Долина кукол - Сьюзанн Жаклин (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
— Но почему? Пегги вздохнула.
— Я не виню Джима. Сначала винила, а теперь вполне понимаю его. Ему показали мою карту. У меня было подавленное состояние, я не могла спать, много плакала — все признаки маниакальной депрессии. А кто бы не плакал, потеряв двоих детей одного за другим и оказавшись запертой здесь? Но они убедили Джима, что если я вернусь, то у меня опять будет психический срыв и, может, уже надолго. Джиму, разумеется, нужна нормальная счастливая жена, поэтому он подписал все бумаги и оставил меня здесь до полного выздоровления.
Нили внимательно слушала их. У каждой похожая история. Ни одна из них не сумасшедшая, на вид все они даже более нормальные, чем те, кого она знала там, на свободе. Она уже слушала чью-то седьмую жизненную историю, когда медсестра объявила:
— Идемте, леди!
— А сейчас что? — спросила Нили.
— Спортивный зал, — пояснила Мэри Джейн. Колонной по двое они пошли за медсестрой. Проходили по коридорам — двери отпирались и сразу же запирались — и наконец попали в большой спортивный зал. Тут был корт для бадминтона, столы для настольного тенниса и даже бильярд. Когда они вошли, предыдущая группа выходила из зала. Мэри Джейн помахала знакомым женщинам.
— Эта группа из «Пихты». Они занимаются в спортзале с восьми до восьми тридцати. Вот те женщины, которым я помахала, — их только на прошлой неделе перевели из «Репейника» в «Пихту».
Нили сидела на боковой скамейке, в то время как другие женщины играли в бадминтон и в настольный теннис. Она купила пачку бумаги для писем, но отказалась примерять спортивную обувь. Сказала им, что долго здесь не задержится. А бумага? Ну-у, ей нужно написать Анне. Она не должна паниковать. Мэри Джейн сказала: если заметят, что она испытывает страх, это обернется против нее же самой.
Они покинули спортзал в девять тридцать, когда стала заходить другая группа. Их повели в корпус трудотерапии. Все женщины принялись за свою работу, а ей преподавательница объяснила, что она может либо выкладывать мозаику, либо вязать, либо делать, что пожелает. Но она вообще не желала ничего делать! Села в уголке. Ах господи, как же случилось такое? Нили посмотрела в окно. Начинала зеленеть трава. Она увидела, как по лужайке пробежал маленький кролик. Он-то, по крайней мере, может сам выбирать, куда ему бежать. Он — свободен. Чувство заточения в четырех стенах — это больше, чем она в состоянии выдержать. Нили посмотрела на преподавательницу, которая терпеливо помогала женщинам. Ясное дело — в пять часов та может идти на все четыре стороны и делать все, что пожелает, А вот ей хочется сигарету. ЕЙ ХОЧЕТСЯ «КУКОЛКУ»! Ах, господи, что угодно за одну «куколку». Она почувствовала, что у нее вспотел затылок. Волосы стали влажными от пота, а спина заныла, на этот раз всерьез. Сейчас у нее потемнеет в глазах, и она вырубится! Нили тихо простонала. Преподавательница метнулась к ней.
— Спина, — пожаловалась Нили.
— Вы ушибли ее в спортзале? — Преподавательница была само внимание.
— Нет, у меня и в истории болезни говорится о болях в области спины. Сейчас они начались снова.
Услышав это, преподавательница сразу же потеряла к ней всякий интерес.
— В два часа дня у вас беседа с вашим психиатром.
Можете сказать ему об этом.
День тянулся медленно. В два часа, когда Нили увидела наконец врача, она готова была кричать.
Доктор Сил оказался худым краснолицым человеком. Когда она говорила, он все записывал. Она выплеснула весь свой гнев — на несправедливость того, что ее тут обманывают, на невыполненное обещание лечить ее сноМу на манеру обращения, когда человека тащат волоком. На время собеседования с психиатром пациентам выдавали неограниченное количество сигарет, и она курила их одну за другой.
— У меня действительно болит спина, — взмолилась она. — Пожалуйста, дайте мне несколько капсул секонала.
Он продолжал писать. Потом сказал:
— Как давно вы принимаете секонал? Ее терпение лопнуло.
— О-о, да полно вам! Не раздувайте из этого историю вселенских масштабов. Если все, кто его принимает, должны быть в психушке, то у вас здесь была бы половина Голливуда, вся Мэдисон-авеню" и весь Бродвей.
