Любовь не картошка - Герцик Татьяна Ивановна (читать книги без сокращений .TXT) 📗

Татьяна Герцик

Любовь не картошка

Глава первая

Даша уныло пялилась на стоявшую перед ней рюмку с водкой. Ей не то что пить, в руки брать ее было противно. Генка, с досадой посмотрев на жеманничающую не по делу подругу, забрал у нее живительный напиток и одним махом опрокинул в себя, изображая крутого парня.

Его спутница с горечью подумала, что за пять лет ее совместной жизни с Генкой она ни одни выходные не провела так, как хотелось ей, в тишине и покое. Всегда находился повод куда-нибудь отправиться, естественно, с выпивкой. Генке, как плажеспособному пацану, в их маленьком городке были рады и бесконечные друзья и многочисленные родственники. Если пойти было некуда, что случалось крайне редко, Генка собирал всех у себя. У него всегда водились деньжата. Его папаша, странными путями приватизировавший городской автопарк, уходя из семьи, подарил пару автобусов сынульке, чтоб тот не слишком возмущался и пакостей им с новой женой не устраивал. Автобусы приносили неплохой доход, и Генке с приятелями на выпивку всегда хватало.

Вот и сейчас они отмечали день рождения Пашки, Генкиного одноклассника. Начали пораньше, чтобы не терять зря драгоценного воскресного времени. Водка лилась нескончаемой рекой, а вот закуска, как обычно, закончилась после первого же тоста. К вечеру набравшийся Генка забыл о существовании гражданской жены и принялся улещать ярко накрашенную манерную девицу. Даша видела ее не раз, это была всем известная Любаша, местная сердцеедка.

Любашка была искренне уверена, что Дарья увела ее жениха, – когда-то, еще в школе, они с Генкой дружили, – и долг платежом красен.

Откровенно поощряя притязания бывшего дружка, Любаша кинула пренебрежительный взгляд на соперницу, чувствуя себя победительницей. Даша лишь сумрачно отвела глаза в сторону, стараясь держать себя в руках. В первый раз, что ли? Сколько девиц появлялось и исчезало за годы их совместной жизни, а она, Даша, оставалась. Конечно, можно было давным-давно уйти, тем более что сестра постоянно ее укоряла – как можно какому-то мелкому болвану позволять вытирать об себя ноги! – но Даша другой жизни себе не представляла. Страх одиночества парализовал ее волю, делая беззащитной перед откровенным хамством сожителя. Прекрасно это понимая, тот пользовался своей безнаказанностью по полной программе.

Когда из комнаты выплыла сначала Любаша, а потом, озираясь, и Генка с бегающими сальными глазками, догадавшаяся о дальнейшем Даша бессильно сжала кулачки. Слез не было, только тупая боль в груди. Она повернула голову, исподтишка оглядывая пьяных мужиков. Один из них, заметивший исчезновение ее сожителя, похабно засмеялся и откровенно прокомментировал то, что происходило в соседней комнате. Внезапно в Даше что-то взбунтовалось, она решительно встала и пошла следом за дружком, чего никогда не делала раньше, избегая скандала.

Но теперь какой-то чертенок заставлял ее упорно идти вперед, настойчиво подталкивая в спину. Она на мгновенье замерла возле закрытой двери, но тот же бес нахально распахнул ее во всю ширь. Картина перед ней развернулась вполне ожидаемая – на диване лежала полуголая Любка, широко раздвинув розовые ляжки, сверху копошился Генка со спущенными штанами. Увидевшая ее первой девица взвизгнула и попыталась прикрыться. Генка, не сразу понявший, почему его так грубо прервали, попытался удержать партнершу, но, обернувшись на дверь, всё понял и взвился.

– Когда ты прекратишь мне жизнь портить, стерва! Давай собирай свои манатки и шуруй из моей квартиры! И чтобы я тебя больше не видел!

Уже не раз слышавшая эти слова Даша знала, что на следующий день, проспавшись, он и не вспомнит о своем ультиматуме, но почему-то именно сегодня было особенно больно.

В лицо ей полетела подушка, пущенная кем-то из любовников, и она порывисто закрыла дверь. Повернувшись, на негнущихся ногах поплелась домой по полупустынным улицам. Окутавшая городок зыбкая вечерняя хмарь добавляла тоскливой неопределенности в ее жизнь. Даше было жаль себя, жаль своих несбывшихся надежд. Что же ей делать? Вновь притвориться, что всё нормально и остаться, или вспомнить про гордость и уйти? Но вот куда? Ни денег, ни образования, ни работы, ни жилья… Кому она нужна?

