Неторопливо, бережно, всецело (ЛП) - Фолкнер Тэмми (бесплатные полные книги TXT) 📗

Так мы и сидим молча, тишину нарушают лишь треск костра, стрёкот сверчков и вопль какого-то мальчишки, который зовёт вожатого. Прежде, когда я был наедине с девушкой, мне хотелось лишь одного — избавить её от одежды. Уже два года я не был внутри женщины, но в эту секунду даже представить не могу, что это может быть лучше происходящего прямо сейчас.

— Прости, если я смутил тебя, спросив о поцелуе, — наконец говорю я.

Она фыркает.

— Ты хотя бы спросил.

— Хорошо, что тебе понравилось, потому что, вероятно, я буду спрашивать до тех пор, пока ты не разрешишь.

Рейган смеётся и качает головой.

— Ты обещал Гонзо, что будешь приставать ко мне, только когда он будет поблизости.

— Так пойдём его разбудим. — Я делаю вид, что собираюсь подняться на ноги, и Рейган касается моей руки, чтобы остановить меня. И я снова чувствую этот трепет. Я сажусь, но в этот раз уже ближе к ней.

Она какое-то время просто молчит, а потом говорит:

— Так хорошо.

Я протягиваю руку, чтобы убрать прядь её волос за ухо, но Рейган отшатывается.

— Я тебя пугаю? — Я ведь недавно вышел из тюрьмы. Но тут нечто большее, я уверен. После всего, что с ней случилось, в её голове, должно быть, полно серьёзного дерьма.

Рейган поднимает взгляд, её зелёные глаза сверкают в свете костра.

— Мне просто не нравится, когда меня касаются. — Она пожимает плечами. — Вот и всё.

— Принцесса, мы можем поработать и избавить тебя от этого, а? — Эти слова звучат почти шёпотом. На её глаза наворачиваются слёзы, и она отчаянно моргает, чтобы не заплакать. Мне хочется коснуться её, но что-то подсказывает мне, что это будет плохим ходом.

— Всё дело во мне, — говорит Рейган. — Не в тебе. — Секунду она молчит. — Я уверена, что ты потрясающе целуешься. И я упускаю такой шанс! — Она прижимает ладонь к груди. Дразнит меня.

Но это лучше, чем то, что было мгновение назад. С такой Рейган куда проще. Хотя мне очень хочется наполненных эмоциями перешёптываний.

— Много женщин ты целовал?

Упс. Уверен, она не хочет узнать правду.

— Несколько.

— Несколько сотен? Несколько тысяч? — Рейган смеётся, издавая при этом гулкий, дребезжащий звук.

— Нескольких, — повторяю я.

— Не появляется ли ощущения обыденности после некоторого времени? В том смысле, что после нескольких тысяч раз твоё сердце больше не хочет выпрыгнуть из груди?

Я усмехаюсь.

— Нет, если всё делать правильно. — Я чуть меняю позу, наклоняясь вперёд над коленями. Её шёпот и жаркие взгляды определённым образом действуют на меня, и будь я проклят, если она увидит, как именно. — А когда ты целуешь мужчину, чувствуешь, что твоё сердце готово выпрыгнуть из груди?

Она качает головой.

— Нет.

— Тогда почему ты спрашиваешь?

— Потому что я чувствую это сейчас. — Она встаёт на ноги, а мне хочется схватить её и притянуть к себе. — Лучше я пойду спать.

Рейган потягивается, и мне становится видна полоска кожи между её кофтой и джинсами. Я протягиваю руку и тяну её кофту вниз. Она прикрывает живот рукой, словно ей хочется защититься от моего прикосновения.

Она смотрит мне прямо в глаза. Но молчит.

— Я уже могу тебя поцеловать? — вырывается из меня. Боже, можно подумать, что я никогда в своей жизни не видел девушек.

— Нет, — смеётся Рейган.

— Можно мне спрашивать и дальше?

Она кивает. Это быстрый, почти неуловимый жест, а ещё она закусывает нижнюю губу и улыбается.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — говорю я уже её спине. Она уходит в темноту, и та поглощает её.

Рейган

Я подхожу к дому на ватных ногах. Войдя через дверь кухни, обнаруживаю за столом родителей, сидящих с чашками кофе. Они тихо о чём-то разговаривают.

— Весело было? — спрашивает мама и смотрит на меня поверх чашки. Мы с ней очень похожи — у неё такие же тёмно-русые волосы и загорелая кожа. Папа говорит, что, когда они познакомились, мама выглядела точно так же, как я сейчас.

