Терпкость вишни - Сова Изабелла (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
— Куда я могу сесть? — Мария огляделась вокруг.
Травка стремглав бросился за стулом, протер его рукавом и подставил ей под самый нос, чтобы не сказать более точно.
— Спасибо, Томек.
С ума сойти! У Травки, оказывается, есть нормальное имя!
— Я тебе еще нужен?
— Нет, можешь вернуться к себе, — милостиво позволила Мария.
Он вышел, покорный и взволнованный. А мы почувствовали, как бремя служения Марии ложится на наши плечи.
— Славно тут у вас. — В ее устах это прозвучало на удивление пренебрежительно. — Только не хватает чего-то… чего-то, что придаст стенам художественный лоск. Надо будет в свободную минуту заняться этим.
— А что бы ты хотела сделать? — заинтересовалась Виктория.
— Нарисую какую-нибудь абстракцию. Вот здесь, на этом куске. Что-нибудь в оранжевой гамме с большой такой каплей индиго.
— Ты умеешь рисовать? — оживилась Миленка. — Вот здорово! А я не могу даже слепить ровный шарик из пластилина.
— Умею, когда-то я хотела стать великой художницей, — сообщила Мария. — И может, еще буду. Я пока колеблюсь, что выбрать.
— А какой у тебя есть выбор?
— Ну, стать актрисой, писать пьесы или хокку… Я пока не знаю. Я в поиске.
— А что ты сейчас пишешь? — не отставала Виктория.
— Еще ничего, — с некоторым раздражением отвечала Мария, — потому что я еще не приняла решение, что мне хочется писать.
— А как примешь, так сразу сядешь и напишешь? — зудела Виктория.
— Ну да.
— А что ты нам нарисуешь на стене?
— Что-нибудь такое, что будет идти изнутри. Что-нибудь очень энергетическое, ломающее привычные схемы. Это решится в один миг.
— Ждем не дождемся, — заверила ее Миленка. — Верно ведь, девочки?
— Да, — подтвердили мы. Правда, энтузиазма в нашем «да» было маловато, но что поделать — такая уж пора года.
На несколько минут мы все умолкли. Тягостное молчание наконец прервала Мария:
— Виктория, а ты откуда? У тебя такой необычный выговор.
— Сейчас-то уже ничего. Слышала бы ты меня два года назад, — без тени смущения сказала Вика и продемонстрировала, как она говорила раньше: — Я вьеедь жьииву недльееко от восточьной граньиицы.
— Восхитительно! — воскликнула Мария. — Это же классно — жить на границе двух миров.
— Не знаю, классно или нет. Просто судьба нас зашвырнула туда, и мы там жили. А мама и сейчас живет.
— А как по ту сторону?
— Не знаю, я там никогда не была.
— Ты жила в нескольких километрах от границы и никогда не была на другой стороне? — удивилась Мария, и не только она.
— А зачем? Что там другого, непохожего? Такое же небо, воздух и трава такие же…
— Но люди-то другие.
— Да не очень. Неторопливые, немножко пришибленные, пьют здорово. Как наши.
— Но в магазинах другие товары, — не сдавалась Мария.
— Может, в маленьких лавочках они и отличаются, — вклинилась Милена, — но в больших магазинах всюду один и тот же хлам. Летом я возвращалась из Венгрии и по пути раза два заглянула в гипермаркеты — надо было купить чего-то попить. Можете мне, девочки, поверить, даже расположение продуктов на полках там такое же, как у нас. А внутри такая же дрянь. Дешевые дезодоранты, одноразовые китайские трусики, жевательная резинка, яркие пакеты едких стиральных порошков. Даже не чувствуется, что ты за границей.
— Потому что Венгрия никакая не заграница, — фыркнула Мария. — Жаль тратить лето на такие поездки.
— Да уж конечно, лучше поехать на Канары, — не без язвительности согласилась Милена.
— Что ты! — только что не замахала руками Мария. — На Канары сейчас ездит жуткое быдло. Потому они и стали такими вульгарными. Если бы мне предложили выбор, я бы, пожалуй, поехала в Лаос или на Филиппины.
— А я в Сибирь, — вздохнула Виктория. — Посидеть бы летом на берегу Байкала. Посмотреть на воду, поговорить с местными жителями, а утром попить хлебного кваса…
Настала тишина, потому что каждая из нас на миг погрузилась в собственные мечты. Но мы быстро вынырнули на поверхность. Первой вернулась к реальности Миленка:
— Пока поездка мне не светит, так что ограничусь солярием.
