Сестры - Бут Пат (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Однако ты не возьмешься продавать картины для нее, не так ли, Генри? Ты прекрасно знаешь, чем это может обернуться для меня и для художника.
Генри Бисестер взглянул прямо перед собой. Он ожидал подобного заявления. Аукционы не могли позволить себе портить отношения с дилерами, реализация картин которых составляла солидную часть их доходов. Коробейники от искусства, кроме тех случаев, когда грызли глотки друг другу, держались вместе ближе, чем спаривающиеся собаки.
– Понимаешь, все весьма непросто, Ивэн. Вот почему я позвонил тебе сразу же, как только эта сумасшедшая баба переговорила со мной. Подумал, что, может быть, ты сумеешь отговорить ее. В конце концов, ее ожидает холодный финансовый душ, если она попытается реализовать свою безрассудную схему. Но, судя по всему, ее это абсолютно устраивает. Дело в том, что, если не мы продадим картины, их продаст кто-нибудь другой. Парни из «Сотби» продали бы своих бабок, узнай они об этом. Если дело будем вести мы, то, по крайней мере, сможем действовать заодно и предотвратить полную катастрофу. Одному лишь Богу известно как.
Ивэн подумал, куда могла подеваться вся его кровь? Беннет решила идти до конца. «Кристи» ей поможет.
– Этого нельзя допустить.
– Боюсь, что так все и будет, Ивэн. Кто-нибудь может объяснить мне доходчиво, почему эта Джули Беннет так страстно мечтает уничтожить тебя и Билли Бингэма, что не останавливается перед потерей солидного куша от четырех миллионов долларов?
Генри Бисестер покачал головой. За четыре миллиона долларов можно купить пятьдесят тысяч акров земли в Шотландии, участок в одну-две мили береговой линии на Спейе, где водится лосось – лучшая недвижимость в Инвернешире. На эти деньги можно купить имение – настоящую жемчужину, расположенную на плато Нэш в Регентском парке; три-четыре сотни акров земли в Вилшире, где водятся фазаны, форель, а на ферме можно разводить породистых собак. Тогда не нужно будет думать о том, чтобы зарабатывать себе на жизнь, – только спортивные упражнения в баре Уайта и сногсшибательная приходящая девица, выполняющая некоторые обязанности Фрэнсис. Девушка, жалующаяся на его действия, вернее на их отсутствие, которая могла бы раз-другой стегануть его по заднице хлыстом и ради смеха одолжить ему свои трусики покрасоваться перед зеркалом после того, как он примет положенную после ленча порцию согревающего «Кэмел-онзе-рокс», остуженного ею в холодильнике в квартирке на Бейсвотер, которую он помог бы ей оплачивать.
Ивэн Кестлер нарушил все правила своей собственной игры. Опыт, накопленный годами, полетел, как говорится, коту под хвост, когда королева романа помахала перед ним своим притягательным чеком. Однажды он ее перехитрил, а на этот раз явно недооценил. Теперь ему придется поплатиться всем, буквально всем. И ему было известно за что: Бингэм был любовником Беннет и бросил ее, предоставив ей все основания для мести. Невероятно, но Ивэн сам на блюдечке преподнес ей средство для их уничтожения. Почему? Ответ прост. Бисестер только что ответил на него. Никто в этом странном мире денег, в котором они жили, не мог поверить, что кто-то готов лишиться огромной суммы ради такой нерыночной вещи, как месть.
– Когда будет распродажа картин, Генри? – спросил он поникшим голосом.
– Фирма намерена как можно скорее выставить их на продажу. Она состоится в конце следующей недели, после подготовки приложения к каталогу. Никакой предпродажной рекламы. Может быть, никто не заметит.
– Да уж!
Бисестер кивнул. Да, на это слабая надежда.
– Что ты будешь делать, Ивэн? Выкупишь их сам?
– За четыре миллиона, и я буду единственным покупателем в зале? Затем цены начнут падать камнем, и получится, что я устрою праздник для этой Беннет и выброшу на ветер свои деньги. Кроме того, у меня нет четырех миллионов. А у тебя есть?
Несколько дней назад у Ивэна были деньги, полученные от Джули Беннет, но теперь они покоились в Центральном банке Севильи на счету герцогини Альбы в обмен на те картины, которые он просто был обязан заполучить, но для обращения которых в деньги потребуется длительное время.
Бисестер подумывал о третьем мартини. Да, плохи дела, но он чувствовал себя отлично. В несчастьях других было что-то стимулирующее. У немцев существует даже специальное понятие: schadeneude – означающее восторг, получаемый от несчастий друга.
– Как насчет ленча, Ивэн? Я встречаюсь с Кателли и Томом Армстронгом в «Плеядах». Никак не могу наесться их бараниной. Мы были бы рады, если бы ты присоединился к нам.
– Нет, нет. Спасибо, Генри.
Ивэн поднялся. Это действие и предпринятое для его совершения усилие не улучшили цвета его лица. Под загаром оно приобрело сероватый оттенок.
– Пойду обратно в галерею. Нужно кое-кому позвонить.
Он все еще находился рядом, но у Генри Бисестера было ощущение, что он уже ушел.
– Спасибо, что предупредил, – проговорил Ивэн явно упавшим голосом, направляясь нетвердой походкой к двери, ведущей на Мэдисон-авеню.
Исходя из того принципа, что избыток – благо и лишним можно поделиться, многие теперь сгибались в пояснице, чтобы вручить деньги Роберту Фоли. Пит Ривкин привел в движение этот золотой шар, и теперь он набрал скорость и катится сам по себе. Пит сеял вокруг себя деньги, как машина, удобряющая поле, и наибольший урожай – к его большому удовольствию – принесла группа жестокосердых матрон, страстно желавших передать свои пожертвования. На бумаге все обстояло более чем отлично, но на деле создавало для Фоли множество проблем. Начать хотя бы с того, что это отдаляло его от единственного способа, с помощью которого он боролся с извечно переполнявшим его чувством вины. Лечить неимущих людей собственными руками становилось теперь все труднее. Приходилось следить за реализацией намеченных проектов и программ, контролировать работу строителей, возводивших новые пристройки в больнице, решить какой – американский или европейский – сканер для обследования больных лучше, вести дела с городским советом и т. д. Много возни было с притекающими средствами. Необходимы были усилия и время, чтобы наметившиеся положительные тенденции под давлением моды не прекратились и скучающие плутократы не ударились в иную благотворительность. Роберт Фоли достаточно прожил в Лос-Анджелесе, чтобы знать, что ничто не длится вечно. Поэтому его сияющий костюм для обедов приобрел почти сюрреалистический блеск, постоянно полируя столы и стулья на бесконечных гала-встречах и непрекращающихся обедах и приемах – все эти многочисленные заботы свалились на его голову, как темная туча.
