L.E.D. (СИ) - "Illian Z" (читать книги онлайн без .TXT) 📗
— Точно, — подтверждаю, — да и как бы…
— Я понял, — Чар кивает. — Как-нибудь объяснимся, почему ты не полетел.
— Доверь лучше это мне, — вмешивается в диалог Бек, и я замечаю, что зрачки у него уже подозрительно уменьшились, — а то как вы все объяснять умеете, известно. Я до последнего не знал, что ты приехал!
Оборачивается на Чара, тот пожимает плечами:
— А что, надежды на меня никакой не было?
Полукровка фыркает:
— Тоже мне, банк швейцарский!
Отхожу от них. Пусть ссорятся, мирятся, целуются — это их и только их вечер в стране фьордов, в городе, чьи улицы заливает мягкий свет окон, а с неба срывается снег. Мир для них…
— Пойдём? — спрашиваю я Дэниела, уже немного пришедшего в себя.
— Да, — соглашается, — только куда?
— Если хочешь, вернёмся в отель. А нет… куда-нибудь.
— Я хочу увидеть Северное море, — тихо говорит Ди.
— Может, океанариум? Музеи?
— Море, — настаивает, — просто море.
Ну, пусть так.
— Нам туда, — указываю на зеленоватый, подсвеченный шпиль.
— Точно? — сомневается Ди.
— Это Никиеркен, Новая Церковь.
— Путеводитель ты прочитал, — слабо улыбается Ди, — но твой норвежский ужасен.
— Никогда не хотел стать в нём экспертом, — чуть улыбаюсь.
Попрощавшись с Чаром и Беком, я с Ди, стараясь не отставать друг от друга, углубляемся в хитропереплетающиеся улочки. Ощутимо пахнет морем, ветер как раз от него. Ди, пройдя некоторое время в молчании, вдруг спрашивает:
— А это ничего, что ты останешься?
— Ты считаешь, что было бы нормально бросить тебя одного?
— Я же не ребёнок, — дёргает плечом, — да и я тебе…
Замолкает. Горькое «никто» так и не сумело вырваться из его губ в морозный воздух, наверняка застряло где-нибудь в груди и болит.
— Друг, Ди, — мягко говорю я, — по крайней мере, я хочу, чтобы ты им был.
— Теперь-то зачем? — усмехается. — Спасать некого, да и денег я уже потратил на месяц вперёд, даже не одолжу.
Из-за домов показалась набережная, Дэниел зашагал быстрее, и мне пришлось тоже ускориться, чтобы догнать, поймать за плечи и развернуть к себе:
— Не «зачем». Потому что. Для дружбы что, нужны столь мелочные причины? Хоть какие-нибудь причины?
— Как и для любви, да?
Видно, что слова даются Ди с трудом, но он понимает, что их необходимо произнести. А я смотрю на него, обдуваемого морскими ветрами, заляпанного снегом, в распахнутом пальто, мятой сутане со смятым воротником, и сердце сжимается, как будто от вины. Но я не в силах ему помочь:
— Да, Ди.
Парень смотрит на воду, стремительно линяющую из тёмно-серой в абсолютно чёрную из-за угасающего зимнего вечера, и не раньше того, как пришвартованная к молу яхта три раза тихо чиркает бортом о настил, тихо говорит, не то мне, не то мелким барашкам пены на волнах:
— Мне кажется, я справлюсь. Мне просто нужно до конца поверить… в вас.
Отступить, когда ты сам, лично, убеждаешься полностью, что всё безнадёжно, гораздо проще, чем только от моего отказа. Сердце у меня, конечно, будет не на месте, но я всё же познакомлю Ди с птенчиком. Кажется, это будет правильно.
Становлюсь рядом с Дэниелом, закуриваю, подношу огонёк к его сигарете:
— Может, будем бросать?
— А чего ради? Или там, — Ди указывает огоньком сигареты куда-то вверх, — с нас спросят за это? Мы — жалкие люди, мы стараемся просто выжить.
Правильно. Выжить. Справиться с болью, которая иногда — просто невыносимая, потому что — не физическая. Не то, что эти покалывание в руке и тяжесть, закрадывающаяся в голову, как сейчас. Знаки того, что я опять пропустил приём очередной таблетки. Но я не хочу сейчас доставать их, хотя Ди и так обо мне знает столько, что впечатление испортить невозможно.
Докурив, Дэниел неожиданно усмехается, обернувшись ко мне:
— Хочешь немного меня отблагодарить?
— Поехали, — выдыхаю с некоторым облегчением, — но ты же помнишь, без обязательств.
