Золотой мираж - Майкл Джудит (полные книги .txt) 📗
Клер вздохнула и начала подниматься.
— Я могу сделать это, — сказала Эмма. — Я знаю, как говорить «нет».
— На что? — поинтересовалась Ханна.
— На то же, что и в письмах, — сказала Эмма. — Все хотят денег. Все думают, что мы можем дать им все, что они захотят… — Она остановилась, и покраснела: — Я вас не имела в виду, я имела в виду…
— Конечно, ты не имела в виду меня, — сказала Ханна просто. — Как ты могла бы, когда мы одна семья? Но тебе не надо обо всем этом беспокоиться; позволь, я позабочусь. Я когда-то была вышибалой. — Она была уже на ногах, на пути к двери.
— Да? — спросила она, счастливо оглядывая мужчину и женщину на пороге.
— Миссис Годдар? — спросил мужчина. — Ух ты, вы не очень похожи на вашу фотографию в газетах. Послушайте, у нас к вам разговор. — Он попытался проникнуть в комнату, но Ханна, чье маленькое хрупкое тело вдруг стало удивительно твердым, пресекла эту попытку. — Если бы мы могли войти…
— Нет, — сказала Ханна просто.
— Всего лишь на несколько минут, — он протиснулся мимо Ханны, протаскивая за собой женщину.
— Молодой человек! — воскликнула Ханна.
— Нет, послушайте, это действительно быстро. Ох, — сказал он, поглядев за нее. — Так вы миссис Годдар: я узнал вас. Послушайте, Клер, вот в чем дело. Я художник, а Лиза — фотограф, — и мы хотим поехать в Париж, чтобы жить настоящей артистической жизнью и развернуться там, а вы могли бы помочь нам, став нашим патроном. Вы понимаете, как в прежние дни? Я имею в виду, если бы не было патронов, то не было бы Бетховена или Моцарта или Гойи, ну вы понимаете, всех их. Мы будем привозить вам фото и слайды, и вы сможете увидеть, что мы делаем, и сможете открыть нас, как точно так же открыли Пикассо и Моне.
— Извините… — начала Клер.
— Да нет, послушайте, это не так много денег, вы поймите, только на несколько лет, а мы отплатим вам, когда прославимся…
— Нет, — сказала Клер.
— Послушайте, у вас такое состояние и…
— Молодой человек, — подбородок Ханны почти касался его груди, когда она выпихивала его обратно через дверь. — Пикассо и Моне и все их друзья зарабатывали себе на жизнь и расплачивались картинами, когда у них не было денег. Вот тот вид посвящения себя искусству, которому вам следует подражать; история показывает, что это взращивает гениев, — она упорно толкала его назад, в холл. — Вы тоже, — сказала она молодой женщине и подтолкнула ее к двери обеими руками. — Я желаю вам обоим успеха в Париже.
Она закрыла дверь и вернулась к столу.
— Боже мой, — сказала Эмма.
Клер поглядела на нее. Как действенно, подумала она. И забавно. Но кто просил ее заботиться о нас?
— Спасибо, — сказала она. — Вы справились с этим очень хорошо, но я и Эмма и сами…
— Он не должен был пролезать мимо меня, — сказала Ханна. В ее голосе прозвучала нотка отчаяния. — Такого больше не произойдет.
— Так вы были вышибалой? — спросила Эмма.
— О, весьма недолго. Больше всего я была учительницей, я учила…
— А кого вы вышибали?
— Группы людей, которые хотели сорвать наши митинги. Но, ты знаешь, ничего таинственного в том, что я была вышибалой, нет. Нужно только верить в то, что хочешь, больше, чем другие верят в то, что они хотят. Это не мышцы — это стратегия. Я использовала это и в учительстве.
— Вы преподавали в колледже? — спросила Эмма.
— О нет, моя дорогая, я преподавала в начальной школе, сорок лет.
— Сорок лет! — воскликнула Эмма. — Вам, должно быть, жутко наскучило это.
— Вовсе нет, — сказала Ханна и нежно улыбнулась. — Мне нравилась начальная школа, у детей столько любопытства, юмора и любви. Это потом они становятся как все и теряют так много своей живости и творческих способностей. Но в начальной школе они все еще просто такие, как есть, и мне очень нравилось помогать им открывать мир. Время от времени некоторые из нас начинают скучать и пробуют прорваться повыше, в старшие классы, вплоть до высшей школы, но мне этого никогда не хотелось. Я бы не справилась со всеми этими подростковыми мучениями и их сексуальными проблемами. Когда мои малыши приходили ко мне за советом и уютом, я всегда могла помочь им, даже если их было сразу много. Я скучаю по ним, — прибавила она, ее голос затих. — Я скучаю по помощи другим людям.
