Золотая чаша - Плейн Белва (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
– Да, приходи. До завтра.
Он услышал, как Дэн быстро сбегает по лестнице, прыгая, судя по звукам, сразу через две ступеньки, и улыбнулся, чувствуя, как впервые за многие месяцы душа его наполняется тихой радостью.
ГЛАВА 8
Пол вышел из «Брукс Бразерс» и быстро зашагал по улице. Чувство, владевшее им сейчас, можно было бы выразить одним словом: умиротворенность. Он только что купил себе несколько новых костюмов: военная форма, вычищенная и переложенная камфарой, была убрана в дальний угол шкафа, где она и будет лежать долгие годы, дожидаясь того часа, когда он, как когда-то дядя Дэвид, достанет ее оттуда, дабы продемонстрировать в качестве диковинки своим детям. На мгновение ему показалось, что он слышит звонкий голосок: «А что ты делал, папа, в ту Великую войну?»
Ну, он много что делал, да и видел немало, но об этом он предпочитал не вспоминать. Его до сих пор еще мучили кошмары; нередко он просыпался среди ночи в холодном поту и с минуту глядел, моргая, на узкую полоску темно-синего неба там, где на окне разошлись занавески, пока, наконец, слыша рядом с собой ровное дыхание спящей Мими и видя вокруг очертания знакомых предметов, не приходил в себя и не успокаивался.
Проходя сейчас мимо выставленных в витрине прекрасных фуляровых носовых платков и строгих форменных галстуков, он вдруг замер на мгновение: это был магазин, в котором когда-то работал Драммонд; у него еще был такой грустный голос и несколько заискивающий взгляд. Он давно умер.
Это было одним из тех воспоминаний, которые легко могли разрушить всю его умиротворенность.
С усилием он заставил себя встряхнуться. В воздухе в эту последнюю неделю марта уже явственно чувствовалось дыхание весны; в окнах магазинов красовались соломенные шляпки и бумажные нарциссы и, шагая сейчас по улицам, он в первый раз за те два месяца, что прошли со дня его возвращения, почувствовал себя, наконец-то, по-настоящему дома.
Он обещал отцу взять у него дома кое-какие бумаги и просмотреть их за ту неделю, что они с матерью будут отдыхать, поэтому вскоре он повернул на северо-запад к Центральному парку. Пятую авеню заполняли субботние толпы покупателей, обновлявших свой весенний гардероб. Продолжая идти быстрым шагом, он время от времени бросал взгляд на свое отражение в зеркальных витринах. Приятно было вновь увидеть себя в обычном темно-синем костюме. Он все еще был довольно худ, но Мими была полна решимости исправить это, пичкая его с утра до вечера густыми супами, пудингами и домашней выпечки булочками. Она беспокоилась о нем, как мать об изголодавшемся ребенке.
Слово «мать» дало его мыслям новое направление. В этот момент он шел через парк, и ему вдруг вспомнилось, что именно здесь, у пруда, он и видел в своем воображении маленьких мальчиков в самые безумные часы войны. Он представлял себе, как сопровождаемые родителями или няней они пускают там свои кораблики. Некоторые вещи никогда не меняются; он все еще помнил, как сам приходил сюда с прекрасным корабликом – обычно в сопровождении фрейлейн, а иногда с Хенни, и эти минуты были для него особенно счастливыми. Возможно, именно поэтому, думая о своем будущем ребенке, он всегда представлял его сыном, и пруд неизменно был тем местом, где он видел себя с ним.
Мими несомненно будет прекрасной матерью. Он легко мог представить ее трясущейся над ребенком, как сейчас она тряслась над ним, стеная по поводу того, что он промочил ноги или не доел свой обед. Как же ей хотелось иметь ребенка! И пора бы уже, давно пора. Сейчас, когда он вернулся и больше ему ничто не грозит, она сможет, наконец, расслабиться, подумал он, и это произойдет. Правда, она не была крепкой женщиной, постоянно страдала от насморка и простуд, но все это были мелочи и они не могли иметь большого значения…
Чудесный у Фредди сын, здоровенький и веселый. Он уже был личностью, во многом похожий на мать и, может быть, на Дэна, но уж во всяком случае, не на Фредди. Ему вспомнилось, как однажды он повел Фредди в синематограф на фильм «Большое ограбление поезда» и держал его за руку, когда на экране мрачные грабители в масках сели на поезд и напряжение достигло апогея. И снова, как наяву, он увидел перед собой лицо Фредди, побелевшее в тот момент от страха.
