Милосердие (СИ) - "kakas" (книги бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗
Автобусов не было — Боб Стуки вовремя спохватился, а может, капитанский кулак оказался для него убедительнее слов. Однако это не означало, что не произойдет то, что должно было произойти: Граймс заметил их сразу, когда широкоплечие и с виду неприметные люди наводнили толпу. Они так сильно хотели с ней слиться, что непроизвольно выделялись своими безликими серыми толстовками и широкими штанами, карманы которых так и тянуло вниз. Рику не нужно было гадать, что же они принесли с собой: через несколько минут это стало понятно и так, когда первая бутылка с горящим огоньком разбилась о стену ратуши. Искрящиеся брызги полетели на шлемы и прозрачные щиты, послышались ругательства, какая-то женщина вскрикнула — от страха или восторга.
Они не могли врываться в столпотворение поодиночке, а потому Граймс отдал приказ сбивать митингующих в группы, формируя пустоты, где могло разгореться пламя. До самого вечера продолжалась эта давка, люди все прибывали и прибывали, но к ночи наконец-то стало тише. Когда Атланту окутала темнота, в воздухе повис запах гари, человеческого пота и паленой резины. Уже не так активно, как днем, народ бил по мусорным бакам, где-то визжали пьяные, слышались сирены полицейских машин.
Граймс вырвался из цепочки, окружающей подход к ратуше, и стянул с лица балаклаву: от летней жары лицо саднило от въевшегося пота, глаза слезились. Он сменил бойцов на новых, проверил щиты, молча сдвинул рядовых полицейских плотнее. Где-то на противоположной стороне виднелась огромная фигура Оскара — они коротко махнули друг другу.
На передышку оставалось не так уж и много времени, и Рик просто лег в пустующей палатке, расслабленно вытянув ноги на ящиках с дымовыми гранатами, которыми они никогда не пользовались. В болтающейся створке из легкой плащевки были видны огни фонариков и мигалок, проносились чьи-то сапоги, устало брели смененные на посту бойцы. Теперь это его распорядок дня и он собирался воспользоваться своими двумя часами сна, чтобы все началось по новой.
***
Еще не рассвело, но она уже села на постели, вперив взгляд в розовое небо. Глаза слегка заплыли — она принялась лениво тереть их, смахивая выступившие слезы. К открытым ставням пришлось привыкать дня три, однако она сама распахнула их. Все ее существо переполняла странная тяга что-то делать: вот уже неделю она мыла, чистила, сортировала, стригла газон и надраивала полы. Мысли ее путались, а желание занять себя оказывалось настолько нестерпимым, что она часто бросала дело на середине и тут же бралась за что-то новое. Так она и металась туда-сюда, переделывая за собой же и пытаясь закончить хоть что-то начатое.
Итоги ее трудов были красноречивей слов: в спальне уже не находилось места объедкам, чашкам и грязным соскам, однако одежда все еще не убрана в шкаф — теперь уже сложенные ровными стопками вещи по-прежнему громоздились на полу и стульях.
И пока она не окунулась в этот круговорот беспорядочных дел, ей следовало накормить тихо дремлющего ребенка. Стараясь не смотреть по сторонам и не бросаться вновь перекладывать все с места на место, Лори торопливо прошла на кухню. Тиканье таймера казалось женщине невероятно медленным, почти что тягостным и, пока отведенные семь минут не прервались громкой трелью, она принялась за посуду.
И вновь, ничего не доделав, Лори едва ли не насильно накормила молчаливую Джудит.
— Не смотри так на меня, глупышка. Вот видишь, мама делает только лучше.
Джудит упиралась, но так было нужно, ничего не поделаешь — вдруг она забудет про нее, ведь сегодня ее снова ждет целый вагон дел. Например, магазин, парикмахерская, починка пылесоса в мастерской. В конце концов, сегодня к ней снова придет Гарет.
