Декаданс - Андрианова Анна (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Три часа дня. Головная боль. Пустая бутылка виски. Переполненная пепельница стоит поверх умно-философской книжки «Женское начало». Сколько уже всего прочитано, осмыслено, обдумано... Все, завязываю с депрессией и с алкоголем-привязанностью тоже.
Сердечная боль, как показывает практика, заживет, и останется сухой остаток – знание-опыт. Нет, не тот, что мы в книжках умных можем вычитать и потом повторять ежедневно, чтобы не забыть, нет, настоящее знание, о существовании которого ты даже забудешь потом. А оно сидит себе внутри и управляет твоей жизнью уже без твоего ведома. Мудрость называется. Такой вот закон, не умеет человечество знания накапливать и передавать. Не умеет, и все тут. Никакие библии, веды и Достоевские не помогут. Мы должны через все пройти и все понять сами. Насколько сил хватит – столько и поймем. А захотим о них сказать – выдадим банальности, о которых все давно слышали. Так получается (таков механизм), что получить эту самую мудрость мы можем только через боль – не научились по-другому пока. Аспирины вкусными не бывают.
Две недели некислой депрессии, когда постоянно тянется рука позвонить, но гордость выше, тело хочет сесть в машину и приехать, – но слишком много открытых вопросов, слишком много непонимания.
Понятно одно, и это, наверное, и является мудростью, – нужно уметь прощать людей. Просто так прощать, и все. На земле ангелов нет, мы все тут как в одном большом дурдоме, мы все тут душевнобольные, душевно-покалеченные, сердечно-контуженные. И главное, в этой вселенской дурке нет никакой иерархии – какая разница, олигарх ты или бомж, если у тебя в смятении души и сердца? В своих душевных травмах все равны. Боже, сколько в нас всех обиженного самолюбия, сколько страха потерять то, что имеем и не получить того, что хотим, сколько боязней быть отвергнутыми, непонятыми, ненужными. Все одинаково больны, все совершают одни и те же ошибки и каждый пытается получить хоть какое-то осознание, открыть и прочувствовать мудрость.
Остается лишь жалеть друг друга, прощать, любить и жалеть. На этом и стоит строить отношения. Один душевнобольной помогает другому душевнобольному пониманием, состраданием, выслушиванием, участием. Нет, не учит, не критикует, не осуждает – ведь никто не знает истины, никто не знает, как надо жить. Разве можно обижаться на душевнобольного, разве можно на него злиться? Нет. Я больна, как и Серж, как и все люди. И возможно что-то понять, лишь попытавшись это сделать. Вылечиться можно только тогда, когда начинаешь лечиться, когда начинаешь шевелиться в этом направлении.
Я собираюсь заняться самолечением, возможно, тогда получится приносить таблетки другим пациентам.
Чем революционер отличается от обычного обывателя? Тем, что первому присуще два основополагающих качества успеха: пессимистичный ум и оптимистичная воля. Пессимизм ума заключается в том, что ты понимаешь – век живи, век учись и дураком помрешь. Чем больше ты движешься к познанию истины, тем больше у тебя остается открытых вопросов, тем больше тебе нужно понять, а время все уходит и уходит. Ты понимаешь, что скорее всего ты не придешь к истине. И что цель, к которой ты так стремишься, вряд ли нужна и полезна для мира, в котором ты существуешь. Ты так же понимаешь, что понятие счастье иллюзорно, мечты всегда исполняются, но не так, как бы тебе хотелось, в мире нет ничего стабильного, грань между добром и злом часто бывает размыта, и все равно мы все умрем.
Оптимизм же воли говорит о том что, несмотря на осознание всего вышеизложенного, ты все равно ставишь цели и достигаешь их, минуя препятствия, движешься к осознанию истины и пытаешься строить свой мир, свою реальность.
Одним словом, «если сникнет парус, мы ударим веслами!»
Уберечься от боли и страданий в жизни не получится никогда, это важные составляющие для лечения, как антибиотики. Так что кроме лунного умопомешательства есть уверенное солнечное сумасшествие. Можно не расстраиваться. Эта тревога – учебная, в жизни много было таких, а сколько еще будет!
