Люблю твои воспоминания - Ахерн Сесилия (читать книги онлайн без .txt) 📗
Мой парикмахер заворачивает меня в черную пелерину, и я еще раз украдкой смотрю в зеркало на мужчину в соседнем кресле. Он смотрит на меня. Я смотрю в сторону, а затем снова на него. Он отводит глаза. И наш теннисный матч взглядов продолжается все время нашего пребывания в парикмахерской.
— Так что вы хотите, сударыня?
— Состричь все, — говорю я, пытаясь не смотреть на свое отражение. Однако холодные руки касаются моих пылающих щек, поднимая мою голову, и меня заставляют посмотреть себе в лицо. Есть что-то лишающее воли в том, что тебя заставляют смотреть на саму себя, когда ты не хочешь себя разглядывать, боясь увидеть что-то кровоточащее и реальное, от чего не можешь убежать. Ты можешь лгать себе, но когда ты смотришь себе в лицо, что ж, ты знаешь, что лжешь. Со мной не все в порядке. Я не скрываю этого от себя, и эта правда смотрит мне в лицо. У меня впалые щеки, большие черные круги под глазами, обведенные красными дужками век. Это следы ночных слез, и глаза от них все еще горят. Однако при всем при этом я выгляжу… собой. Несмотря на огромную перемену в жизни, я выгляжу как раньше.
Уставшая, но узнаваемая. Не знаю, что я ожидала увидеть. Полностью изменившуюся женщину, при взгляде на которую людям сразу станет понятно, что она прошла через тяжелое испытание? А вот что говорит мне зеркало: никто ни о чем не догадается, просто взглянув на меня. Никогда нельзя узнать о человеке все, просто посмотрев на него.
Мой рост пять футов пять дюймов, волосы средней длины ложатся на плечи. Их цвет — что-то среднее между русым и каштановым. Я человек середины. Не толстая, но и не тощая, делаю зарядку два раза в день, немного бегаю, немного гуляю, немного плаваю. Ничего чрезмерного, ничего недостаточного. Ни на чем не помешана, ни к чему не пристрастилась. Меня нельзя назвать общительной, но и стеснительной тоже нельзя, во мне есть оба эти качества, проявляющиеся в зависимости от моего настроения и от событий вокруг. Я никогда ни к чему не прикладываю больше усилий, чем требуется, и получаю удовольствие от большинства вещей, которые делаю. Нечасто скучаю и редко жалуюсь. Когда я пью, то пьянею, но никогда не отключаюсь и не мучаюсь похмельем. Мне нравится моя работа, но я не люблю ее. Я симпатичная, не сногсшибательная, не уродина; не жду слишком многого, потому глубоко не разочаровываюсь. Редко бываю сильно возбуждена, но и полностью спокойна тоже, однако многое меня интересует. Я нормальная. Ничего захватывающего. Я смотрю в зеркало и вижу этого среднестатистического человека. Немного уставшего, немного грустного, но не разваливающегося на части.
Смотрю на мужчину рядом с собой и вижу то же самое.
— Простите? — Парикмахер прерывает мои размышления. — Вы хотите состричь все? Вы уверены?
У вас такие здоровые волосы. — Он перебирает их пальцами. — Это ваш натуральный цвет?
— Да, обычно я его немного оттеняла, но перестала из-за… — Я чуть не говорю «ребенка». Мои глаза наполняются слезами, и я смотрю вниз, но он думает, что я киваю на свой живот, спрятанный под пелериной.
— Из-за чего перестали? — спрашивает он.
Я продолжаю смотреть вниз и вожу по полу ногой. Старый трюк с шарканьем. Не могу придумать, что бы ему сказать, и делаю вид, что не слышу вопроса.
— Вы сказали, что прекратили из-за чего-то.
— Мм… да. — Не плачь. Не плачь. Если ты начнешь сейчас, то не остановишься никогда. — Да я не знаю… — бормочу я и наклоняюсь, будто мне необходимо порыться в стоящей на полу сумке. Это пройдет, это пройдет. Когда-нибудь, Джойс, все это пройдет. — Я перестала, чтобы не портить волосы химикатами.
— Хорошо, вот как это будет выглядеть. — Он собирает мои волосы сзади. — А что, если мы сделаем прическу, как у Мэг Райан во «Французском поцелуе»? — Он вытягивает пряди во все стороны, и я выгляжу так, будто засунула пальцы в розетку. — Получается очень сексуально, волосы растрепаны, словно вы только что встали с постели. Или мы можем сделать так. — Он еще немного возится с моей головой.
