Три романа Синди Блэка - "Графит" (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Он совершенно забыл о своем обещании Джонатану и вспомнил о нем только за полночь, когда их компания собралась расходиться. Движимый раскаянием, он не стал звонить художнику, чтобы не разбудить, но отправил ему сообщение: «Прости, задержался с этим выступлением. Готов приехать в любое время». К его удивлению, ответ пришел тут же: «Приезжай сейчас».
Город притих, когда Синди на такси добирался до дома художника. Мало кто гулял ночь напролет, предпочитая сохранить силы для завтрашнего карнавала, который по традиции длился весь день. Реже попадались веселые компании, пустели засыпанные конфетти и серпантином переулки, по которым уже проходились роботы-уборщики.
Синди ехал, расслабленно откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза. Он надеялся, что ему хватит сил оценить по достоинству картину Джонатана. Несомненно, Синди ждал окончания работы, и ему было любопытно увидеть результат, но за этот день он пережил столько впечатлений, что боялся, как бы у него не испарились все эмоции до того, как удастся отдохнуть. Но Джонатану он обещал, а художник терпеливо ждал его весь вечер, так что Синди не поехать не мог.
Джонатан встретил его на пороге, одетый на сей раз не в рабочую рубашку в пятнах краски и такие же брюки, а в элегантном костюме, чем танцора немало удивил — Синди бы ни за что не надел дома официальную сбрую.
— Ну что, покажешь мне свой шедевр? — спросил он и подмигнул.
Джонатан кивнул. Он был серьезен и собран, словно отдавал дань важности момента, и эта серьезность в какой-то степени передалась Синди. В студию он прошел почти с робостью. Мольберт с готовой картиной так и стоял посреди комнаты, Синди встал перед ним, и Джонатан снял покрывало.
Если бы Синди сам не стоял часами, позируя Джонатану, он не подумал бы, что на картине изображен кто-то неподвижный. Синди на картине выглядел так, словно шел по своим делам, когда его кто-то окликнул — вот на этот оклик он и обернулся, слегка удивленный и обрадованный, с легкой улыбкой на губах. Синди решил, что Джонатан приукрасил его внешность — танцор никогда не видел такого отражения в зеркале.
А потом Синди заметил, что игра теней и света, которого на картине было так много, что холст казался нагретым, на его спине образует контур крыльев, совершенно незаметных на первый взгляд и с трудом различаемых на второй — так, иллюзия, еле заметные штрихи, мираж, замечаемый боковым зрением, посмотри прямо — и пропадет.
— Почему сложенные? — спросил Синди первое, что пришло на ум.
— Ага, заметил, — по голосу Джонатана было слышно, что он улыбается. — А почему… тебе лучше знать.
— Это потрясающе, — покачал головой Синди. Чуть не сказал по привычке «охуенно», но поймал себя за язык в последний момент. — Я даже не думал, что это будет… вот так. Ты мне польстил.
— Я изобразил тебя так, как вижу, — возразил Джонатан.
Между ними снова повисло неловкое молчание, такое же, как в тот день, когда Синди едва не удалось увидеть недописанный портрет. У Синди пересохло в горле. Он помнил, что Джонатан говорил о картинах «без любви». Эта, можно было поклясться, к таковым не относилась.
— Завтра я улетаю на Гоморру, — тихо сказал Джонатан. — Писать ее красные леса.
Становилось понятным, почему художник хотел видеть Синди немедленно. Эта встреча стала не только демонстрацией картины, но и признанием того, кто ее написал. И он ждал ответа на свое признание.
У Синди похолодели руки. Он чувствовал теплое дыхание затылком и шеей. Джонатан был добрым, терпеливым и талантливым. С ним рядом было уютно и спокойно. Он восхищался Синди…
А Синди ни капли не был в него влюблен. Симпатизировал, был рад встречам — и не более. Глядя в глаза художнику, он никогда не чувствовал неловкости, страсти, желания поцеловать.