Ведомая этими оптимистичными заключениями, я собираюсь на баб-совет в нашем лесу. Пять непринятых вызовов на телефоне от Катьки свидетельствуют о том, что лучшие в мире девчонки (это мы так ласково друг друга называем) жаждут меня видеть.
Бедненький мой Cayenne похож на танк после похода в деревню Гадюкино, которую смыло. Я запустила его так же, как и запустила себя. Маникюр в таком состоянии, что аж смотреть противно.
– Привет, душа моя! – ласково обнимает меня в дверях Катька.
Сияет своей всегда непревзойденной улыбочкой, полного счастья и безмятежности, нежности, сострадания и вселенской любви. Глядя на эту игриво смеющуюся, хрупкую особу, вряд ли поверишь, что от одного ее слова дрожат регионы. В ее владении фармацевтическая компания, в подчинении почти две тысячи человек, все любят, ценят, уважают и главное – слушаются. Все, кроме мужа, который позволяет себе спокойно и непринужденно, без чувства вины и угрызений совести, наставлять ей рога и вытирать об нее ноги.
– Сейчас мы будем залечивать твои раны масочками, запаривать их веничками, сделаем маникюрчик, выпьем бирюзовый улун и пусть сохнет тот, кому мы не достались, и сдохнет тот, кто нас не захотел. Я соскучилась!
Она крепко обнимает меня, а я задерживаю дыхание, чтобы не зарыдать. Какие тут к черту масочки?
На первом этаже у бассейна разместились наши милые барышни, закутанные в халаты и полотенца. Они задушевно беседуют, как всегда, ни о чем и ни про что.
– Катька, почему нам мужья изменяют? – не выдерживаю я.
Не могу не думать об этом. Вроде бы все понимаю, но прочувствовать не могу. Почему нужно сразу бежать налево? Почему нельзя сначала все обсудить, как взрослые люди? А может, он со мной и обсуждал, но я просто не слышала.
– Потому что боятся! – как всегда уверенно отрезает она.
Катька умеет говорить только утвердительными предложениями и только глаголами. Издержки профессии.
– А чего нас бояться?
– Банальный инстинкт самозащиты! Они ущербно себя чувствуют, не будучи лидерами, все должно быть так, как им надо. А если ты руководишь каким-то в вашей жизни общим процессом, финиш. Мужик боится потерять власть, бежит к другой утверждаться. Чтобы не быть раздавленным, не быть тряпкой. Он думает – вот ты сейчас это на себя взяла, а потом и все на себя взвалишь, и он тогда тебе будет не нужен. Вот и бежит реализовывать свою нежность в другом месте.
– А что он тогда вообще от тебя не уйдет к этой своей реализаторше нежности?
– Нелепо, конечно. Привык просто. Все мужики на самом деле подкаблучники, только они сами боятся себе в этом признаться. А при матриархате, мне кажется, все были бы счастливы, и мы, и они.
Я заползаю в парилку и слушаю разглагольствования Катьки.
– Слушай, а у вас секс бывает при такой постоянной борьбе за власть? Имеют ли место быть давние титанические порывы души?
Катька истерично хохочет, показывая свои дорогущие зубы. Она относится к разряду тех женщин, чья душа всегда открыта для любви. Но если кто-то разобьет ей сердце, она разобьет ему голову.
– Ты что? Какой тут секс? Мы спим в разных спальнях, он храпит и во сне слюни пускает. Так что пусть эти слюни его объект реализации ему и подтирает.
– Ой, девочки, ну что они за козлы такие рогатые, – вливается в беседу Танька. – Я, когда за своего замуж выходила, так любила его – молитвенно, безоглядно, была все готова на свете отдать, лишь бы быть с ним. Милый, промурыжив меня год, заявил: «Знаешь, мне нужна такая жена, как немой психолог, чтобы могла меня выслушивать и смотреть понимающими глазами и еще всегда чтобы улыбалась». Я этот момент прочувствовала и стала для него тенью, правой рукой, помощником во всех мелких делах, надомным психологом. От своей жизни отказалась. Уволилась с работы. Живу только им. А он домой девицу притащил и говорит: «Пусть ради разнообразия с нами поживет». Вот теперь едим втроем, спим втроем, отдыхаем втроем. Девочки, может прощаться с ним, а? – Танюша толстым слоем наносила на себя медовую маску, пристально разглядывая свою крахмально-белую королевскую кожу.
