Все люди – хорошие - Волчок Ирина (полная версия книги .TXT) 📗
– А что – твой?
Это было прямое напрашивание на комплимент, в который ни он, ни она не верили. Но он произнес то, что она, как он думал, хочет от него услышать:
– Люсик, ты у меня самая единственная.
Ей как филологу – ну ладно, не филологу, а человеку, закончившему филфак, – формулировка «самая единственная» показалась неожиданно откровенной. То есть единственных у меня много, но ты – самая.
Они еще поболтали, обсудили предстоящий выход в свет, на концерт. Ей обновки никакие не нужны? Она не забыла, что их очередь принимать после концерта всю компанию? Кстати, дядя Коля с ними вроде пойти хотел, она не знает, что это ему в голову взбрело?
Надо еще посмотреть, что там с винами. Про вина – это у Владимира был такой маленький пунктик. Он искренне считал, что у состоятельных людей должен быть свой винный погреб. Впрочем, для провинции его коллекция вин и вправду была недурна. Коротко обсудили меню, Владимир высказался на тему возможной Наташкиной некомпетентности. Людмила ответила, что даже если роль помощницы по хозяйству ограничится чисткой и резкой продуктов под неусыпным контролем и последующим мытьем посуды, то парадный ужин в новом доме ее уже не пугает. А вообще-то сегодняшний плов ей очень даже понравился. Между прочим, Наташкино изобретение. Владимир не мог не согласиться: действительно вкусно. И непривычно. Совсем не похоже на мамину любимую рисовую кашу с мясом. Они вместе похихикали над этой старой семейной шуткой – Владимир, к счастью, не относился к тому неприятному типу мужей, которые во всем ставят в пример жене собственную маму.
Через час, после того как выключили свет, Владимир все еще не спал. Вспоминал голос, такой неожиданный у тощей, некрасивой девчонки, и думал: каково это – услышать «я тебя люблю», или «делай со мной что хочешь», сказанное этим самым голосом. В темноте. Так близко, чтобы чувствовать на щеке горячее дыхание. И эти руки, такие быстрые, ловкие. И наверняка очень сильные – как она снег-то кидала утром…
Он перестал мечтать о женщинах на сон грядущий примерно пятнадцать лет назад. Просто вокруг него их всегда было достаточно. Исключая, конечно, время, проведенное в армии, там фантазий было хоть отбавляй. Впрочем, он сейчас вовсе и не мечтал. Тоже мне, женщина… Просто белобрысая моль с невероятным голосом не выходила у него из головы.
Наташке тоже не спалось, но совершенно по другим причинам. Ни хозяин, ни его невозможно красивая сестра не произвели на нее ни малейшего впечатления. Она даже, как ни странно, забыла о его несанкционированном прикосновении, когда убирала посуду. Куда важнее оказалась Людмила. Наташка, можно сказать, влюбилась. Считай, с первого взгляда. Никто и никогда не относился к ней так хорошо. И так просто. И безо всякой на то объективной причины. И это она еще не старалась! Ну, то есть не то чтобы осознанно не старалась, просто все очень быстро происходило сейчас в ее жизни. Как поезд на длинном перегоне – так все стремительно разогналось, что не успеваешь по сторонам смотреть. Новая стрижка, новая одежда, мальчишка этот чудесный, вроде молчит, а в глазах чертенята… И Людмила. Спокойная, уверенная. Она ведет себя не как хозяйка, а как подружка или старшая сестра. Наташке вспомнился роман Булгакова из внеклассного чтения по литературе, «Собачье сердце». Там герой и в начале, и в конце думал одно и то же: вот свезло так свезло. Ему, этому бедному Шарику, не так уж и свезло, по большому счету. Не то что ей, Наташке.
Кроме всего прочего, ей, всю жизнь считавшей себя страшненькой, а уж после истории семилетней давности – так вообще ходячим ночным кошмаром, ужасно понравилось собственное отражение в зеркале. Может, и не модель, но уж определенно девушка не хуже других. Почти симпатичная девушка.
Она еще долго ворочалась в непривычно мягкой и широкой постели, переполненная впечатлениями, и не знала, что хозяину тоже не спится. Правда, совсем по другим причинам.
