Девочка. Книга первая (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Шум в ушах.
Вдох.
Судорга.
И меня накрыла волна ужаса! Я зажала рукой рот, чтобы не закричать.
Я НЕ УБЕРЕГЛА РЕБЕНКА!
В голове зазвенело, перед глазами пошли пятна, сердце бешено забилось, и казалось, что оно сейчас прорвет грудную клетку. Передо мной встала мама вся в крови, я словно опять попала в детство, в тот страшный черный день, который я заблокировала в своей памяти и запретила себе думать об этом ужасе. Но сейчас, в этой комнате, рядом с гинекологическим креслом, после приговора врача "плод спасти не удалось… необходимо выскабливание… кровотечение… операционная…", память прорвалась через все мои блоки грязевой селью, и меня накрыло вязкой волной липкой паники и холода, к горлу подступил ком, живот скрутило от резкой боли, и меня начало рвать прямо на пол. Первой влетела в смотровую миссис Хоуп. Она подбежала ко мне и приобняла за плечи, чтобы я не упала. Следом я увидела руки миссис Фриман, какую-то емкость и полотенце.
Когда меня полностью вывернуло наизнанку, Лидия протянула мне стакан воды. Меня пробивала дрожь то ли от слабости, то ли от потрясения, то ли от успокоительного, пальцы дрожали, вода выплескивалась, горло горело, и я была благодарна этой женщине в халате, что она была рядом, придерживала мои волосы и фиксировала плечо.
Наконец, я закашлялась и опустила голову на кушетку. Мне вновь подносили воду, но я мотала головой, и отворачивалась от нового приступа тошноты — мне чудился запах гнили.
Мой больничный халат и волосы пропитались липким холодным потом, и все, что я сейчас осязала — это вязкий кокон смерти.
— Все будет хорошо, моя хорошая, — услышала я тихий голос миссис Хоуп, — все будет хорошо….
Я хотела открыть глаза и возразить, сказать, что у моей мамы не получилось… и после этого уже ничего хорошего не было, но слова застревали где-то в горле, и я лишь сделала слабую попытку отвернуться к стене.
Все остальное мой мозг фиксировал смутно. Помню, как меня начали готовить к операции и все, что я чувствовала — быстрые проворные руки профессионалов. Мне ставили капельницу, перекладывали на каталку, переговаривались короткими фразами, разобрать которые я не могла. Наконец, меня вывезли в коридор, и я внезапно увидела Ричарда — он стоял у стены и тихо разговаривал по телефону. Помню, что хотела ему что-то сказать, но грудь сковало, звуки застряли в горле, а язык прилип к нёбу. Я сфокусировала взгляд, и в этот момент для меня не существовало более ничего в мире — лишь его лицо, четко прочерченное в размытом объективе реальности. Я вглядывалась в его серые глаза, стараясь разглядеть в них квант тепла, но попытки мои были тщетны. Он молча смотрел на меня — смотрел спокойно и безучастно. Я едва заметно кивнула и, закрыв глаза, отвернулась — я поняла, что он хотел мне сказать: мои чувства — это мои проблемы.
Он никогда ко мне ничего не испытывал, а теперь и подавно — зачем ему бракованная женщина, которая и ребенка выносить не может. На душе было пусто, и мне вдруг стало безразлично, что со мной будет. Ушли паника и страх, на смену им пришли апатия, обволакивающая меня своим холодными тисками, словно саваном, и гулкое равнодушие ко всему происходящему.
Меня везли на каталке, рука ныла от иглы капельницы, по виску текла слеза, и мне казалось, что все случившееся происходило не со мной, а с моей копией в безжалостной параллельной реальности, я будто пребывала в каком-то жестоком зазеркалье, которое я рассматривала со стороны.
Колесико каталки почему-то поскрипывало… мелькали люминесцентные лампы одна за другой… Одна за другой… Одна за другой…
Операционная… гинекологическое кресло-стол… массивная яркая лампа… женщины в масках… вопросы анестезиолога… инъекция в вену… меня попросили посчитать от десяти до нуля…
Девять… восемь… семь… шесть… пять… пустота…
— Мама? Как ты сюда попала? — удивилась я, разглядывая ее небольшую фигурку в красивом летнем платье из легкого воздушного шелка голубого цвета.
Она сидела на кровати рядом со мной, в моей спальне в резиденции Барретта, и улыбалась мне.
