Мужчины свои и чужие - Келли Кэти (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
– Ничего, – тупо сказала она. – Просто пыталась сменить ей блузку, она запачкала ее за ужином.
– К черту проклятую блузку! – крикнул Джимми.
И тут что-то в Эмме оборвалось. Она отпросилась на полдня в офисе, чтобы отец мог проработать целый день, зато накануне ей пришлось засидеться допоздна. К тому же матери удалось вылить целую бутылку чистящего средства для туалета на лестницу, и уборка заняла долгое время.
– Блузка – это очень важно, – сказала она спокойно и тихо, чтобы еще больше не расстраивать мать. – Маме нравится выглядеть хорошо. Она всегда придавала этому большое значение. Беда в том, что я не умею менять одежду на такой больной, как мама. Это может сделать только опытная сиделка.
– Послушай меня… – попытался перебить ее Джимми. Но Эмма встала и молча вышла из комнаты, не обращая внимания на требования отца немедленно вернуться. Кирстен подслушивала внизу у лестницы.
– Похоже, ты уходишь?
Эмма мрачно кивнула.
– Подожди, я с тобой!
В машине Эмма долго молчала. Начинала дико болеть голова. Ей хотелось закричать на саму себя за то, что снова оказалась трусихой, не посмела сказать своему проклятому отцу, что он может сделать со своей грубостью, дурным характером и неблагодарностью за ее усилия помочь. Элионор явно огорчится.
– Ты выглядишь несчастной, – заявила Кирстен, элегантно выскальзывая из машины с неизбежными чипсами и огромной плиткой шоколада. – Надеюсь, ты не собираешься звонить папе и извиняться за то, что ушла, не дав ему доругаться? Он терпеть не может, когда публика разбегается, если он только что разогрелся для хорошей ссоры. Ты плохая девочка.
Эмма слабо улыбнулась.
– .Сегодня я собираюсь устроить себе выходной. Готова посмотреть любой ужасный фильм, который ты притащила, и съесть кусок пиццы.
Пит бросил взгляд на напряженное лицо Эммы и сразу же возвестил, что они идут куда-нибудь ужинать.
– Плевать на деньги, – сказал он, обнимая Эмму. – Тебя надо развеселить.
Они пошли в маленький итальянский ресторан, где ели спагетти, запивая еду прекрасным красным вином, и закончили трапезу рюмками граппы, которой их угостил хозяин заведения. Кирстен весь вечер кокетничала с ним, он растаял, подвинул к ним стул и смотрел на Кирстен коровьими глазами.
Когда Эмма, пошатываясь, возвращалась к столику после посещения дамской комнаты, она услышала разговор между Кирстен и Питом, которые ждали счета.
– Знаешь, иногда мне хочется набить ему морду, , – говорил Пит с необычной для него злостью. – Когда я вспоминаю, сколько времени Эмма проводит с матерью, делает там все, черт побери… Ради нее я всегда молчал – считал, она вполне обойдется без еще одного наглого босса в своей жизни. Но когда-нибудь я обязательно скажу твоему отцу, что я о нем думаю!
– Из-за меня не отказывай себе, – беспечно сказала Кирстен. – Уж я ему цену знаю. Но дело в том, что Эмма должна воспротивиться ему сама. Не понимаю, почему она этого не сделала много лет назад.
Несмотря на вино и граппу, Эмма снова почувствовала себя несчастной. Алкоголь не в состоянии ей помочь. Она должна все сказать отцу. Но ему так много приходится сейчас переживать, что слишком жестоко еще ей ссориться с ним. В конце концов, не его вина, что у нее не хватило смелости остановить его много лет назад. А сейчас не время.
– Может, мне подольше посидеть в туалете, чтобы вы могли обо мне поговорить? – спросила она, подходя к столу и целуя Пита в лысину.
– Прости, радость моя, мы говорили только о вашем чертовом папаше, – виновато сказал Пит. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы я вмешивался, но он не имеет права так с тобой обращаться. Ты для него вроде служанки, и я больше не стану это терпеть.
– Ох, Пит, – вздохнула Эмма, – у бедного папы сейчас столько забот. Не надо ничего говорить. Я сама, хорошо?
Кирстен и Пит одновременно пожали плечами.
