Край Ветров: некроманс - Кусуриури Диэр (полная версия книги TXT) 📗

— Ну, я все без утайки рассказал, — сообщил Камориль. — Разве что, лексикон Зореи слегка смягчил, но не думаю, что это может как-то…

Я приобнял его за плечи и потерся носом об его шею под самым ухом.

— Ох ты ж ёжик, — вырвалось у вздрогнувшего Камориль.

Движения некроманта стали резкими, его как будто бы парализовало.

— Расслабься, — сказал я, не отстраняясь, — драка плюс алкоголь, помнишь, да? Рецепт «доступный Мйар», употреблять горячим, внутрь.

— Рецепт «Верните мне мою недотрогу, сволочи!» или «Кого же мне потом добиваться?», если уж мы шутим на эту тему, — проговорил некромант, таращась на меня искоса, как на больного. — С тобой точно все в порядке?.. Мйар?

Я немного надавил ему на плечи, укладывая на диван. Сам остался сидеть. Стал водить пальцами по его выпуклым острым ключицам, иногда проникая под ворот рубашки и оттягивая ткань вбок. Расстегнул верхнюю и следующую за ней пуговицы.

Сердце у некроманта сейчас бьется так, что я его прекрасно слышу. Метаболизм ускоряется востократ. Он теплеет, весь целиком и отдельными, особо чувствительными местами, и даже становится чуть менее бледным. Но руки фальшивые пока ниоткуда не лезут — ему страшно.

Я стал гладить бешено колотящуюся венку на его шее, а потом провел черту по скуле, сверху вниз. Камориль, как и много дней назад, совершенно по-кошачьи потянулся за моей рукой.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты похож на кота? — спросил я.

— Я и есть кот, — ответил Камориль, запрокидывая подбородок и подставляя моим пальцам нежное горло. — Местами… Ты даже не представляешь, какими именно… Хотя… Хочешь, покажу?

— Пушистостью булок ты меня не удивишь, — я стал почесывать ему за ухом, раз уж такое дело.

— Да ну тебя, я ж вовсе не об этом-м, — произнес Камориль, и эта фраза таки закончилась сладостным полувздохом-полустоном.

— Так вот, о чем я хотел поговорить, — произнес я, продолжая ласкать некроманта правой рукой, впрочем, не опускаясь ниже ключиц и не задевая губ. — Хорошо, предположим, все так и было, а я и был — та огромная черная тварь, и потом тот бешенный хвостатый монстр тоже. Но… скажи мне, какой тогда был месяц?

Камориль посмотрел на меня из-под полуприкрытых век:

— Июль, — сказал он, — самая середина лета.

— Понятно, — проговорил я, проникая под его рубашку левой рукой, снизу, нащупывая место слияния хитина и мягкой прохладной кожи. — Середина лета, говоришь…

Некромант выгнулся мне навстречу. Гибкий какой. И правда, частично — кот.

— Эй, Камориль, а что ты делаешь с моими пальцами? Зачем ты берешь их в рот? Я их, конечно, помыл, но облизывать…

Я провел большим пальцем по его влажной нижней губе.

— Ты что, решил поиздеваться надо мной? — спросил Камориль. — У тебя отлично выходит, продолжай.

Я склонился над ним, отнял руку от лица некроманта и провел ладонью по внутренней стороне его бедра.

— Значит, все, чего ты хотел эти тридцать лет, — я прикоснулся к нему там, где он уже стал ненормально горяч в сравнении с обычным своим состоянием, — это чтобы я полюбил тебя?

— Вполне нормальное желание, — Камориль попытался сохранить лицо, но губы его предательски задрожали. — Да что ж ты такое делаешь, демон! Другие вон… хотят приблизить конец мироздания, сообразить геноцид, стать всемирно известными, мира во всем мире и прочее… в сравнении с ними мое желание вполне адекватно и невинно, пожалуй, даже честно…

Я наклонился к нему еще ниже и прошептал на ухо, слегка задевая его губами:

— Ну вот, как раз тут у нас есть небольшая проблема. Видишь ли… Мне кажется, я убил свою прошлую любовь. Сам понимаешь, насмерть.

Камориль резко сел. Рубашка на нем была уже полностью расстегнута, так что он начал ее поспешно застегивать, смотря на меня со смесью недоверия и негодования:

— Я, конечно, люблю классические сюжеты, — сказал он, — но оказаться одним из персонажей средневековой пьесы о любви до гроба я отказываюсь. Если только любовь не на гробу, — уточнил некромант. — Гм. О чем это я. Мйар, о чем это ты! Опомнись, что ты делаешь? Это точно ты? А как же Мари?