На мой вопрос мама ничего не сказала, лишь приставила указательный палец к губам, показывая, чтобы я молчала, и, внезапно встав, прошла к двери. Я сидела на кровати и улыбалась — мне было уютно и совсем не хотелось никуда идти, но видя, как мама, открыв дверь, поманила рукой, я встала и направилась следом за ней. Мама спускалась вниз, и ее платье из нежного шелка развевалось в разные стороны воздушными волнами. Зайдя в гостиную, она подошла к стеклянным блокам, надавила на один из них миниатюрной ладошкой, и стекло, словно дверь, открылось, давая нам проход. В комнату тут же ворвался свежий морской ветер, всколыхнув с новой силой ее платье и темные густые волосы, которые тяжелыми волнами ниспадали до самой поясницы. Я остановилась по центру гостиной, не зная, что предпринять. Но мама повернулась ко мне и вновь жестом позвала меня вслед за собой, выходя за пределы дома. Я посмотрела на небо: там было солнечно и ясно. Я улыбнулась и, не раздумывая, шагнула за стеклянную перегородку, выходя в парк резиденции. Я почувствовала босыми ногами мягкую влажную траву и теплые плиты дорожки, которая вела к массивной каменной стене, увитой красивым зеленым плющом. Мама шла чуть впереди, и я чувствовала запах ее волос, немного напоминавший сирень с оттенками меда. Чем дальше я уходила от резиденции, тем чаще я оглядывалась по сторонам: здесь было уютно, но немного прохладно, и я поежилась от озноба. Посмотрев вверх, я отметила, что солнце скрылось за плотными непрозрачными облаками, и стало пасмурно. Но мама продолжала свой путь к наружной стене, иногда оглядываясь и проверяя, иду ли я за ней. С ее лица уже сошла улыбка, и вид у нее был немного грустный и встревоженный. Дойдя до каменной ограды, я ощутила порыв холодного ветра и, вновь бросив взгляд вверх, с удивлением обнаружила, что все небо заволокло тяжелыми тучами, и начал накрапывать небольшой дождь.
Мама надавила на нишу в стене, спрятанную за плющом, и она открылась, давая нам возможность выйти. Неуверенно остановившись, я рассматривала свободный выход, но мама смело шагнула за пределы крепости и поманила меня за собой, будто что-то хотела показать. Я шагнула через невидимый порог, и меня обдало холодным ветром. На улице стало совсем пасмурно, и начался сильный косой дождь, который больно хлестал меня по коже. Мне уже не хотелось идти дальше, к пляжу, я хотела вернуться в тихую уютную резиденцию и опять ощутить босыми ступнями мягкую траву и теплые мраморные плиты. Но мама была непреклонна. Обернувшись, она смотрела на меня тревожным и совсем невеселым взглядом, но продолжала идти вперед, к морю. Чем дальше мы отходили от резиденции, тем сильнее меня хлестал дождь, и подгонял ветер. Мамино нежное воздушное платье превратилось в сплошную мокрую тряпку и обвисло на ее тоненькой фигуре тяжелыми уродливыми лохмотьями. Мне уже было трудно идти, ноги увязали по щиколотку в холодном мокром песке. Преодолевая ветер и дождь, я пыталась остановить маму, крича ей вслед, но она меня не слышала, продолжая свой путь вперед. Вокруг стало совсем темно, небо покрылось темно-серыми сгустками туч, и я уже плохо видела мамино голубое платье в этих сумерках. А впереди бушевала стихия. Океан вздымался девятым валом и разбивался о берег с мощным грохотом. Волны бурлили, с шипением откатывались назад, собирая всю свою силу, вновь поднимались и летели вниз, разбрызгивая белую соленую пену. Я с трудом побежала за мамой, боясь, что она сейчас подойдет так близко к морю, что ее засосет в бездну, но мама остановилась сама на краю прибоя и развернулась ко мне лицом. Я была в нескольких ярдах от мамы, но мне трудно было разглядеть ее. Внезапно громыхнуло, и в следующую секунду все небо пронзила ярко-фиолетовая молния, освещая мамино лицо — оно было несчастным. Я хотела подбежать к ней, обнять и успокоить, но она вытянула руку вперед, останавливая меня, и четко произнесла, словно я слышала этот голос у себя в голове:
