Храни меня, любовь - Полякова Светлана (читать книги без .TXT) 📗
Она теперь даже знала, как выглядит тот жилец ее сказочного дома, чей голос она слышала. Именно так. И голос… Тоня испытала смятение, поняв, что голос, который она так часто слышит там, в ее белом доме на зеленом холме, именно такой.
Объявили Тонину остановку, и она пошла к выходу.
И когда она оказалась на улице, снова оглянулась, и ей показалось, что он тоже смотрит на нее с грустью. Или ей это снова придумалось?
Придумалось, решила Тоня. И пошла по дороге к дому, все же прижимая к себе пакетик, в котором пряталась маленькая разноцветная коробочка, хранящая в себе путь в другой мир…
Он остановился у двери. «Точно это и не мой дом, — усмехнулся про себя. — Не мой».
И, парализованный непонятным чувством страха, замер, пытаясь совладать с собой. «В конце концов, — напомнил он себе, — это я строил этот дом. Этот мир. Здесь ведь все — на моих плечах. Это мои гонорары — в каждом кирпичике. В каждом витражном стеклышке. В каждом диковинном растении…»
Но — и сам прекрасно знал, что только одно «диковинное растение» обладает неограниченными правами и на дом, и на сад, и на самого хозяина…
Лора.
Лорина тень мелькнула в окне, на минуту замерла там и тут же исчезла. Она не хотела, чтобы он ее видел.
Он заслонился, как щитом, подарком и букетом роз и шагнул к двери. Прекрасно понимая, что это его не спасет — он так и останется для нее приносящим дары данайцем.
Что-то сломалось в их отношениях раз и навсегда. Он же не слепец, он видит это.
Более того — он это чувствует, и, может быть, это самое страшное. То, что с каждым мгновением капля за каплей уходит из его души любовь, и он видит это, но ничего не может изменить.
От него это уже не зависит…
Дверь раскрылась, и Анька бросилась к нему с порога:
— Па…
Он схватил ее, поднял, прижал к себе крепко-крепко и зажмурился, вдыхая Анькин сладкий запах, слушая ее лепет, чувствуя себя наконец-то счастливым.
«А вот ей-то я ничего не принес, — подумал он с раздражением. — Потому что ее любовь не измеряется в потребительских единицах. Но боже, почему она должна страдать от этого?»
Он прижимал ее к себе все сильнее, чуть не плача от счастья, от близости этой «женщины своей жизни», и, когда поднял глаза и столкнулся взглядом с Лорой, стоящей на пороге, он был уже защищен от холодного и цепкого взора. Он был уже готов. Он даже смог улыбнуться ей тепло и ласково, снова воруя частицы любви у Аньки.
Она стояла и улыбалась одними губами, глаза же оставались странно безучастными. Раньше, в самом начале их знакомства, эта безучастность казалась ему таинственной грустью, возвышенной печалью — да мало ли какая ерунда придет в голову влюбленному мужчине. Потом он понял, открыл для себя, что это — взгляд человека, обращенного внутрь себя. Все остальные эмоции — просто попытка вежливости, не более того…
Тем не менее он отпустил Аньку и подошел к Лоре.
— Здравствуй, родная, — сказал он, целуя ее в губы, и, отстранившись, восхищенно добавил: — Как же ты хороша, радость моя…
«Хоть эта часть игры близка к правде, — отметил он про себя. — Она ведь и в самом деле хороша».
Этого у нее не отнять. Она умела преподнести себя, проводила много времени в салонах, великолепно владела искусством визажистки. Она служила своему телу, вспомнились ему слова из какого-то романа, и тело служило ей, оправдывая ее существование под небом, ибо ничего другого у нее попросту не было…
Он снова поймал себя на том, что его мысли саркастичны и он словно зол на нее, зол, неизвестно за что, впрочем… Известно. За ее присутствие в его жизни.
Боже! Когда это случилось? Когда ненависть пришла на смену любви и — была ли любовь вообще?..
Ему стало так грустно и так жалко их обеих, и маленькую рыжую девочку, и эту красивую, холеную женщину. И самого себя…
— Я люблю тебя, — прошептал он едва слышно, но — верил ли он произнесенным словам?
Она улыбнулась, на минуту ему даже показалось, что она услышала то, что он ей сказал, но он тут же вспомнил, что весь этот ритуал — только часть игры, не более, и ему стало легче. Как, осознав, что его положение безнадежно, больной успокаивается…
— Ох, чуть не забыл…
Он достал свои «данайские дары», протянул их ей, она изобразила радость, хотя теперь уже привыкла к этому, и они изобразили «по сценарию» жаркие и страстные объятия.
Для Аньки.
Он украдкой посмотрел на нее.
Девочка стояла, грустно наблюдая за плохо сыгранным спектаклем, и он вдруг ощутил, как ей хочется сейчас заплакать от этой фальши, но и она вынуждена принимать участие в этом спектакле.
И не в силах прекратить это, только вздохнул коротко и подмигнул своей единственной зрительнице, как бы намекая ей, что потерпеть осталось совсем немного, бездарная постановка вот-вот закончится…
Она по привычке достала ключи. Ее мысли все еще витали далеко, в мире, где она, Тоня, была не скромной продавщицей из магазина французской косметики. И куча бытовых проблем ее не одолевала. Она… На секунду она вдруг задумалась, а чего же она хочет, и сама удивилась, что все ее мечтания сводятся к одному. Теплу в доме. Уюту. Тихому, безмятежному покою. И — любви, не важно, кто ее будет любить, лишь бы… Она вздохнула, считая эту часть своих мечтаний самой невыполнимой. Лишь бы ее и Пашку любили…
Понимали.
Жалели, когда Тоне было плохо. Понимали, что Тоня устала, и просто гладили ее по плечу или ничего бы не делали, пускай… Просто — один взгляд, полный нежности и заботы. Один-единственный взгляд! Неужели она так много хочет?
Она почувствовала легкую боль в груди — ах, как бы было это хорошо, если б выполнимо.
Вздохнув, чуть не вставила ключ в замочную скважину, но вспомнила, что дома Шерри, повертела ключ в руке и позвонила в дверь.
За дверью тут же раздались быстрые шаги — Шерри ждала ее, и Тоня попыталась определить по шагам Шеррино настроение. Как она? Порхает от радости как птичка — и это значит, что невыносимый Бравин объявился, или она печальна, потому что… Тоня вздохнула. Если Бравин появлялся, то он еще лгун и лицемер. Ко всем его неприятным качествам — это просто кошмар какой-то получается, а не предмет страсти! И как Шерри могла его любить?
Но тут же в глубине ее сознания появился вопрос к самой себе — а как ты, Тонечка, могла любить своего драгоценного Алекса, который, если посмотреть, был куда хуже этого Бравина? Как ты могла его любить, жить с ним, тащить на себе помимо своих проблем еще и проблемы всей их семейки, мучить себя и Пашку постоянным общением с этими странными людьми, как ты могла? Тебе ли судить Шерри?
В это время открылась дверь, и Тоня, к счастью, была вынуждена отвлечься от этих правдивых размышлений о самой себе.
Шерри выглядела измученной, и лицо у нее было опухшим, с красными пятнами. «Значит, она плакала, — подумала Тоня. — Она плакала, и — одно из двух: или Бравин позвонил и рассказал ей всю долбаную правду, или он так и не удосужился набрать телефонный номер. Второй вариант мне нравится больше».
Она знала, что правда, горькая правда, неминуемо всплывет, не оставляя Шерри шанса сбежать от нее, но все-таки предпочитала отодвинуть этот момент истины на далекое «потом». Хотя бы — когда Шерри не будет уже воспринимать так остро все связанное с Бравиным.
В глазах подруги мелькнула радость, но Тоне все же показалось, что еще в Шеррином взгляде спряталось разочарование — как будто она все-таки ждала не Тоню…
Бравина.
Ах, Шерри, глупенькая Шерри, покачала она головой и подумала: «До чего хорошо, что я уже никогда не испытаю этого идиотского чувства влюбленности…»
— Привет, — сказала она и улыбнулась.
Шерри улыбнулась ей в ответ, кивнула и только тут увидела Тонину разноцветно-счастливую коробочку.
— Что это? — поинтересовалась она.
— Это?
Она и забыла, что так и несет в руках этот маленький кусочек иной жизни. Детскую мечту, которой никогда не суждено воплотиться. Маленькую, такую маленькую, что даже обидно становится — вот так, Тоня, и мечты у тебя должны быть совсем маленькие…