— Не так, — останавливает меня Ди. — Не совсем так. Я, сейчас, наверное, глупость попрошу. Как героиня дешёвенького жёлтого романчика.
Я приподнимаю правую, единственную подвижную, бровь и молчу, жду. Наконец, парень собирается с духом и просит:
— Поцелуй меня. Так, как ты целуешь его.
Лучше б секс. Но я хочу выйти из боя без потерь, да ещё и змею порадовать. А так нельзя. Но и его просьбу выполнить тоже решительно невозможно.
— Нет, Ди. Так — не могу.
Закусывает губу, выдыхает. Всё же понимает, как и глупость своего каприза. Это неосуществимо.
— Тогда так, как если бы… никого не любил.
Это — можно. Хотя, конечно, поцелуи — дело очень личное, и очень интимное. Но этот взъерошенный, промокший и наверняка продрогший мальчишка хочет, чтобы его поцеловал парень с изуродованным лицом. Который, к тому же, никогда не будет его. И этот поцелуй принесёт нестерпимую боль, можно не сомневаться.
Притягиваю его к себе за вздрогнувшие плечи, обнимаю одной рукой чуть выше талии, а другой нежно придерживаю за шею, запутывая пальцы в волосы Ди, наклоняюсь к нему, к приоткрытым губам, закрываю глаза.
Выгоняю из головы все мысли, но и все чувства — тоже. Особенно похоть. Всё, кроме нежности. Полубессознательные прикосновения, такие, чтобы ничего не трогали в моей душе, но в то же время не сухие, не чёрствые.
Ди же целует меня отчаянно, точно зная, что этот раз — первый и последний, и как будто ему этого хватит.
Но хоть чуть-чуть наиграться со мной не дал снежок, прилетевший мне в плечо, и рассыпавшийся сотнями мокрых брызг. Дэниел отстраняется, и второй снежок прилетает уже в него, стукнув в грудь.
Неплотные, маленькие комки. Ничего удивительного, их авторы — сами маленькие. Дети, стайка, шалуны, которых родители ещё не загнали домой, ужинать и пить молоко на ночь. Им показалось забавным кинуть в нас снегом. И мне они кажутся почти милыми, пока не выкрикивают, громко, звонкими голосками, сначала что-то на норвежском, а потом на понятном, хоть и с акцентом:
— Педики!
Ди сжимает пальцы, вцепляясь моё плечо. Похоже, ему не хватает воздуха. Но это же — всего лишь дети. Маленькие отражения взрослых. Молодые звери, лишь повторяющие за старшими в стае, и лучше всего запоминающие то, что может их защитить на уровне инстинктов — ненависть, насилие, жестокость. И ругательства, конечно.
Приветливо машу им рукой, ничуть не разражаясь. Третий снежок до нас уже не долетел, а потом и обзывательства прекратились. Дети надеялись, что мы начнём браниться, как всегда делают «эти глупые взрослые». С определённого возраста ругань детей уже не страшит, а развлекает. Немножко потоптавшись, стайка убегает в один из многочисленных переулков, только их и видели.
Ди произносит так тихо, что я в основном читаю по губам:
— Пойдём отсюда, вернёмся в отель. Такси, да…
Копается в кармане в поисках телефона, но я его останавливаю:
— Автобусы ещё часто ходят.
— Я не хочу… не хочу видеть людей! — губы дрожат.
Слишком близко принял к сердцу даже такую, ненастоящую, подражательную ненависть. Не до конца он себя ещё принял. Да и для родных он до сих пор «в шкафу».
— Не дёргайся, — встряхиваю его за плечо, — и не истери. Смотри на меня! Смотри!
Поднимает на меня глаза цвета грозовых туч, из которых вот-вот хлынет дождь.
— Сказать тебе пару самых остроумных слов, которыми называли меня? — говорю твёрдо и достаточно громко. — И что, шрам у меня исчез? Рассосался, как по волшебству? Или от того, что они крикнули, ты опомнишься и женишься на «Мисс мира»? Это слова, Ди. Как бы больно они ни ранили. Пойдём.
Разворачиваюсь прочь от края набережной, поймать автобус можно только на соседней улице. Дэниел, однако, за мной не следует и почти кричит мне в спину:
— Почему? Почему ты такой?
— Какой? — оборачиваюсь, — изуродованный?
Все рано или поздно задают этот вопрос. Нездоровое любопытство, замаскированное под псевдосочувствие.
— Такой добрый, — говорит Ди уже тише. — Зачем?
