Раскадровка (СИ) - "Ulla Lovisa" (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
— Во-первых, это просто не мой вид искусства.
Он любил фотографию и живопись — коллекционировать, не создавать.
— Во-вторых, если бы ты была хирургической медсестрой, то воспринимала бы проще моё нежелание знать, как именно на работе ты помогаешь разрезать людей и переворачивать внутри них органы.
Такое сравнение, вообще весь подход к настолько масштабной составляющей самой Норин расстраивал её, и это огорчение провоцировало постоянные едва сдерживаемые или порой выплескиваемые обиды. Но в то же время Марко Манкузо был галантным и обходительным, предупреждающим желания и создающим романтическую сказку; он был надменным и одновременно лежал у ног Норин, игнорируя её интересы, не разделяя вкусы, но окутывая заботой, страстью и обожанием.
Даже их знакомство было противоречивым. Под конец мая 2012-го года, когда Канны уже неделю лихорадило кинофестивалем, Норин и Бетти сидели на летней площадке ресторана, обсуждая работу и провожая взглядами сизый столбик дыма, поднимающийся от сигареты в небо. Марко в одиночестве поглощал поздний завтрак и из-за столика у окна наблюдал за курящей снаружи Джойс. Он заказал для заинтересовавшей его девушки и её спутницы бутылку белого вина и тарелку из нескольких видов козьего сыра, а когда Норин приняла у официанта этот комплимент и в благодарность улыбнулась Марко, он подошел к их столику и его первыми словами ей были:
— Знаете ли Вы, что в некоторых регионах Италии небольшие банки до сих пор выдают кредиты под залог пармезана?
Марко хотел рассмешить её, но спровоцировал замешательство и легкую настороженность. Норин не находила в нём очевидных признаков привлекательности: невысокий и немного сутулый, с большими карими глазами и кривой ухмылкой; толстые грубые пальцы с небольшими круглыми ногтями. Но её влекло к нему. Она не знала о его богатстве, пугалась их разницы в возрасте, порой не до конца понимала его скомканную речь, но уже спустя два дня оказалась в его постели. Ещё через два дня она улетела из Канн, а он остался по работе. Он не обещал звонить, и Норин уговаривала себя смириться с тем, что это была банальная кратковременная интрижка, но неожиданно сильно скучала, а от Марко доставляли цветы и корзины фруктов, за Джойс приезжал автомобиль, частный самолет уносил её в Брюссель, где в гостиничных апартаментах её ждал уставший, но улыбающийся Манкузо.
Иногда она напрочь забывала о его существовании, иногда ненавидела его, а иногда засыпала с нежными, мечтательными мыслями о нём. Почти два года спустя Норин приходилось делать над собой усилие, чтобы мысленно или вслух называть Марко своим мужчиной, но она без раздумий бросалась в бой за него.
— Ладно, — сверившись со своим блокнотом, пошла на попятную репортер. — Последний вопрос: откуда Вы черпаете вдохновение в стиле? На кого ровняетесь?
— Эм… британские иконы стиля шестидесятых и семидесятых. Джейн Биркин, Мэри Куант и, конечно, Твигги. Я не совсем разделяю её концепцию нарисованных карандашом нижних ресниц и не осмелилась бы надеть коктейльное платье из красного целлофана, но, будучи подростком, коротко отстригла волосы и укладывала челку на её манер.
Когда спустя несколько минут они в плотном, почти недвижимом потоке протискивались в холл театра, где течение разделялось на два: те, кто спускался в партер, и те, кто поднимался в бар, — Бетти ухватила локоть Норин и, привстав на носках, заговорила ей прямо в ухо:
— Если сама закидываешь удочку, то, будь добра, подсекай.
Джойс вскинула брови, показывая, что не уловила сути метафоры.
— Ты первая заговорила про Марко, а так — должна была ответить на вопрос. Она спросила безобидное: приехал ли он с тобой на церемонию; ты же отреагировала как непоследовательная сучка.
Норин снова промолчала и лишь выразительно округлила глаза, оглядываясь на Бетти в сужающемся проходе.