Её волосы такие же прямые, как у меня, она такая же высокая и стройная, даже несмотря на прошедшие годы.

Я кивком отвечаю на её вопрос.

— Мы жарили маршмеллоу.

Мама выгибает бровь.

— А, сейчас это так называется? Во времена моей молодости это было просто флиртом.

Моё лицо тут же вспыхивает.

— Я не флиртовала.

— Угу, — мычит она, но улыбается.

— Оставь её в покое, — шутливо рычит папа.

— И как его зовут? — не отстаёт мама.

Я прикидываюсь дурочкой.

— Гонзо.

Папа фыркает.

— Гонзо — это пятнадцатилетней паренёк, что постоянно отирается рядом с Питом, наставником мальчишек из исправительного учреждения.

— Пит, значит? — спрашивает мама. Она знает, что именно Пит нашёл меня тогда. — И какой он?

Я пожимаю плечами.

Она хмурит брови.

— Он вызвал в тебе странные ощущения?

— Мам, — предупреждающе отзываюсь я, — хватит.

— Пит — наставник или бывший заключённый? — Мама с любопытством смотрит на папу.

Папа кивает.

— Он освобождён условно-досрочно.

Мама делает резкий вдох. Папа бросает на неё быстрый взгляд.

— Он ведь не сделал ничего жестокого? — спрашивает она.

У меня ёкает сердце. Оно делает кульбит, а затем полностью останавливается. Я даже дышать не осмеливаюсь до тех пор, пока не слышу ответ.

— Я бы не пригласил его, если бы он сделал что-либо связанное с насилием. — Папа указывает на стопку папок рядом со своим локтем. — Я только что закончил вновь читать его дело, чтобы посмотреть, могу ли ещё чем-то ему помочь. — Он указывает на досье. — Хочешь, я дам тебе пробежаться глазами по документам?

Я качаю головой.

— Мне это не нужно. — Уж лучше я услышу всё от Пита. — Он кажется приятным человеком. — Я вперяюсь взглядом в отца. — Хотя папа и угрожал ему кастрацией.

Мама давится кофе.

— Эй, но это же работает, — ухмыляясь, отвечает папа.

Мама подталкивает меня за локоть.

— А как дела с Чейзом?

Я качаю головой.

— Он не в моём вкусе.

— Но зато Пит в её вкусе, — напевает папа.

Я поднимаю прутик, который он бросил на стол, и кидаюсь им в него, но на моих губах танцует улыбка.

— Он был очень милым. И я обещаю, что не забеременею. — Я быстро поднимаюсь на ноги, пока эта мысль ещё обживается в папиной голове. Прощебетав родителям спокойной ночи, я начинаю подниматься по лестнице.

— Питу будет крайне тяжело сделать тебя беременной, если я отрежу ему яйца, — кричит мне вслед папа.

Я смеюсь и качаю головой.

Уже на верхней ступеньке я останавливаюсь и прислушиваюсь.

— Они сидели очень близко друг к другу у костра, — говорит мама. — Я наблюдала из окна. — Пауза. — Она позволила ему коснуться себя?

— Нет, но она касалась его. — Папа тяжело вздыхает. — И она даже не попыталась ударить его в горло.

Отлично. Я могу быть немного агрессивной. Это всё началось с тех пор, как я попала на первое занятие курсов по самообороне.

А затем я поняла, что восточные единоборства — это моё. И не моя вина, что некоторые так и напрашиваются на то, чтобы я их ударила.

— Это уже начало, — бормочет мама.

Я качаю головой. Лично я ничего не начинала. Он просто тот мужчина, от которого мне не хочется бежать в противоположном направлении. Вот и всё. И больше ничего. И это странно, потому что если бы я судила о нём по его внешности, то точно бежала бы прочь изо всех сил.

— Похоже, он хороший парень, — снова тяжело вздохнув, говорит папа. — Просто он совершил глупость.

— И он такой секси со всеми этими татуировками, — говорит мама, хихикая, и до меня доносится папин рык. Мама взвизгивает, и я ухожу. Здесь слушатели больше ни к чему.

Я останавливаюсь у спальни Линкольна и стучу о дверной косяк.

— Входите, — отзывается брат, хотя дверь всё равно открыта.

Он сидит на полу и складывает кубики, чтобы сделать башню. Но башни Линка не похожи на остальные. Это сложные произведения искусства, основанные на численных теориях и прочем, чего я не понимаю.