Тень моей любви - Смит Дебора (книги без сокращений .TXT) 📗
– Рони здесь?
– Да, – ответил дедушка. – Он часто удит здесь рыбу. Я десятки раз видел его грузовик. Я видел и его самого у дома, но старался не попадаться ему на глаза.
– Почему?
– Это единственное место, где он может чувствовать себя в безопасности. Как дикий зверь в своей норе. Если он заподозрит, что мы нашли его убежище, он может никогда больше не появиться здесь. Но думаю, что это лучшее из того, на что он может рассчитывать, пока его отец в тюрьме.
– Папа и кузен Винс уведут его отсюда, если найдут!
– Я знаю. Может быть, это и неправильно по закону, но я не могу выдать его. – Он прижал толстый палец к кончику моего носа. – Это наш с тобой секрет. Об этом знает еще только твоя бабушка Дотти.
Я согласно кивнула. Мы вернулись к грузовику, и дедушка вынул из него большую картонную коробку с едой. Мы оставили ее на лужайке под лаврами. Дедушка вырвал из блокнота, который он достал из кармана, листок бумаги и протянул мне карандаш. Я написала:
“Рони, это можно есть. Мой дедушка говорит, чтобы ты не беспокоился. Мы никому не скажем. Твой друг Клер”.
– Если он кому-то и доверяет, То только тебе, – сказал дедушка.
Приехав на следующий день, мы увидели, что коробка стоит на том же месте, но пустая. Я была ужасно горда и с тех пор каждый день оставляла Рони длинные письма.
Мы возили ему продукты на протяжении месяца – домашнюю ветчину бабушки, жареных цыплят, запеканки, ломти тортов и пирогов.
– Не знаю, где скрывался этот парень, – удивился папа, – но похоже, что он неплохо устроился. Надо отдать ему должное.
– Да, сын, надо, – сказал дедушка.
Рождество в городе праздновалось с размахом и так красочно, что в глазах рябило. Мне все это ужасно нравилось. Дамская ассоциация руководила организацией фестиваля, а мама и тетя Ирэн, ее старшая сестра, руководили ассоциацией.
Все магазины открыли рождественские распродажи сразу после Дня благодарения. О, эти украшения и прочие мелкие мелочи! О, чудный праздник Рождества! Когда я была маленькая, это означало километры серебряного дождя, тысячи пластмассовых Санта-Клаусов, тучи искусственных снежинок на окнах, паутину электрических лампочек по всему городу и высокие нарядные елки. На центральной площади стояли деревянные ясли с вырезанными из фанеры в полный рост библейскими персонажами.
В воскресную декабрьскую ночь сотни людей собрались на площади послушать объединенный церковный хор, посмотреть на парад, встретить Санта-Клауса и порадоваться рождественским огням на гигантском кедре.
Семейства Мэлони и Делани прибыли заранее и заняли целый угол там, где Главная улица раздваивается и огибает здание суда. Воздух был морозным, но мне было тепло в отличном шерстяном пальто и рейтузах. В ожидании начала действа я возбужденно толкалась со своими братьями и кузенами.
Церковный хор запел “Звенящие колокольчики” на сцене, возведенной около Торговой палаты; на площадь вступили участники парада, возглавляемые тетей Ирэн в костюме ангела с большими крыльями, обтянутыми белым муслином. Я почему-то оглянулась и встретилась взглядом с Рони. Он стоял отдельно ото всех под жестяным навесом магазина, дешевых товаров и наблюдал за мной.
Мне было девять лет, я была маленькой и толстой. Он в свои четырнадцать здорово вытянулся и был отчаянно худ. Тяжелые темные пряди волос заложены за уши. Он выглядел настоящим оборванцем в своих выгоревших джинсах и поношенном пиджаке с медными пуговицами, две из которых были оторваны. Плечи уныло опущены, глаза смотрели холодно и отсвечивали серебром, как гирлянды на окне магазина за его спиной.
Мое безотказное воображение заработало вовсю. Итак, Рони – ковбой, который случайно забрел сюда с ближайшего ранчо. Одинокий, без денег. Грязь въелась в него от пыльных троп, а не от омерзительного прицепа. Пуговицы? Пуговицы потеряны в схватке с угонщиком скота.
Придумав себе такой образ, я начала незаметно протискиваться в последние ряды толпы и наконец независимо прислонилась к столбу навеса, засунув потные руки в карманы пальто. Рони настороженно наблюдал за мной.
