Спору нет! (СИ) - Волкова Светлана (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
«Где ты, девочка? – снова воззвал к любимице Цесаркин. – Одна, в чужом районе!»
Решив завтра с утра продолжить поиски, он понуро поплелся домой. Если старый бабкин чулан можно было назвать его новым домом. Перед самым подъездом Денис оглянулся по сторонам и в отчаянии заорал:
– Герда!
В соседнем подъезде открылось одно из окон, и пьяный мужской голос пригрозил:
– Вали на фиг к Снежной королеве, Кай! Сейчас спущусь, все зубы пересчитаю!
В этот момент на третьем этаже, прямо над его головой, распахнулась балконная дверь и из комнаты, прозванной бабушкой «столовой», выскочила большая коричневая собака, просунула морду между прутьями, внимательно глянула на Дениса и громко гавкнула. Всего один раз, словно говоря: «Я здесь. Где тебя носит, хозяин?»
– Вы там совсем обалдели?! – закричали откуда–то сверху.
Денис, мысленно отмахнувшись от дурацких воплей, взлетел на свой этаж и, напоминая себе Кинг–Конга, яростно ворвался в квартиру.
Герда как ни в чем не бывало восседала посреди коридора, а дверь к бабуле оказалась заперта изнутри.
– Пойдем спать, вероломная собака, – пробормотал вымотанный Цесаркин и, потрепав Герду по холке, побрел к себе в чулан. Она, поджав хвост, потащилась следом. И с полувздохом–полустоном улеглась на новую постилку.
Остаток ночи Денис проворочался на неудобном жестком диване, стоявшем здесь с незапамятных времен. Цесаркин вспомнил, как давным–давно бабушка с дедом ругались между собой – выкинуть «топчанчик» или нет. Денис словно заново увидел кухню, где с самого утра пахло сдобой, бабушку в красном переднике, надетом поверх темно–синего платья, с аккуратной стрижкой и завитыми на мелкие папильотки волосами. А рядом насупленный дед в шелковой полосатой пижаме и с неизменным журналом «Наука и жизнь» в нервных узловатых пальцах. И он сам, Дениска Цесаркин, сидит между стариками и ест свежую, чуть теплую ватрушку, запивая ее молоком. Сколько же лет прошло? Денис почувствовал, как в душе закипает злость на эту чертову куклу, Нину Тарантуль. Арахна, блин!
Почему же так распорядилась судьба, что он – наследник Крутояровых – должен ютиться в чулане, а эта алчная гадина дрыхнуть на велюровом диване? Да еще Герду приманила. Выставила дураком в глазах собаки.
Цесаркин тяжело вздохнул, и снизу эхом ответила Герда.
«Не раскисай», – сам себе наказал Денис, поймав себя на мысли, что расставание с Шуркой далось ему легко, а вот мнимая пропажа собаки заставила поволноваться.
Он постарался сосредоточиться на работе, но в который раз мысли перекатились на предательство близких – маменьки, Шурки и даже Герды. Денис запретил себе плохо думать о матери и Герде. Во всем виноват только один человек. Арахна ей имя!
«Трахни в бок меня медуза», – выругался он, снова представив тонкую шею бабули и шелковую ткань, мягко стелящуюся по плечам и груди. Цесаркин мысленно шагнул к Нине почти вплотную и аккуратно ладонью провел по нежной коже, отвел в сторону русые пряди и погладил ежик волос на затылке, а затем медленно принялся развязывать пояс, запутавшись пальцами в тонкой ткани. Денис потянулся к манившей его женщине, мечтая отодвинуть в сторону шелк, холодящий пальцы, и коснуться горячей кожи. Но привередливая Арахна отступила в сторону, он всем телом двинулся следом… И свалился с «топчанчика». Хорошо хоть не на голову Герде. Собака жалостливо глянула на него, словно говоря:«Предлагала же пойти спать к новым знакомым. Там удобнее и веселее!»
–Даже не проси, – рыкнул в ответ Цусаркин и, обидевшись на Герду, отвернулся к стене и уснул.
Проснулся он поздним утром и сразу понял, что находится в квартире один. Подошел к двери в столовую, заглянул внутрь. Как будто никто и не спал этой ночью. Никаких улик типа брошенного на стул пеньюара или разбросанных по углам тапочек. Он обернулся и осмотрел прихожую. Есть! Бледно–розовые тапки, Шурка называла такой цвет нюдовым, притаились на полке. Цесаркин, быстро вернувшись, взглядом обшарил кухню. Арахна никуда и не думала съезжать. В углу, недалеко от мойки, одиноко маячили две миниатюрных тарелочки, словно из набора игрушечной посудки. Столовый сервиз Фиби–Буффе, собачьего недоразумения.