Будь Джонатан более настойчив, Синди мог бы решиться. Даже улететь с ним на Гоморру, пока не начался очередной учебный год. Он позволил бы Джонатану забрать его от переживаний. У них были бы теплые доверительные отношения, без вспышек страсти и без скандалов с битьем посуды. Синди перестал бы бояться, что любовник его обидит, ударит в больное место, оскорбит. Синди не стал бы ревновать — Джонатан явно был не из тех, кто не способен хранить верность. Джонатан окружил бы его заботой. Наверное, он был бы ласков в постели. И уж точно бы не явился пьяным, пахнущим чужими духами, не повалил бы, не заткнул рот. Не повелся бы ни на одну провокацию, не заставил бы Синди чувствовать себя беспомощным, не взял бы все на себя…
Синди бы извелся, мечтая об этом.
Но он все равно согласился бы, будь Джонатан более настойчивым. Но более настойчивый, он не был бы Джонатаном с его деликатностью. Ведь художник даже не признался ему вслух. Он молчал. Синди вдруг понял, что решать за двоих придется ему. Возможно, всегда, если он решит ответить согласием.
— Путешествие — это круто, — сказал он и сделал шаг в сторону. — Удачи в лесах.
Джонатан все понял правильно, но он прекрасно контролировал свои эмоции. У него только дернулся угол рта. Синди испытал приступ жалости, но слово было сказано. Он отказался от тепла и заботы, сам не зная, ради чего. Синди понял, что не может больше находиться с Джонатаном наедине.
— Подожди, — окликнул его художник. — Забери картину.
— Ты даришь ее мне? — не поверил своим ушам Синди. — Я думал…
— Я все равно не буду ее продавать, — покачал головой Джонатан. — Пусть будет у тебя.
Уже в прихожей Синди не выдержал.
— Джон…
— Уже поздно, — улыбнулся художник, но взгляд выдавал неискренность этой улыбки. — Тебе лучше поскорее добраться до дома.
— Ты заглянешь, когда вернешься с Гоморры? — спросил Синди о единственном, о чем еще мог спросить.
— Не знаю, — сказал Джонатан. — Может, я еще нескоро вернусь на Гайю.
— Я рад буду тебя видеть.
— Спасибо.
Больше добавить к их объяснению было нечего, и Синди вышел, а Джонатан закрыл за ним дверь.
Лимит переживаний на сутки был исчерпан, и домой Синди явился в эмоциональной коме. Он не думал о выступлении, не думал, правильно ли он поступил с Джонатаном, не вспоминал услышанные стихи — ему хотелось только упасть и заснуть, и его вымученное спокойствие было непоколебимо.
Словно в насмешку, судьба послала ему сон про Саймона.
Саймон был нежен — нежен до жестокости, каким умел быть только он. Синди почему-то не мог пошевелиться и был способен только просить. И когда терпеть эти ласковые, осторожные, до отвращения легкие прикосновения стало невозможно, доведенный до исступления Синди взорвался:
— Саймон, ну же!
Саймон посмотрел на него с мягкой улыбкой маньяка и сказал:
— Я вроде бы не обязан выполнять твои прихоти.
Он еле коснулся губами шеи Синди, и пытка нежностью продолжалась и продолжалась, и конца ей не было видно, пока, наконец, Синди не смог проснуться.
Он вырвался из сна уже ближе к вечеру, в испарине, с эрекцией и такой головной болью, которая отбивала всякое желание заняться хотя бы самоудовлетворением. Прохладный душ спас Синди от одного и частично помог от другого, но чувствовал он себя отвратительно. Больше всего его состояние напоминало похмелье, да по сути оно им и было, если душа может испытывать похмелье не хуже тела. Синди перебрал переживаний накануне и теперь отходил.
Когда он с легким отвращением думал об обеде, позвонил Рэй. Он был в костюме ковбоя — в любое другое время это немало бы повеселило Синди, но не теперь, когда от переживаний его мутило.
— Собираешься? — белозубая улыбка Рэя была достойна большого экрана. Лучше всего подошел бы какой-нибудь древний вестерн с примитивным сюжетом — погони, перестрелки, золото, прерии и мужественный главный герой на переднем плане.
— Нет.
— Ты решил пойти на карнавал в костюме первобытного человека? Я тебя огорчу, но для этого у тебя слишком мало шерсти на груди.
— Рэй, мне что-то хреново с утра, так что я, наверное, не пойду, — промямлил Синди, мечтая отделаться от собеседника поскорее и снова свалиться в кровать.