— А своих детей у вас нет? — спросила Эмма.
— Видишь ли, я никогда не была замужем.
— Потому что не хотели?
— Потому что этого не случилось, — сказала Ханна спокойно, — Но я учила, и это давало мне возможность быть полезной, быть частью жизни других людей. Мне это нравится, мне нравится помогать людям: это и вправду лучшее, что я умею.
Клер встретилась со взглядом Эммы и увидела, что Эмма ей не поможет выставить Ханну. Они втроем сидели за столом, и молчание затягивалось.
— Я могу помочь вам с переездом, — сказала Ханна, когда молчание стало невыносимым. — Вы ведь будете переезжать? В большую квартиру? Или в свой дом?
— Мы только что купили дом, — сообщила Эмма. — Самый прекрасный дом в мире.
— О, это чудесно, — сказала Ханна. — И большой?.
— Огромный, — сказала Эмма.
Ханна поглядела на нее, а потом на Клер. Ее глаза по-прежнему светились, но уголки рта немного подрагивали. Она распрямила плечи.
— Ну, значит, будет много работы. Я не могу дождаться, когда увижу его: так здорово иметь пустой дом и делать его своим. Однажды я это делала, внутренний дизайн, вы понимаете, делать дома красивыми и уютными, не просто четыре стены и голый пол. И я хотела бы помочь в покупке кухонных принадлежностей, Клер: я считаюсь хорошим поваром.
— Правда? — спросила Эмма. — Маме никогда не нравилось готовить.
— Да и как ей могло после работы? — сказала Ханна. — Хорошая готовка отнимает время и силы, и требует творчества: это слишком много для человека после целого дня работы; чтобы делать это хорошо, нужен полный день.
Неплохой способ пристроить ее, подумала Клер, и ее злость и раздражительность чуть поумеьшились. Но она же не собирается жить с нами, подумала она еще, это ведь невозможно. Нам хорошо самим по себе, и мы сами обставим наш дом и сами будем там жить.
Она поглядела на Эмму, которая слушала, как Ханна рассуждала о кухне, которую она когда-то оформляла. Эмма была захвачена повествованием, у нее было лицо ребенка, слушающего сказку. Она ей нравится, подумала Клер. Она обеим нам нравится. Но она такая же чужая, вошла сюда, как и все прочие незнакомые люди…
И все же она не была похожа на всех прочих. Эмме она понравилась. И еще кое-что: Эмма ей доверяла. И я тоже ей доверяю, подумала Клер.
Но все это не значит, что мы должны взять ее к себе.
Нет, конечно, но ведь ей больше негде жить.
Это не наша проблема.
Но разве не было облегчением то, как она избавила их от людей, прорвавшихся было внутрь?
Да, и я верю, что она сделает это снова и снова, и столько раз, сколько будет нужно. Она будет заботиться о нас.
Клер подумала об этом с удивлением. Она будет заботиться о нас. Что-то было в Ханне, что внушало такую уверенность.
— Так вы этим занимались в Филадельфии? — спросила Эмма, — были поварихой?
Ханна украдкой взглянула на чемодан, все еще стоявший только перед парадной дверью, нераскрытым. Она часто поглядывала на него, надеясь, что Клер и Эмма заметят и позволят ей унести его в спальню. Она жаждала распаковаться. Никогда нельзя быть уверенной в том, что тебе разрешат остаться, пока вещи не распакованы. Но они продолжали расспрашивать.
— Нет, я готовила только для друзей, — сказала она. — Они все уже умерли или переехали в места потеплее. Иногда и то и другое.
— И вы оформляли их дома? — спросила Эмма…
Клер подождала ответа Ханны. Та начала интересовать ее. У нее была странная, формальная манера говорить, и ее слова были точны, как маленькие камешки через речку, ведущие к концу каждого предложения, и в ее речи было нечто пылкое, что почти гипнотизировало, как будто она рассказывала сказку. И, казалось, что у нее было весьма много полезных умений. Дверь открылась.