Когда она проверила письмо с чеком по алиментам еще раз, то заметила незнакомую подпись без привычных закорючек вокруг фамилии Граймс — отчего-то заветная бумажка была подписана иначе, на букву «К», но ей совсем нет до этого дела. Куда больше ее занимал листок, где Гарет прописал дозы лекарств. Они действительно помогали, но, черт возьми, записка постоянно кочевала из комнаты в комнату, а сегодня потерялась окончательно. Она выпила таблетки по памяти, и все стало как нужно, в любом случае, недостаточно лишь единожды нарушить правила дозировки, чтобы ощутить какие-то изменения — так думалось Лори, пока однажды она просто не забыла принять все то, что следовало. В тот день она снова была привычно вялой, желание что-то делать никуда не исчезло, но на реализацию задуманного совсем не хватало сил, и потому она просто бездумно промаялась весь день в постели, мучаясь, как от чесотки.
На самом деле ей не нужно было стричься, а пылесосом она пользовалась не так уж часто: в доме Уолша все было сделано по-мужски, словно он предугадал, что будет жить именно с Лори. Полы тут были сплошь из крупной плитки, только в спальне и под креслами в гостиной брошены ковры с коротким ворсом — никакой чистки не требовалось, крошки и сигаретный пепел легко смахивались любым сквозняком. Просто она была из тех, кто совсем не любил делать что-либо самостоятельно: ей нравилось командовать и получать уход, такой уж она была и совсем не отрицала этого. Поэтому, когда Шейн, качая своими широкими плечами, заканчивал выгребать золу из маленького камина, она обязательно обнимала его, а потом они целовались.
Болтая с мастером и тихо обмениваясь сплетнями с парикмахером, Лори изредка поглядывала на люльку, где сонная Джудит без интереса теребила своего поношенного ежа. Девочка лишь время от времени требовала что-то и Лори тут же с готовностью доставала соску. Ее малышка была пухлой, как ангелочек, что только-только сошел с рождественской открытки.
— Такая прелестная! — щебетала Холли, тихо чикая ножницами.
— Вырастет настоящей красавицей! — восклицал мастер, когда Лори приехала забрать пылесос.
— Теперь я точно уверен, что она будет похожа на тебя, — с улыбкой сказал Гарет этим вечером, — как две капли воды.
В кармане его брюк лежала смятая бумажка с дозировкой, которая совсем не потерялась. Он спрашивал ее о делах, самочувствии и прогрессе, а она всегда отвечала: «Нормально». Ей не хотелось признаваться ему в своей халатности: внезапно Гарет обнаружил в себе странную властность, но она не пугала ее так, как пугала ее эта черта в бывшем муже. Глаза Гарета не были холодными — они пытливо изучали ее, однако не для того, чтобы в чем-то уличить. Он все смотрел и смотрел до тех пор, пока на его лице не проскальзывало одобрение. Оно ей нравилось и она успела к нему пристраститься.
Этот вечер действительно был особенным: Гарет впервые показал ей аккуратно сложенные листы, чтобы подробно опросить об ощущениях от приема лекарств. Она старалась отвечать честно, однако ей хотелось чуть-чуть приукрасить или сгустить краски, чтобы он снова внимательно взглянул на нее, оказавшись непозволительно близко. Иногда он уличал ее в этой маленькой лжи, но вместо осуждения лишь смеялся и снова будто становился моложе, почти что мальчиком.
— Что насчет бессонницы?
— Не могу уснуть по нескольку часов, — она врет, а он словно не замечает. — До сих пор непривычно спать здесь.
— Тебе просто нужно перестать думать о Шейне.
— Разве я о нем думаю?
— А разве нет?
— Нет.
Она сама буквально отнимает у него новый рецепт. Ей не хочется разбираться со всем тем, что оказалось в собственной голове: она совсем не верила в силу психиатрии, разговоров и бесконечных консультаций. Ей это казалось переливанием из пустого в порожнее, да и за всю свою жизнь она имела дело только с такими же прагматиками, как и она сама. Что толку в переосмыслении того, что уже нельзя изменить. Единственное, что важно, так это получать желаемое, а то, насколько оно на самом деле необходимо — вопрос десятый. Когда она сложила рецептурный листок в восемь раз и спрятала в карман, то ощутила удовлетворение.
— Как твой аппетит?
— Прекрасно.
— Есть сухость во рту?
— Нет.
— А если честно?
Они смеются, и Лори вновь все отрицает, пока теплая рука не дотрагивается до ее плеча. Ее дыхание перехватывает, но не от волнения — просто она приняла что-то лишнее. Однако женщина молчит, снова ощущая удовлетворение.