На следующий день Эмма очень неохотно поехала к родителям. День выдался солнечным, на небе ни облачка. Как раз в такие дни они с Питом любили сидеть в своем садике величиной с носовой платок, греться на солнышке, читая воскресные приложения к газетам и довольствуясь какой-нибудь примитивной едой вроде яичницы. Вместо этого ей придется часа четыре присматривать за матерью, потому что у отца была назначена встреча с приятелем. Она с ужасом думала о том, что ее ждет, и чувствовала себя от этого виноватой.
Отец уже ждал ее у дверей, держа в руках пиджак и ключи от машины.
– Ты опоздала, – заявил он, проходя мимо. – Учти: я ее не кормил. У нее скверный день.
Оказалось, что это еще слабо сказано. Эмма обнаружила мать в спальне в окружении куч одежды, вытащенной из всех шкафов и ящиков. Носки, рубашки, блузки, брюки, платки грудами лежали вокруг нее. На ней самой ничего не было, кроме колготок. Она складывала вещи одну на другую, пока вся куча не рассыпалась, и тогда начинала снова. Длинные, когда-то ухоженные волосы были спутаны и немыты, лицо не накрашено, хотя раньше мать очень следила за собой.
Эмма почувствовала, как глаза наполняются слезами.
Через два часа, после нескольких истерик ей удалось вымыть мать, подкрасить и надеть на нее синее платье. Настроение Анны-Мари сразу улучшилось. Она любовалась собой в зеркале, пока Эмма варила макароны на обед, и даже начала напевать высоким голосом, пританцовывать и мило улыбаться дочери. Они пообедали, потом переместились в гостиную, и Эмма включила телевизор, где показывали старый мюзикл. Мать послушно села рядом. Теперь она редко смотрела телевизор, но старые фильмы любила. Она уютно свернулась рядом с Эммой, иногда поглядывая на экран.
Эмма подумала, что если бы кто-нибудь видел их в этот момент, то умилился бы такой картине: мать и дочь вместе смотрят телевизор. Насколько же по-другому все было на самом деле. Будет ли у нее когда-нибудь собственная дочь, с которой она сможет смотреть телевизор? Наверное, нет…
Но почему нет? Эмма выпрямилась. Что ей мешает? Она ведь не знает точно, бесплодна она или нет. Зачем горевать заранее? Жизнь слишком драгоценна и коротка, чтобы изводить себя без веских оснований. Именно сейчас, ухаживая за безнадежно больной матерью, она почувствовала это особенно остро.
Эмма решила, что она не позволит себе зря растрачивать свою жизнь, и внезапно ей захотелось рассказать об этом Питу.
Он не сразу снял трубку.
– Заснул над газетой, – признался он. – Очень устал. Что-нибудь случилось, Эм?
– Помнишь, мы говорили насчет анализов, которые следует сделать, чтобы выяснить, почему я не беременею?
– Да, – нерешительно сказал Пит.
– Ты все еще готов пройти через это? – спросила Эмма с бьющимся сердцем.
– Разумеется.
– Тогда первым делом в понедельник я иду к врачу! – объявила Эмма. – Я хочу ребенка, Пит. Я сделала глупость, что так затянула, но мне казалось, что не время, раз мама болеет. Но теперь я знаю: сейчас самое время!
– Господи, Эмма, я так люблю тебя! – воскликнул Пит. – Почему ты вдруг решила?
– Это от сидения с мамой, – объяснила она. – Ее жизнь уходит, а я зря трачу свою, потому что боюсь посмотреть правде в глаза. Если у нас не может быть ребенка, мы усыновим чужого. Какой же я была дурой.
– Ну, не надо так расстраиваться, – пробормотал он.
– Но я потеряла столько времени. Мы уже давно могли бы встать в очередь на усыновление.
– Давай сначала убедимся, что у нас не может быть собственного ребенка. Я тут читал про искусственное осеменение. Высокий процент удач, так что, если не получится с первого раза, можно повторить.
– Это дорого, – заметила Эмма.
– Даже если мне придется продать самого себя, я это сделаю, – пошутил Пит. – Правда, солнце мое, мы справимся. Ведь это для нас сейчас самое главное. Займем, если придется.
– Ты просто прелесть, – сказала Эмма.
– Согласен. Приходи скорей домой, мы еще потренируемся.
Джимми вернулся значительно позже семи. Эмма устала, ей не терпелось попасть домой, чтобы все подробно обсудить с Питом. А Джимми к тому же был в дурном настроении.