Утром она, а не Людмила, впервые подавала Владимиру завтрак. Кофе был просто чудесный, а вот без апельсинового сока пришлось обойтись – наверное, жена не успела показать ей соковыжималку. Владимир слегка злился на себя за ночные размышления, а поскольку Наташка опять упорно молчала, он стал злиться на нее. Так бы и злился, но произошло совершенно невозможное событие – в кухню вбежал Андрюшка. То есть в том, что ребенок спустился позавтракать перед школой, не было ничего странного. А дальше Владимиру оставалось только наблюдать и напоминать себе, что ничего глупее, чем раскрытый от удивления рот, и быть не может. Его замкнутый, сдержанный не по годам сын с порога заверещал:
– Привет, Наташа!
И она вдруг заулыбалась – не как вчера, с опаской, а как будто ей только что подарили нечто долгожданное, волшебное. Живо обернулась к ребенку, обрадованно сказала:
– И тебе привет, Андрюшка!
Они сразу принялись тихо и весело возиться, вместе подавая на стол, Андрюшка мешался под ногами, раздавал указания, тут же их отменял, а она разговаривала с ним шепотом, делала строгое лицо, и все это время они постоянно почти бесшумно смеялись.
Обалдеть. А они с Людкой еще обсуждали, не стоит ли показать Андрюшку детскому психологу на предмет подозрительно недетской серьезности. Вот вам и замкнутый ребенок. Андрюшка еще допивал свое какао, которое обычно отказывался пить, а сегодня заявил, что это вовсе не противная гадость, а пища богов, а Владимир отправился прогревать машину. Пища богов, надо же. Слова какие он знает, замкнутый ребенок.
Глава 5
Людмила практически сразу поняла: ее Наташка из тех людей, которые просто физически не могут оставаться в покое. На ум приходил курс школьной физики. Тело, погруженное в жидкость, не может не вытеснить эту самую жидкость. Или шар, вдруг оказавшийся на наклонной плоскости, не сумеет не катиться, даже если очень сильно захочет.
Во сколько Наташка вставала по утрам, Людмила не знала, но к завтраку множество домашних дел оказывалось переделанными. Почти сразу они договорились о зимнем саде. Вся эта рукотворная красота в данный момент существовала как бы в состоянии куколки. Дизайнерский замысел просматривался ясно, растений было много, но Наташка вкусом, чувством стиля и интуицией, неожиданными в деревенской девочке, угадывала то, во что домашняя оранжерея может превратиться. Услышав просьбу о допуске до работ в зимнем саду, Людмила не без опаски ожидала вторжения помидорной рассады в пластиковых стаканчиках и ящика с вонючим и неэстетичным, но, безусловно, полезным для здоровья зеленым луком. Ничего подобного не случилось. Наташка чуть ли не два часа пытала ее, как что называется, кто из цветов любит воду, кто предпочитает много солнца, а кого нужно затенять… Короче, благословение хозяйки Наташка получила. С одним маленьким «но»: не трогать амариллисы. Эти некрасивые в обычном своем состоянии растения должны были скоро зацвести, а два уже выпустили полуметровые жирные стрелки.
Кроме кропотливого и вдумчивого занятия в зимнем саду был еще Наташкин любимый снег. Деревенский мужик, кажется, дядя Паша, получавший раз в неделю от богатых придурков сто рублей на пропой души, был смертельно обижен. И дохода лишили, и чистит эта девка так, как будто дворец какой обхаживает. Односельчане над ним посмеивались: мол, девчонка лучше тебя, старого дурака, справляется. Резче и честнее всех высказалась его собственная жена: ты за водку, а она на совесть, вот и вся разница.
На снег у Наташки были свои планы, и она начинала охотиться на него еще с вечера, просила Людмилу посмотреть в Интернете, какая погода ожидается завтра. И в субботу вечером повезло – обещали обильный снегопад. А на градуснике, вообще-то, минус один. Значит, снег будет мокрый, липкий. Для ее плана – то что надо. Наташка хотела сделать сюрприз для Андрюшки, до рассвета сладить снежную бабу. Чтобы, как положено, с ведром на голове и морковкой вместо носа. А то совсем ребенок заучился. Общеобразовательная, художественная, музыкальная школы – у взрослого человека голова кругом пойдет.