— Пропала Мари, как это с ними, юными красивыми девочками, часто бывает, — ответил я. — А со мной все в порядке. Разве что, за время пребывания в этом мире я заразился от него этим самым безразличием.

— Но, Мйар… Я ждал того, что не случится никогда… И вот, оно произошло — и мне не верится. Скажи мне честно, что же с тобой должно было статься, чтобы ты… сам… своими руками… прикоснулся ко мне… так?..

— Просто я подумал, что, может быть, тебе будет приятно.

— А я ведь, между прочим, и обидеться могу, — заявил Камориль.

Я ничего ему не ответил.

— Так кого ты там любил-убил? — все-таки спросил некромант.

— Судя по датам, озвученным тобою и по той информации, что мне предоставила Элви, я… не знаю, в каком я был состоянии, и что было раньше, — убийство или мое обращение этим могущественным существом, на которого ты «охотился» — но что-то подсказывает мне, что это именно я убил Варамиру, бабушку Романа и жену Даньслава. И, исходя из этого, я понимаю, что, вероятно, единственное, что может мне… точнее, нам помочь в этом деле, — это моя память, которую настало время вернуть.

Я поглядел Камориль в глаза, и увидел в них яростное, отчаянное нежелание перемен.

— Я — это только я, — ответил я ему на невысказанный вопрос. — Каким бы ни был. Так что, ежели все те чувства, о которых ты заявлял мне не раз, настоящие — то… для тебя ничего не изменится.

— Ну ладно, ладно… что тебе рассказать про… этого человека? — сжалилась Варамира.

— Почему ты называешь его «этот человек»? — спросил Ромка первое, что пришло в голову.

— Видишь ли, я не умею запомнить его имени, — ответила женщина.

— Его зовут Мйар Вирамайна, — напомнил мальчик. — Мйар Вирамайна Зубоскал.

— Как-как? Можешь не повторять. Это имя просто не укладывается у меня в голове. Как только ты его произносишь — я его начисто забываю. Такие вот издержки… слепого узла.

— Того заклятия, которым дед отрезал тебя от него? — уточнил Роман.

— Нет… завязал. Судьбоплеты не умеют отрезать нитей, — они их только протягивают, перевязывают или, как в нашем случае, завязывают узлом так, чтобы у этой истории не случилось продолжения.

— То есть вы, как бы, все еще связаны, но между вами «слепой узел»?

— Ну, ты же помнишь, что все это — аллегории, и что нужно это видеть, чтобы это понять.

— Угу, — Ромка помолчал. — Так что этот «слепой узел» означает именно? Ты не помнишь его имени…

— Не вижу его и не могу ему ничего сделать. Даже за щеку потрепать…

— Даже если руку твою кто-то к его щеке поднесет?

— Нет, тут произойдет подмена нитей, и моя рука перейдет в другой класс операнд. Но суть такова: это действие никак не зацепит его судьбы и участи напрямую. Может быть — как-то крайне косвенно, а чем более косвенно — тем меньше. По сути, «слепой узел» ограничил судьбу так, что даже возможность непрямого воздействия на этого человека стремится к нулю. То есть, теоретически, что-то придумать можно. Но практически — почти невозможно.

— Но почему при всем при этом ты помнишь о нем, пока он не убежал из лагеря?

— Точно не скажу… Но смотри: это было до «слепого узла» и до окончания войны. Мне даже кажется, что тот, кем он был и тот, кто вернулся с Севера — разные люди.

— Ага… Ну и тогда, выходит, он тебе тоже ничего не может сделать?..

— Тут все немного сложнее, — ответила Варамира. — Как-то раз он… уже кое-что предпринял. Но я даже не знаю, как бы так тебе об этом рассказать, чтобы не соврать. Давай, кушай кашу. Мы, что ли, зря ни свет ни заря поднялись? Сейчас доешь и двинемся.

— Куда двинемся? — спросил Ромка, покончив с овсянкой. — Пешком?

— Нет, поплывем.

— Так а куда?

— Увидишь.

— Баб Варя, ты, конечно, хорошая, но почему ты мне ничего не рассказываешь?

— Прости, привычка. Детство и юность у меня были тяжелые — расскажу как-нибудь, скрытность въелась мне в самую кость. А поплывем мы с тобой на Шелковичный остров.