— Ты часто туда ходишь? — полюбопытствовала Мария.
— Раза три в неделю, иногда четыре.
— А вот эти накладные ногти?
— Минутный каприз. Не советую — очень мешают, за все цепляются.
— У тебя довольно… интересный стиль.
— С легким привкусом китча, не будем пугаться этого слова, — с улыбкой произнесла Миленка.
— А почему именно такой?
— Потому что мне так нравится, — отрезала Милена. — Когда-то, еще в лицее, я была примерной девочкой. Элегантность и скромность, равномерно распределенные по ста шестидесяти пяти сантиметрам моей личности. После третьего класса я поехала в языковой лагерь. А там сплошь одержимые снобки. На всех смотрят свысока. Все, кроме них, приземленные и ограниченные. Однажды мы вместе пошли на прогулку. Все девчонки а-ля Одри Хепберн. Одинаковые свитерки, юбочки до колен, шейные косыночки, волосы, собранные в узел на затылке, и очки. И все это стоит будьте-нате. А под мышкой модная высоколобая книга. И среди них я: свитерок, юбочка до колен, ну и все прочее.
— А под мышкой толстая книга, — подсказала Виктория.
— Нет, дезодорант «Шанель» номер девятнадцать. Идем мы. Прошли мимо кошмарной скульптуры в стиле соцреализма: пестрая бабочка из пластика. Все девицы с негодованием отвернулись: «Какой ужас. Безвкусица. Кто это поставил?» Мы дружно возмущались дурным вкусом творца. Идем дальше. Книжный магазин. В витрине альбом Блейка. Две самые большие снобки наперебой стали восклицать: «Ой, смотри, Блейк! Блейк — это чудесно! Нужно купить его! Я просто без ума от Блейка!» В этом кругу не полагается восхищаться Моне. Это слишком примитивно. Надо, чтобы ты приходила в восторг от какого-нибудь художника эпохи романтизма или современного, но только не Уорхола, потому что Уорхола каждый дурак знает. Была с нами отличная девчонка. По-настоящему оригинальная. Анеля. Посмотрела она на нас и говорит: «Все-таки вы какие-то убогие». И пошла от нас. Но перед тем как уйти, сказала еще: «Одним нравится Блейк, а другим — бабочки». И тогда я вдруг осознала, что я принадлежу к тем, другим. Кому нравятся бабочки. Но я еще долго мучилась в униформе снобки. А потом получила аттестат, поступила в университет и на каникулах познакомилась с Маркусом. Но это уже другая история.
НАЧАЛО ДЕКАБРЯ
Сегодня в первый раз я пришла домой очень поздно, а именно после полуночи (как Золушка). Мама еще хлопотала в гостиной, собирая газеты и еженедельники, развешанные на подлокотниках кресел. А папа в очередной раз перечитывал автобиографию прославленного нейрохирурга, профессора, доктора наук Мануэли Дендритовой. Прокрадываться на цыпочках или ползти, прикрывшись придверным ковриком, не имело смысла.
— Все знаю, все знаю и прошу прощения, но сегодня ведь были Анджейки, а кроме того… — я подыскивала нужные слова, — кроме того… не могу же я все время держаться обособленно. Должна же я наконец начать интегрироваться. Мама, ну скажи хоть что-нибудь!
— Я здесь только убираю, — ответила мама, демонстрируя кипу собранной прессы.
— Вислава, мы понимаем твои потребности, — сказал папа, оторвав взгляд от биографии Мануэли. — Контакт с группой исключительно ценен.
— Вот видишь, — обрадовалась я.
— Но не до полуночи, — подчеркнул он. — Какие серьезные темы можно обсуждать в полночь?
— А разве всегда необходимо обсуждать серьезные темы? — вмешалась мама.
— Кристина, мне крайне неприятно, — обратился к ней папа, — что ты саботируешь мои высказывания. Неужели ты не знаешь, как это рискованно — давать ребенку взаимоисключающую информацию?
— Знаю, знаю. Ты написал на эту тему магистерскую работу, четыре статьи и одно пособие, — перечислила мама.
— Потому я был бы тебе крайне благодарен, если бы ты, вместо того чтобы подвергать сомнению мои аргументы, поддержала меня в дискуссии.