— А мы не можем ускорить процесс? Меня тоже на улице ждет такси. — Я смотрю в окно. Папа болтает с водителем.
Они оба смеются, и я немного расслабляюсь.
— Ну что ж… Но это нельзя делать на скорую руку. У вас такие густые волосы…
— Ничего страшного. Я разрешаю вам спешить. Просто отрежьте их все. — Я снова смотрю на такси.
— Дорогая, мы же должны оставить несколько дюймов. — Он опять поворачивает мое лицо к зеркалу. — Мы же не хотим сделать из вас Сигурни Уивер из «Чужого», правда? Мы сделаем вам челку набок, очень утонченно, очень модно. Я считаю, вам это пойдет, подчеркнет высокие скулы. Что вы об этом думаете?
Мне наплевать на мои скулы. Я хочу состричь все.
— Почему бы нам попросту не сделать вот так? — Я беру у него ножницы, отрезаю свой хвост, а затем протягиваю ему и то и другое.
Он ахает. Хотя больше это напоминает писк.
При виде моего парикмахера, в руке которого сжаты длинные ножницы и десять дюймов волос, у американца отпадает челюсть. Он поворачивается к своему парикмахеру и хватает ножницы до того, как тот успевает отрезать следующую прядь.
— Не надо, — показывает он в мою сторону, — делать этого со мной!
Парикмахер с хвостом вздыхает и закатывает глаза:
— Конечно нет, сэр.
Американец снова начинает чесать левую руку:
— Наверное, меня кто-то укусил. — Он пытается отвернуть рукав рубашки, и я наклоняюсь в кресле, стараясь взглянуть на его руку.
— Пожалуйста, сидите спокойно.
— Пожалуйста, сидите спокойно. Парикмахеры говорят в унисон. Потом смотрят друг на друга и смеются.
— Что-то смешное сегодня в воздухе, — замечает один из них, и мы с американцем смотрим друг на друга.
Действительно, смешное.
— Сэр, пожалуйста, смотрите в зеркало. Американец отворачивается.
Мой парикмахер кладет палец мне под подбородок и в очередной раз поворачивает мое лицо к зеркалу. Он протягивает мне мой хвост:
— Сувенир.
— Мне это не нужно.
Я отказываюсь брать у него свои волосы. Каждый дюйм этих волос связан с тем, чего теперь нет. С мыслями, стремлениями, надеждами, желаниями, которых больше не существует. Я хочу начать сначала. С новыми волосами.
Он начал придавать прическе форму, и я смотрю, как медленно опускается на пол каждая отрезанная прядь. Голове становится легче.
Волосы, которые выросли в тот день, когда мы купили кроватку. Чик.
Волосы, которые выросли в тот день, когда мы выбирали краску для детской, бутылочки, слюнявчики и распашонки.
Все куплено слишком рано, но мы были так рады… Чик.
Волосы, которые выросли в тот день, когда мы выбрали имена. Чик.
Волосы, которые выросли в тот день, когда мы рассказали друзьям и близким. Чик.
День первого УЗИ. День, когда я узнала, что беременна. День, когда был зачат мой ребенок. Чик. Чик. Чик.
Более болезненные свежие воспоминания еще какое-то время останутся в корнях. Мне придется подождать, пока волосы вырастут, чтобы избавиться и от них тоже, и тогда все следы исчезнут, и я буду жить дальше.
Я подхожу к кассе, когда американец платит за свою стрижку.
— Вам идет, — говорит он, рассматривая меня. Смущаясь, я пытаюсь заправить за ухо волосы, но их нет. Я чувствую себя легче — легкомысленной, радостной до головокружения.
— Вам тоже.
— Спасибо.
Он открывает мне дверь.
— Спасибо. — Я выхожу на улицу.
— Вы слишком уж вежливы, — говорит он мне.
— Спасибо, — улыбаюсь я. — Вы тоже.
— Спасибо, — кивает он.
Мы смеемся. Разглядываем ожидающие нас такси, будто стоящие в очереди, а потом с любопытством опять смотрим друг на друга. Он странно улыбается.
— Первое такси или второе? — спрашивает он. — Мой водитель болтает без умолку.
Я изучаю оба такси, вижу, как во втором папа наклоняется вперед и разговаривает с водителем.
— Первое. Мой папа болтает без умолку.
Он переводит взгляд на второе такси, где папа теперь прижимает лицо к стеклу и с недоумением рассматривает меня.