Повенчанные (СИ) - Инош Алана (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
– Заварю-ка я чай, вот что. – И добавила со смешком: – Надеюсь, моя полоса невезения кончилась, и я больше ничего не рассыплю, не сломаю и не взорву.
Слава едва заметно улыбнулась – опять словно бы пунктиром. Всё сердечное тепло мерцало в глазах.
Карина бросила к чайному листу щепотку чабреца, мелиссы, ромашки. Больше никаких неприятностей не случалось: она не разбила чайник, не ошпарилась кипятком, не поранилась, отрезая ломтики лимона – словом, заварка чая прошла благополучно. Правда, напоследок она чуть не бросила в кружки по чайной ложке соли вместо сахара, но вовремя спохватилась и погрозила пальцем недоразумениям:
– А ну-ка, цыц! Хватит.
В шкафчике обнаружилась давно завалявшаяся плитка тёмного шоколада с орехами и изюмом, про которую Карина совсем забыла. Она не припоминала, покупала ли шоколадку сама; губы растягивались в нежной улыбке при мысли, что это Слава опять баловала её. Наверно, ещё до этой злосчастной рыбалки купила и подбросила в шкафчик сладкий сюрприз.
Карина принесла кружки с чаем в комнату, устроилась с ногами на диване рядом со Славой, развернула шоколадку.
– Спасибо, принцесса. – Слава отхлебнула глоточек.
Карина сладкими от шоколада губами потянулась к ней, и та с тягучим наслаждением и нежностью ответила на поцелуй.
– Наташа видела, как мы с тобой целовались, – вспомнила Карина. – Она уже давно догадывалась, просто молчала, чтоб не смущать.
– А я Виталику призналась, – усмехнулась Слава. – В самом начале, когда мы ещё не до полного беспамятства нахрюкались, но были уже порядком подогретые. Набралась храбрости и... сказала, что ты не сестрёнка мне, а любимая.
– А он что? – чуть напряглась Карина. Шоколадный ломтик замер у неё за щекой.
– А он сказал: «Выпьем за наших жён!» – И Слава приподняла свою кружку с чаем, словно бы в тосте.
– Дядя Виталик – твой настоящий друг. – Карина придвинулась ближе, сократив пространство между собой и Славой до уютного, тёплого минимума. – Ну вот, теперь у нас нет от них никаких тайн. Знаешь, сразу как-то легче стало. Будто груз с души упал.
– Есть такое. – Слава задумчиво прищурилась, допила чай и съела ломтик лимона.
Она закинула ногу на ногу и скрестила на груди руки. Эта закрытая поза не располагала к доверительным разговорам. Карина поднесла к её рту кусочек шоколадки, и Слава с усмешкой приняла его губами. За угощением последовал новый поцелуй, и руки Славы переместились на талию Карины, скрещенные ноги тоже раскрылись.
Карина поднесла ладонь к шраму от пули на руке Славы.
– Тут я чувствую тепло, даже жар. Потому что рана огнестрельная. Там, на бедре, от осколка – тоже. А этот шрам, – Карина осторожно приблизила пальцы к Славиной брови, – холодный. Холодное оружие?
Лицо Славы окаменело, губы сурово сжались. Помолчав несколько мгновений, она ответила:
– Нож.
Это был первый шажок. Карина вознаградила Славу за него поцелуем в уголок рта. Она не давала ей снова закрыться, прильнув к её груди и обняв за шею.
– Я с тобой, Слав, – шепнула она. – Даже когда ты погружаешься в эти воспоминания, я рядом, как эта заколка. Обними меня... Чувствуй мой запах. Пусть он тебя успокаивает.
Руки Славы крепко стиснули Карину. Она дышала через нос напряжённо, сжимая зубы, потом уткнулась в распущенные волосы девушки, щекотно коснулась дыханием её шеи.
– До этой рыбалки воспоминаний-то и не было никаких. Так, какие-то обрывки. Вроде ножа этого. Память будто всё выбросила. Мне потом ребята рассказывали... Нас было пятеро – я и четверо парней. Мы попали в плен к бандитам. Нас держали в каком-то подвале, связанными по рукам и ногам. Уже через несколько часов нас освободили, но парням крепко досталось. Их били, поливали ледяной водой, прижигали сигаретами, душили пакетами, потом давали глотнуть воздуха и опять душили... Током били. До меня не сразу добрались. Сначала не поняли, что я немножко отличаюсь от остальных бойцов. Рост, форма, телосложение – похожее... Причёска – как у всех, «под новобранца». Это чтоб не очень выделяться, да и для удобства... А потом...