«Он сидит там, уставясь в пространство», сказала Лия. «Когда ты говоришь что-то, он поднимает голову и смотрит на тебя, растерянно улыбаясь. Такое впечатление, что он совершенно забыл о тебе. И он ни о чем не говорит.»
Голос Лии, от природы чуть хрипловатый, становится еще более хриплым, горло у нее перехватывает от рвущихся наружу рыданий; интонация становится вопросительной, словно она спрашивает, что ей делать и всегда ли будет так, как сейчас. Естественно, ей хочется знать, как сложится их дальнейшая жизнь.
Любому хочется знать, что произойдет с ним в будущем. Людям кажется, что если бы вся их жизнь, от начала до конца, была разложена перед ними, как картинка-загадка на столе, то они могли бы лучше подготовиться к ней. Но как можно жить, зная все заранее?
Однажды во Франции он услышал в воздухе шум моторов, зловещее жужжание, которое все нарастало и нарастало… И вот, наконец, они появились в его поле зрения – три стальные летающие машины; они находились в бою, сея вокруг смерть и разрушения, пока одна из них не рухнула, объятая пламенем, на землю. Он вспомнил сейчас, как тогда на мгновение подумал о возможности новой войны и ужаснулся… Упаси нас, Господь, от такой войны, в которой сотни или даже тысячи летающих машин поднимутся в воздух…
Что произойдет? Нет, лучше этого не знать. Время вдруг словно ускорило свой бег. Мимо него проезжало сейчас почти столько же автомобилей, сколько и экипажей. Фредди вспомнил о праздновании Нового года в 1900 году, с тех пор прошло почти двадцать лет; какой же будет жизнь еще через двадцать? Уже и женщины курят! Даже Мими поддалась моде и закурила один раз, но ей, к счастью, это не понравилось. А вот Лии курение пришлось по вкусу. Но это и не удивительно. Лия всегда любила все новое.
Только его родители, кажется, совсем не менялись. Надежная старая гвардия, принимающая перемены медленно, с осторожностью. Хорошо иметь таких родителей, подумал он, их присутствие дает тебе ощущение незыблемости, постоянства, когда все вокруг словно подхватил вихрь. То же самое можно сказать и о бабушке Анжелике, которая все еще живет идеалами Старого Юга. Он внутренне усмехнулся, испытывая как всегда, когда думал о бабушке, смешанное чувство нежности и раздражения.
На своем месте на Сентрал-Парк-Вест стояла и «Дакота», все тот же маяк, каким она была когда-то для маленького мальчика, возвращавшегося домой после дня, проведенного в парке…
Пол вышел на Сентрал-Парк-Вест и оказался на улице, которая, он был уверен, всегда останется для него символом дома. Здесь, среди других таких же солидных кирпичных особняков и стоял его дом, отличаясь от них лишь фонарями по обе стороны парадной двери да резными наличниками на всех окнах сверху донизу. Белоснежное деревянное кружево словно олицетворяло собой чистоту, порядок и процветание. Он поискал в карманах ключ и поднялся по ступеням.
Его мать оставила на серебряном подносе в холле записку:
«Пол, когда будешь уходить, проверь как следует, все ли ты закрыл. В доме никого нет; все слуги уехали с нами».
Мгновение он стоял в тускло освещенном холле, держа в руках записку, затем поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в кабинет отца. На письменном столе, рядом с приготовленной для него папкой с бумагами, лежал листок с номером телефона, по которому он мог дозвониться до своих родителей, отдыхавших сейчас на побережье. Побережье… Он вдруг почувствовал грусть, вспомнив, как в детстве ел там сладкую, тающую во рту, пористую «вату» и катался на пони. Неплохо бы и им с Мими съездить туда недельки на две. В конце апреля погода там будет просто чудесной…
В дверь позвонили. Кого, черт возьми, принесло в такую рань в субботу, да еще когда хозяева были в отъезде? Он спустился. Сквозь шторку на верхней застекленной половине двери виднелась смутная тень, без сомнения женская, судя по широкополой шляпе. Он вгляделся, моля про себя небеса, чтобы это не оказалась их болтливая соседка, старая дева мисс Фостер; ему тогда придется впустить ее в дом и она заговорит его до смерти…