По привычке Денис залез в шкафчик и, пошарив взглядом по полкам, выудил зубочистки.
– Вас то, родимые, мне и надо, – хмыкнул он недобро и, заглянув в чулан, убедился, что Герда на месте. Она приподняла голову и, недовольно рыкнув, завалилась спать дальше.
«Вот и правильно, – мысленно фыркнул Денис. – Свидетели мне не нужны!»
Он вернулся обратно к двери в столовую и, внимательно осмотрев дверной замок, точным движением воткнул зубочистку в узкое отверстие, напрочь заклинив металлический язычок. Потом аккуратно отрезал ножом никому не нужный конец тонкой деревяшки и отправился к себе писать иск. Воскресный день не предвещал никаких встреч и развлечений. Цесаркин прогулялся по парку с собакой, потом забрал в кафе заказанные роллы и после обеда, смахнув пыль со старого журнального столика и разложив на нем материалы дела, принялся за работу.
Антон Анатольевич Рогинский, прозванный друзьями АнтАнтом, разводился со своей женой после сорока лет совместной жизни. И если не скальп несчастной жены, то хотя бы все нажитое во время брака стремился получить в личное пользование. Что там жена и дочка, если все заработал он сам, вот этими натруженными руками!
Цесаркин вспомнил «мозолистые» ладони заказчика – холеного мужика лет шестидесяти с тщательно закрашенной сединой и кольцами на безымянных пальцах. На правой руке – перстень с крупным темно–синим сапфиром, а на левой – замысловатое, по краям обрамленное бриллиантами кольцо с набитыми по кругу золотыми цифрами, сверкающимина черном фоне.
– Чем больше удастся отжать, тем выше твой гонорар, – отрезал на прощание Рогинский, автоматически потирая кольцо с цифрами и, заметив взгляд адвоката, серьезно пояснил:
– Когда это кольцо в Париже купил, так сразу пруха поперла. Я его на ночь в сейф прячу. Дважды забыл надеть, так один раз евро скакнуло, а второй – в обэп вызвали.
– Тогда лучше не снимать, – улыбнулся Цесаркин. – Такие риски. – И шутя добавил: – А где в Париже покупали? Я б смотался.
Рогинский хохотнул, давая понять, что ему шутка понравилась, и, погрозив пальцем, направился к выходу.
Денис особо не верил байкам о кольце, но доподлинно знал, что товары из-за бугра АнтАнт завозил под видом гуманитарной помощи, практически не платя пошлины и НДС. Состояние Рогинского, подлежащее разделу, включало пакет акций банка, входящего в пятерку региона, розничную сеть магазинов постельного белья, фабрику «Милый дом», завод строительных материалов, несколько гектаров леса и свиную ферму. И все бы ничего, а только фабрика, магазины и лес оказались записаны на тещу. И вот тут начиналось самое интересное. Лес жена, вот глупая женщина, отдавала и так, магазины предлагала поделить поровну, а вот фабрику категорически не захотела включать в общее имущество. Этот номер мог пройти с любым другим мужиком, но только не с АнтАнтом. Он по мировому соглашению забрал лес и магазины, а теперь требовал фабрику.
«Не на того напала, голубушка», – хохотнул про себя Цесаркин и почесал затылок, пытаясь понять, как и чем надавить на строптивую разведенку. Время от времени он отвлекался от ноутбука, задумчиво глядел в окно на стайку воробьев, расположившихся на стоявшем неподалеку тополе, и рассуждал, где же носит Нину Тарантуль. Но вот в замке повернулся ключ и по паркету зацокали собачьи когти.
«Фиби–Буффе не приходит одна», – под нос себе пробормотал Цесаркин.
Герда, насторожившись, выглянула на кухню.
– Ты куда? – недовольно пробурчал Денис, и собака тотчас вернулась обратно, виляя хвостом, словно говоря: «А что? Я ничего…»
Он услышал на кухне знакомые шаги, и тут же на всю квартиру запахло жареной картошкой и мясом. Денис, съевший за целый день только сет роллов, почувствовал острый приступ голода. Нестерпимо захотелось мяса. Отбивную или кусок шашлыка. Хоть что–нибудь! Цесаркин попробовал убедить себя, что растительная пища гораздо полезней и в фасоли содержится белка… не сосчитать. Но упрямый организм не хотел ничего знать про белки и углеводы, а нагло требовал мяса. Даже не курицу с индейкой, а кусок хорошо прожаренного стейка. Или на худой конец отбивной.