Слава смолкла, и в душу Карины ледяной змеёй заползла догадка, удушающе наваливаясь кольцами своего чешуйчатого тела:
– Слав... они тебя... как меня?
– Нет, солнышко. – Слава ткнулась носом ей в ухо, тихонько поцеловала. – Не успели: нас вытащили. Лицо мне собирались ножиком этим покромсать на ремешки, а потом уж... всё остальное. Виталик сам лично тому, кто меня полоснул, руку прострелил. Почти всю банду пришлось при задержании ухлопать, живыми они сдаваться не хотели. Троих только взяли, остальные в перестрелке с нашими полегли. Один из парней, которые со мной там были, умер, не дождавшись врачей, троих вертолётом в больницу увезли, а я отказалась. Пострадала не сильно: надо мной не успели основательно поглумиться, врезали только несколько раз и лицо покорябали. Осталась дальше служить. А память как отшибло... Будто кто-то вырезал оттуда тот день. Только со слов ребят и знала, что там было. Думала: ну и ладно, нечего и вспоминать. Домой приехала – ещё не помнила. А потом выбрались с Виталиком на речку... ну и как будто ларчик открылся. И пошли кадры эти. Мы напиваться-то и не собирались, Виталик сначала всего одну «ноль семь» взял на двоих. Её мы хотели потихонечку, врастяжку «уговорить» и харэ на этом. А потом... – Слава закрыла глаза, словно этот рассказ её измотал до дрожи век и дыхания. – Пошёл «фильм». Так захлестнуло, что не вздохнуть. Нужно было как-то отключить себя... Ну, как телевизор, чтобы картинки эти не показывались больше. Вот только ни хрена отключить это не получилось. Нажраться вдрызг – да, а «кино в голове» всё крутилось, сколько ни пили мы. Под конец я уже не понимала, где я, кто я... Вроде на речке, а вроде в том подвале. И бандюганы эти мне лицо режут. Ко мне вообще нельзя подходить было тогда, чтоб не попадаться под горячую руку... Я за себя не отвечала. От слова «совсем». А вы с Наташкой сунулись... Ну, и чуть не огребли по полной.
Умолкнув, Слава стиснула Карину, будто мягкую игрушку, даже не замечая, наверно, что ей в этой железной хватке уже стало нечем дышать. Задыхаясь в её объятиях, Карина содрогалась, словно оказалась раздетой на страшном, мертвящем морозе. Слушая, она погрузилась в это, как в ледяную воду, и кошмар полностью овладел ею, чёрным осьминогом ворвавшись в летнее, мирное тепло их квартиры.
– Даже не боль физическая страшна, – сипло, устало роняла Слава тихие, но выворачивающие душу слова. – Страшнее всего – это чувство беспомощности, когда лежишь связанный. И ничем товарищам помочь не можешь. Просто смотришь. Заставляют смотреть. Да и с тобой самим сейчас могут сделать всё, что угодно. Захотят – на кусочки порежут. Захотят – бензином обольют и подожгут. Ты в их власти. И ничто уже не спасёт. И хоронить тебя придётся в закрытом гробу. Если, конечно, что-то останется там от тела... Смерть как таковая – не страшна. Даже мучительная. Хуже – горе, которое она причинит тем, кто тебя любит. Их слёзы, их боль – вот что убивает. О себе не думаешь. Ты – уже просто кусок мяса, труп, а душа уже на полпути на небеса. Уже всё равно, что будет с тобой. Те, кто остаётся плакать о тебе – вот кто важен.
Карина жадно, отчаянно вжималась в неё всем телом и мелко дрожала. Слава, сейчас такая родная, в чистой домашней футболке, её любимая, единственная... Кто-то посмел её связывать, бить, резать ножом. Не руку этой мрази надо было прострелить, а сразу промеж глаз пулю всадить. Она не чувствовала жалости к этим гадам, пусть бы их всех до одного пристрелили там – и тех троих тоже. Ни одной сволочи не надо было оставлять в живых. Просто за то, что они посмели поднять руку на Славу. Карина, трясясь, мысленно всаживала в них очередь за очередью, превращая тела в кровавое месиво – до исступления, до давящей боли в груди, выворачивающей всё саднящее нутро наизнанку.
– Ну, ну... – Слава гладила её по лопаткам, тепло щекотала губами. – Всё, солнышко, успокойся... Не хватало, чтоб ещё и тебя кошмары мучили. Зря я всё это рассказала...