— Да, Эн, да! — ответила та, кивая. — Теперь с этой записью выйдет полтора десятка выпусков всяких сплетенных программ, и они рассмотрят в этом интервью что угодно. Например, твоё раздражение как подтверждение вашего расставания. Зачем ты завариваешь эту кашу?
Джойс пожала плечами и отвернулась. Что она могла ответить: что старается прислушиваться к советам публициста, но не может объяснить ей всю суть своих взаимоотношений с Марко? Что понимает: актеры, которые распахивают свою приватную жизнь достаточно широко, завоевывают большую и верную аудиторию поклонников, чувствующих себя вовлеченными в личное, поверенными в закадровую жизнь; но не может предложить того же?
Ей было комфортно с Манкузо. Они хорошо проводили время: путешествовали, посещали королевские конные бега в Аскоте и мировое первенство в Дубаи, отдыхали на яхте неподалеку Сардинии, спорили друг с другом на финалах Уимблдона, прогуливались по картинным галереям и фотовыставкам. Но всё это не имело никакой цели, не двигалось к логичному продолжению. Джойс не считала Марко любовью всей своей жизни, не представляла себя его женой, не знакомила его со своими родителями и даже почти не обсуждала с друзьями. Она держала его на безопасной дистанции не только от посторонних. Вероятно, подумалось вдруг Норин, она держала его в некотором отдалении и от себя.
***
Ресторан и бар находились под куполом оранжереи, пристроенной к зданию театра. Помещение было высоким и просторным, перетекающая из холла толпа здесь рассеивалась и становилась едва слышной, атмосфера была камерной. Сверху нависала по-зимнему мягкая темнота лондонского неба, снизу искристым бело-золотым свечением переливалась длинная барная стойка, тесным прямоугольником огибающая в самом центре оранжереи нестройные многоярусные ряды бутылок и сверкающих безупречной чистотой бокалов. Под полой стеклянной крышей плескалась ненавязчивая инструментальная мелодия, повторяющая мотивы какой-то неуловимо знакомой современной песни.
Том поблагодарил бармена, взял поданный ему стакан воды и обернулся. В нескольких метрах от него, неспешно взбалтывая в бокале белое вино и внимательно слушая собеседника — невысокого мужчину с короткой рыжеватой бородой и лоснящимися русыми волосами, собранными в тугой хвост на затылке — стояла Норин Джойс. Черное шелковое платье струилось вокруг её тонкой фигуры. В высоком аппетитном разрезе виднелась белоснежная нога, на отвороте проглядывалась экстравагантная золотистая подкладка, руки были заключены в узкие рукава, вокруг шеи завернулся шарф с рисунком голубых и золотисто-желтых цветов, его длинные края свисали на обнаженную спину. Отливающие медью волосы были прямыми, убранными с лица и заложенными за уши, в которые были продеты низко свисающие серьги — голубой конус и гроздь алых камней, словно гранатные зерна или застывшие капли крови.
Том глотнул воды, сделал шаг вперед и снова остановился. Его тянуло заговорить с ней, но она выглядела полностью вовлеченной в беседу с другим, и того знакомства, которое состоялось между ними три месяца назад, казалось Хиддлстону, было недостаточно, чтобы просто подойти и прервать разговор. В нём боролись манеры и желание.
Норин Джойс выглядела так привлекательно в своей расслабленной сосредоточенности, в том, как склоняла голову вперед в едва различимом реверансе внимания, как едва заметно кивала и это движение выдавало лишь легкое покачивание серёг и вспышки пламени в их драгоценных камнях. В зале, заполненном мужчинами в темных смокингах и женщинами в платьях без бретелей, с волочащимися за ними шлейфом и высоко собранными волосами, Норин в своей простоте и неброской необычности словно концентрировала весь свет на себе. Она словно находилась в самом центре сцены фильма, когда фокус устанавливался на ней и освещение смещалось так, чтобы окружать её силуэт и растворять в полумраке всё остальное, а камера медленно наплывала, увеличивая и детализируя кадр. Посторонние звуки затихали, её голос становился громче, слова приобретали отчетливость.
— … стоит обдумать целесообразность этого, и…
Она заметила его краем глаза, на мгновенье вернула взгляд на собеседника, а затем, узнав, обернулась и расплылась в улыбке.