Он был совершенно неподвижен, но это была неподвижность кота, караулящего птицу. Я была уверена, что Рони тщательно взвешивал, что будет, если он заговорит с этой маленькой девочкой, притворяющейся взрослой. И где сейчас ее кузены-садисты? И что, собственно, произойдет, если кто-нибудь из ее сверхбдительных родителей и двух десятков других правоверных членов клана Мэлони оглянется и увидит нас вместе?
– Что ты тут крутишься, смешной маленький воробышек? – сказал он наконец.
– А сам-то? – заявила я в ответ. – Смешной большой воробей, – хотя на эту птицу он был меньше всего похож. Просто ничего другого в голову не пришло.
– Ты похожа на рыжего эльфа.
Я восприняла это как приглашение и пододвинулась поближе. Моя голова еле-еле доставала до верхнего кармана его куртки.
– Я вырасту.
Он смотрел перед собой.
– Ты вообще-то ничего.
– Ты тоже.
– Из тебя, пожалуй, получится недурной писака.
Я расплылась в улыбке.
Парад продолжался. На площадь въехал грузовик с пожарной лестницей, на которой расположились пожарники-добровольцы. Они бросали в толпу сладости. Над моей головой просвистел миниатюрный пакетик, и Рони ловко поймал его. Он держал этот пакетик жженого сахара на своей ладони, рассматривал и гладил так, как будто он был золотой. Затем уже с равнодушным видом протянул его мне.
– Он сначала в тебя попал, – сказал он.
– Нет, это ты поймал его. Он твой. Я не люблю жженый сахар. – Это было вранье. Но, возможно, этот маленький пакетик конфет был единственным его подарком на Рождество. Рони пожал плечами, но аккуратно положил его в нагрудный карман.
– Мне ничего не видно, – сказала я застенчиво. – Ничего, если я вскарабкаюсь на подоконник?
– Ты упадешь и что-нибудь себе сломаешь.
– Не-а. Я буду держаться за тебя. – Я ухватила его за рукав, и он весь напрягся. Рони огляделся вокруг, как будто боялся, что его обвинят бог весть в чем. Еще бы – девица, пусть и десятилетняя, из семейства Мэлони на виду у всех цепляется за грязное отродье Салливана. Я неловко вскарабкалась на широкий деревянный подоконник магазинного окна и уселась там, положив руку ему на плечо.
– Ты не двигайся, и я тогда не упаду.
– Совсем не смешно. Слезай оттуда. Давай слезай и проваливай, откуда пришла.
– Все в порядке. Это ведь моя идея. Посмотри. – Я показала на тетю Ирэн. Она поворачивала за угол, и ее проволочные крылья хлопали на ветру.
– Ну, хватит, слезай, – снова сказал Рони низким голосом.
Я видела, как мама, стоявшая в первом ряду зрителей, подняла голову. Не обнаружив меня возле себя, она повернулась и стала высматривать меня в толпе. Вот она заметила меня рядом с Рони, ее глаза буквально полезли на лоб, а рот изумленно приоткрылся. Она похлопала папу по плечу, и он тоже взглянул в нашу сторону. Я улыбалась, всем своим видом показывая, мол, что тут особенного. Папины рыжие брови выгнулись дугой, он закатил глаза. Мама грозно нахмурилась. Но тут он взял ее за руку и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула, поджав губы, и они снова стали смотреть парад.
– Видишь, – победоносно сказала я Рони, ощущая под рукой его твердое, как камень, плечо. – Никто не возражает.
Минутой спустя он угрюмо произнес:
– Ты ничего не понимаешь.
Я-то как раз считала, что понимаю все, и очень хорошо. Я как раз хотела ему это сказать, но мимо с громким пением потянулся школьный оркестр, за которым шествовали дядя Двейн и тетя Ронда, изображающие Иосифа и Марию. Приличные люди не разговаривают, когда мимо них проходят Иосиф и Мария.
Дядя Двейн, закутанный в простыни, со своей длинной бородой выглядел прямо как на картинке в детской Библии. Тетя Ронда – тоже вся в белом – видимо, очень уж старалась удержать в руках игрушечного младенца Иисуса и от излишнего усердия все время съезжала с маленького коричневого мула, которого вел под уздцы дядя Двейн.