Добредя до типового трехэтажного дома из шлакобетона, из которых преимущественно и состоял их забытый богом городишко, вошла в темный вонючий подъезд. Не успела дойти до Генкиной квартиры, как дверь внезапно распахнулась, обозначив на пороге объемную фигуру сестры.

Та резким движением втащила внутрь полуживую Дарью, и, кутаясь в дорогой махровый халат, зло проговорила:

– Ну что, опять? Когда же ты поймешь, что этот жалкий сосунок тебе вовсе не пара!

Стараясь снизить накал забушевавших страстей, сопротивляться которым у нее не было никаких сил, Даша спросила с нарочитым удивлением:

– Как ты попала в квартиру?

Сестра небрежно взмахнула пухлой рукой:

– Да ерунда! У соседки ключ попросила. Ты же как-то говорила, что на всякий случай держишь запасной ключ в квартире напротив. Я попросила, она мне и дала. Приятная женщина, не раз меня видела, хотя я ее совсем не помню.

Даша не удивилась. Все, кто хоть раз видел Александру, забыть ее уже не мог. Громогласная, порывистая и до того энергичная, что могла вскипятить воду силой мысли, она оставляла о себе незабываемое впечатление. Сопротивляться ей было безнадежным занятием. Если она что-либо решила, всем остальным оставалось только подчиниться.

Посмотрев в измученное лицо сестры, затравленно прячущую взгляд, Шура усадила ее на диван, с размаху села рядом, заставив пружины укоризненно взвизгнуть, и строго спросила:

– Что теперь? Ты понимаешь, что тебе необходимо уехать, пока он не превратил тебя в безвольную, на всё согласную куклу? Генка же паразит, он у тебя кровь сосет, а ты ему это позволяешь!

Даша квело пожала плечами.

– Да не всегда же он такой! Он просто не понимает, что делает! Он меня любит, я же чувствую, только не говорит. Но скажет же когда-нибудь!

Александра схватилась за голову обеими руками, во все стороны растопырив пухлые пальцы.

– Что за детские фантазии, Дашка! Никогда он не поймет, какое сокровище ему досталось, тем более что ты сидишь рядом с ним, как пришитая. Он не из тех мужиков, которые ценят то, что имеют. – Протянув руку, с силой сжала безвольно лежащие на коленях руки сестры. – Вот что, мне надоело смотреть на это безобразие! Ты просто матушка родная, без мужика жизни не мыслишь, как бы он над тобой ни измывался!

Даша жалостно подергала носом, но промолчала. А что говорить? Мать и бабка и впрямь считали, что баба без мужика не человек, а так, отбросы общества.

– Хорошо, что моя мамуля вовремя нашего папашу раскусила и отправила восвояси! А то бы жила так же, как твоя, и терпела бы невесть что, поскольку курица не птица, а баба не человек! Вот и ты в свою мамашу удалась, такая же безвольная и безгласная! Слово супротив сказать в состоянии! А ведь красивая девка и жить можешь нормально! Нет, с этим надо кончать! Давай собирай свои вещи и поедем отсюда!

Даша отчаянно замахала руками.

– Да ты что! Кому я нужна?! Где я жить буду?! Отец меня обратно на порог не пустит, он предупреждал, когда я к Генке уходила, чтобы обратно не совалась. И где мне работать? У нас же безработица, на одно место по двадцать кандидатов! А у меня за плечами жалкие одиннадцать классов!

Шура с апломбом возразила:

– Поедешь со мной! В большом городе любые руки нужны! У нас безработицы нет! – Даша пугливо поежилась от безапелляционного напора сестры. Заметив это, та обняла ее за плечи и вкрадчиво предложила: – Я тебя секретаршей к подруге устрою, ты же грамотная, по русскому и литературе у тебя одни пятерки были. Подучишься чуток на курсах – и будешь классным специалистом. На компьютере же ты шлепаешь неплохо?

Даша чуть слышно подтвердила. Компьютерные курсы – единственное, что разрешил ей закончить сожитель. Она всё время после школы проработала в автобусном парке, где управляющим был Генка. Была там и за секретаршу и за курьера, мыла полы и подменяла заболевших кондукторш. Денег за работу он ей не платил, зачем? Она и без того жила на всем готовом, почти как жена. Что ж, это был ее свободный выбор. Или нет? В последнее время ей всё чаще казалось, что нет.