделали больницу, но через несколько лет она сгорела, и долгие годы стояло все бесхозным пепелищем. В девяностых какой-то местный деятель, резко разбогатевший, выкупил этот участок у колхоза. Причем не только сам хутор, но и земли вокруг, и построил этот дом, баню шикарную, домик для гостей, хозяйственные постройки, сараи там всякие, гаражи: все капитальное, навороченное, модное по тем временам. И вон видишь длинное такое здание, – указал он вперед, – это конюшня. Думал мужик лошадей разводить и бизнес сделать. Да только грохнули его, как и полагается в те годы. Ну и все это добро долго стояло бесхозным, особо желающих забираться в глушь, в леса тамбовские, не находилось. К тому же, если ты заметила, это «конечная станция», дорога у хутора и заканчивается. Нет, она идет дальше, вон, видишь, да только это уже грунтовка, а дорожное покрытие только до ворот и есть, – и он указал рукой вперед на развилку.
Забирая чуть правее, вперед уходила дорога, заасфальтированная еще метров двести, дальше дорожное покрытие заканчивалось и начиналась колея, уходящая в лес. Кирилл же повернул на развилке налево, и машина медленно стала подниматься вверх по добротной асфальтированной дороге, ведущей к воротам хозяйства.
– Тому, кто ищет тишины, самое то, – продолжил бодрое повествование Кирилл. – Потом хутор этот купили какие-то иностранцы, собирались экспериментальное хозяйство устраивать, но через два года разорились в российской-то действительности, и снова хутор долго не могли продать. Лет семь назад его купили последние хозяева и устроили тут конеферму. Разводили породистых лошадей, продавали и конный туризм здесь организовали, вроде даже процветали, но в кризис сильно попали, и постепенно бизнес сошел на нет. Вот у них Протасов и купил все это добро с землями и полями.
На этом финале повествования они подъехали к высоким и мощным деревянным воротам, большущие створки которых, дернувшись могучим телом, медленно начали распахиваться внутрь участка.
– Да, Лиз, – развернувшись на сиденье, посмотрел на нее Кирилл, став вдруг очень серьезным. – Я хотел сказать. Он сильно изменился. Стал другим. Не удивляйся так уж открыто. И постарайся даже не намекать про Алису. Это табу.
– Постараюсь, – недовольно пообещала она.
Ворота распахнулись, и они медленно въехали на участок, Кирилл кивнул какому-то мужичку, открывшему для них ворота, и махнул: мол, подходи. Мужик кивнул в ответ, что понял. Они покатили дальше, свернули влево, проехали несколько метров по мощеной дорожке и остановились у открытых ворот приземистого здания гаража, рассчитанного на несколько машин.
– Выходим, барышни! – весело распорядился Кирилл, заглушив мотор.
Лиза выбралась из машины, с удовольствием потянулась, присела пару раз, сделала наклоны, хоть немного разминаясь после многочасового сидения в машине и осматриваясь вокруг.
Особо разглядеть что-то ей не удалось, сумерки практически растаяли, уступая законное место ночи, и в наступающей темноте просматривались лишь очертания зданий и деревьев на участке.
На крыльце большого хозяйского дома зажглись фонари, осветив застекленную веранду, уютный круглый плетеный столик, кресла вокруг него. На веранду вела широкая лестница. В настоящей природной темноте ночи, не размытой никакими огнями и шумом города, этот свет и эта веранда казались единственным островком людского жилья, особо уютными, как теплое пристанище для усталого путника, в котором тебя ждут спасение, и защита, и помощь.
Умиротворенность этой почти пасторальной картинки портила фигура хозяина, стоявшего неподвижно на верхней ступеньке лестницы, скрестив руки на груди. Выражение его лица было не рассмотреть, но весь его вид, напряженная поза и то, что он не пошел им навстречу, прямо говорили о том, что хозяин не слишком гостеприимно настроен.
Лиза разволновалась и напряглась и все всматривалась в эту одинокую фигуру, казавшуюся ей почему-то грозной, и чем ближе они подходили к дому, тем сильнее она нервничала.
– Кажется, нам здесь не до конца рады, – оценила она почти демонстративную холодность приема фразой из известного спектакля «Ленкома»