— Вы считаете нормальным принимать снотворное днем для того, чтобы облегчить боль?
— Нет, я бы предпочла инъекцию демерола, — ответила Нили. И с удовлетворением отметила, как резко взметнулись вверх его брови. — Да, демерола. — Она улыбнулась. — В Испании мне его вводили постоянно. Два-три раза в день. И все у меня работало отлично. Я даже сыграла главную роль в фильме. Так что вы понимаете: какие-то две паршивые капсулы секонала мне нужны просто так, для затравки. Дайте мне несколько штук. Если я буду принимать по две каждый час, то вполне свыкнусь с тем бардаком, что у вас творится.
— Расскажите мне о вашей матери, мисс О'Хара.
— О черт! Только давайте не будем снова приниматься за всю эту фрейдистскую чепуху. Послушайте, я уже прошла через все это там, в Калифорнии. Потратила пять лет и двадцать тысяч долларов на то, чтобы втолковать ему, что я не помню свою мать. Если мы будем начинать с того же самого, я стану старухой, прежде чем выйду отсюда.
— Я сделаю запрос о ваших данных в Калифорнию, — пообещал он.
— Так долго я здесь не пробуду. Сегодня же напишу письмо подруге.
— Но вы должны пробыть здесь не менее тридцати дней.
— Тридцать дней?!
Он пояснил ей содержание документа, который она подписала. Нили покачала головой.
— Ну и рэкет у вас здесь. Все продумано. Когда поступаешь сюда, разве можешь представить себе, что требуется целое детективное агентство для проверки того, что там напечатано мелким шрифтом! Он встал.
— Увидимся завтра в это же время. Она пожала плечами.
— О'кей, значит, мне предстоит тридцатидневная пауза. Что ж, постараюсь извлечь из нее максимум удовольствия. — Словно спохватившись, она спросила: — Но через тридцать дней я смогу уехать, да?
— Посмотрим, — неопределенно ответил он.
— Что значит «посмотрим»?
— В конце этого срока мы произведем оценку полученных результатов. Если мы сочтем, что вы поправились…
— «Мы»? Что еще за «мы»? Здесь нахожусь я, и я решаю, остаться мне или уезжать. Как кто-то может меня задержать? И зачем?
— Мисс О'Хара, если вы настаиваете на выписке, а мы не считаем, что вы выздоровели, то мы будем говорить с людьми, несущими за вас ответственность, в данном случае — с мисс Уэллс. Мы попросим, чтобы она дала согласие задержать вас здесь еще на три месяца, если вы не согласитесь на это сами. Я думаю, она согласится.
— А если Анна откажется?
— Тогда мы могли бы принять свои меры, чтобы оставить вас здесь. Представили бы ваш случай на рассмотрение беспристрастной комиссии…
Она застыла от страха.
— Хорошенький рэкет вы тут у себя устроили.
— Это не рэкет, мисс О'Хара. Мы стремимся излечивать людей полностью. Если бы мы выписали женщину, прежде чем излечили ее, а несколько месяцев спустя она бы покончила жизнь самоубийством или причинила вред кому-то… это не способствовало бы укреплению нашей репутации. Если бы, например, вам сделали операцию в хирургическом отделении, а вы бы захотели покинуть его, прежде чем шов зарубцуется, врач имел бы право задержать вас. В Хейвен-Мейноре если уж мы выписываем пациента, то он вполне может занять достойное место в обществе.
— Ну, ясное дело — в доме для престарелых. Доктор Сил улыбнулся.
— Уверен, что впереди у вас долгая, насыщенная творческая жизнь. Год или два, проведенные здесь, не будут потрачены напрасно.
— «Год или два»! — Ее начало трясти. — Нет! Послушайте… тридцать дней — О'кей — раз уж я залетела сюда. Но ни минуты больше!
Он опять улыбнулся.
— А сейчас выполните тест Роршаха. Это скажет нам о многом.
Нили схватила его за рукав.
— Послушайте, док, в этих тестах я ничего не смыслю — возможно, эти чернильные кляксы покажут, что я какая-то ненормальная, — но ведь я не похожа на всех остальных, потому я и звезда. Достичь того, чего достигла я, можно только, если быть не такой, как все. Да ведь если бы накинуть мелкую сеть на всех завсегдатаев «Сарди» и «Чейсенс» и дать им выполнить тесты Роршаха, вы бы их вовеки отсюда не выпустили. Неужели вам не понятно, что именно наши маленькие чудачества делают из нас тех, кто мы есть?
