Одинокие сердца - Мадарьяга Итсасо Лосано (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Сэму начинало надоедать это ее манерничанье, и он стал приходить домой все позже и позже, тратя часть вечера на «светскую жизнь» со своими товарищами по работе. Он возвращался домой, распространяя сильный запах табака и джина, и заявлял Алисон, что приобщился к очень серьезному бизнесу и попросту не может не принимать участия в «светской жизни» вместе со своими коллегами. Они ведь все рискуют очень большими деньгами! Кроме того, это был бизнес, весьма далекий от их основной работы, и обсуждать связанные с ним проблемы им приходилось и на работе, и после нее.
Алисон льстила мысль о том, что ее муж занимает высокое социальное положение и зарабатывает много денег, и она охотно ему верила. Ей даже нравилось то, что Сэм не обращает на нее внимания как на женщину, когда он возвращается домой в таком состоянии, а просто валится на кровать, как бревно. Алисон уже много раз приходилось развязывать ему шнурки на ботинках и стаскивать с него брюки, а Сэм при этом лежал и храпел. «Респектабельная» Алисон даже и не подозревала, что постепенно теряет свое влияние на мужа и что его отчужденность и равнодушие по отношению к ней являются прямым следствием этого. Уже несколько месяцев Сэм снимал напряжение, общаясь с женщинами, которые не стеснялись подчиняться мужчине и подчинять его себе — в зависимости от того, чего мужчине в данный момент хотелось. При этом Сэм мысленно говорил себе, что в любовных утехах нет ничего лучше, чем иметь дело с профессионалками.
А теперь он стоял перед хнычущей женой, лицо у которой как у маленькой девочки, которую только что отругали и тем самым довели до слез. Ему даже захотелось дать ей хорошую затрещину, но он сдержался. Он всегда сдерживался в подобных ситуациях. Их с Алисон отношения еще не зашли так далеко, чтобы он мог позволить себе распустить руки. Сэм попытался заставить себя обнять жену и утешить ее — именно этого она, скорее всего, сейчас от него и ждала, — но не смог. Поэтому он поправил свой пиджак и ограничился тем, что сказал:
— Я вернусь к половине десятого.
А затем спустился по лестнице на первый этаж. Алисон с заплаканным лицом стояла в спальне, все еще не веря, что Сэм взял да и ушел. Ее грудь высоко вздымалась от волнения при каждом вдохе. Женщина услышала, как громко хлопнула входная дверь, а затем — как завелся двигатель БМВ Сэма, как зашуршали по гравию шины и щелкнули автоматически открывшиеся и закрывшиеся ворота. Алисон опустилась на пол и, прислонившись к дверному косяку, начала всхлипывать — очень тихо, чтобы не услышали дети. Те, к счастью, смотрели, ужиная, свою любимую телевизионную программу. Алисон плакала, не испытывая никаких чувств, плакала так, как это делала бы в соответствии с требованиями сценария актриса или же как это делала бы, скажем, Эмма Бовари. А разве можно плакать по-другому?
Алисон вдруг подумала, что актрисе, наверное, приходится экспериментировать со всевозможными ощущениями, прежде чем она научится правильно изображать каждое из них и прежде чем имитируемая ею боль будет казаться настоящей, и что она, Алисон, осознает эту боль только в интерпретации великих кудесниц сцены, которых она в течение многих лет видела на экране. Вот так и нужно поступать — так, как они. Именно в этом и заключается реальная жизнь. Сидя на полу, Алисон могла думать только о своей боли и воспринимать ее так, как будто она получает от нее удовольствие. Она уже позабыла и о Сэме, и о том, как он с ней поступил. Она думала только о своей боли — возможно, потому, что некоторым образом — может, даже подсознательно — чувствовала себя виновной в том, что сейчас произошло. Наверное, она разыграла свою партию не так, как следовало, и потому в ее распоряжении оказались лишь избитые уловки, от которых нет никакого толку: они больше не действуют на ее мужа, и он уже не пытается побыстрее загладить свою вину и обнять ее, как он неизменно поступал раньше.
Раньше. Раньше чего?
Алисон была настолько занята детьми, еженедельными родительскими собраниями, различными церковными мероприятиями и повседневными домашними хлопотами, что не заметила, как ее брак начал разваливаться. Она, похоже, постепенно стала не нужна Сэму. Они уже довольно долго живут вместе, и очень часто Алисон, ложась с Сэмом в кровать и превозмогая неприязнь к исходящему от него кабацкому запаху и его храпу, безуспешно пытается заснуть. Ее муж несколько месяцев не прикасается к ней, и она этому даже рада, потому что ей уже не нужно заниматься тем, чем ей заниматься, мягко говоря, противно. Каждый раз, когда Алисон смотрела на своих детей и вспоминала, как они были зачаты, ее охватывало такое сильное отвращение, что она, сдерживая тошноту, наполняла ванну водой и потом сидела в ней, потягивая из бокала вино, пока горячая вода и алкоголь не давали ей возможность почувствовать, что она — снова — очистилась. По мнению Алисон, ее отношения с мужем должны были представлять собой нечто возвышенное. Восхитительное. Чистое. Стабильное. Идеальное. Она больше ничего не требовала от жизни, лишь бы Сэм поддерживал свой высокий социальный статус и зарабатывал много денег, лишь бы он упорно карабкался вверх по карьерной лестнице, обеспечивая супруге возможность отправляться за покупками каждый раз, когда у нее появится свободное время, которое ей нечем занять. Все шло так замечательно! И вдруг… вдруг что-то случилось. Что? Что происходит с идеальной, восхитительной жизнью, которую ей с таким трудом удалось наладить?
Алисон вытерла уже начавшие подсыхать слезы. Она не собиралась терять все то, что имелось в ее жизни, из-за Сэма. Она заслуживала жизнь, которой жила до сего момента, и будет пытаться и дальше жить точно так же, чего бы ей это ни стоило. Для нее не имело значения, что подумает Сэм и что он станет делать. Теперь, когда ее муж приобщился к какому-то «очень серьезному бизнесу», она, Алисон, не станет отказываться от денежных средств, которые можно было бы выкачать из него. Она обратится за советом к какому-нибудь юристу, которому можно доверять, — например, к одному из своих университетских однокашников. Или нет, лучше к кому-нибудь, кто не имеет к ней ни малейшего отношения, не знает ничего ни о ней, ни о ее прошлом. Она еще поразмыслит, кто бы это мог быть.
Алисон, поднявшись, зашла в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Вымыв раскрасневшееся от слез лицо, она посмотрела на себя в зеркало и, проведя влажными от воды пальцами по коже, стала предаваться воспоминаниям.
Учеба в университете. Сколько же с тех пор прошло лет?! Как и многие другие девушки ее поколения, Алисон поступила в высшее учебное заведение, успешно окончила его и устроилась на работу. Работала она, правда, недолго, потому что, выйдя замуж, уволилась и посвятила себя детям и ведению домашнего хозяйства. В этом заключалась ее жизнь, и такая жизнь ей нравилась. Именно ради этого она и поступала на юридический факультет — чтобы встретить там будущего супруга, который сумеет настолько хорошо ее обеспечить, что у нее уже не будет необходимости работать. Ей нравилось жить в тихой деревушке, расположенной достаточно близко от Лондона, чтобы можно было в любой момент быстренько туда смотаться, но при этом достаточно далеко от города, чтобы можно было наслаждаться жизнью в сельской местности. Идеальное место для жизни — идеальное во всех отношениях. Алисон потратила немало сил на то, чтобы ее жизнь сложилась именно так, как ей самой хотелось, и отнюдь не собиралась теперь все это потерять. В этом она была уверена.
Взяв полотенце, Алисон вытерла лицо, наспех пригладила волосы и, поправив одежду, приготовилась к тому, чтобы спуститься в столовую и вести себя как ни в чем не бывало.
Да, чего бы ей это ни стоило, она постарается и дальше жить той жизнью, какая ей всегда нравилась. И это у нее получится.
6
Необычайная расторопность матери оказалась для Одри неожиданностью. Виолетта уверенно сновала туда-сюда по универмагу «Харродс», чувствуя себя как рыба в воде, в то время как Одри все никак не могла припомнить, где же они видели те брючки, которые ей очень понравились. В конце концов она стала просто ходить следом за матерью, порхавшей то по одному, то по другому этажу магазина и умудрявшейся без труда находить отдел, в котором продавалась «та очень симпатичная юбка» (или «тот свитер, который идеально подходит к брюкам в стиле модельера Ральфа Лорена, мы видели этот свитер, когда только что сюда пришли — помнишь? — там, у самого входа… да, там»).
