Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

Шэй выслушал эту речь и нахмурился. Она была какой-то… слишком обтекаемой. Так докладываются только тем руководителям, которые слабо разбираются в обстановке, но Хэйтем… Хэйтем непременно возжелает выяснить все до галочки и ничего не примет на веру.

И мистер Кенуэй немедленно это идею подтвердил:

— Чарльз, ты сам-то себя слышишь? Чтобы ты не смог подавить восстание? Уж прости, не поверю.

Мистер Ли отставил кружку и с выражением мрачного упрямства уставился в стену:

— Я тебе уже говорил… точнее, писал, что не подведу. Как видишь, все в порядке. В городе умеренное количество британских солдат. Двадцать девятый и сорок первый полки в полном составе покинули Бостон, местные вздохнули спокойнее. Еще несколько месяцев, и я смогу предоставить тебе подробный доклад.

Шэй покачал головой. Он тоже не любил, когда Хэйтем требовал отчета о промежуточных действиях, но такого себе не позволял. Фактически послать магистра Ордена с его претензиями — это что-то уж слишком смело.

Хэйтем выпрямился и резко произнес:

— Мистер Ли, позвольте мне самому решать, что важно, а что нет. Если возникли трудности, то мне следует знать об этом сразу. Не факт, что мне сразу удастся их разрешить, но это хотя бы не станет катастрофой в будущем.

Чарльз немного помолчал, а потом со вздохом согласился. И даже покаянно кивнул:

— Ты прав, Кенуэй. Сыны свободы — анархичная по сути сила — слишком хорошо кем-то управляются. Узнать бы, кто направляет этих недоумков! Но они как крысы — стоит только приблизиться, как разбегаются. Для того, чтобы понять, кто за этим стоит, мне следовало бы избрать другую легенду и действовать совершенно иначе, но я не могу одновременно проталкивать идеи среди членов парламента и подружиться с повстанцами. Для этого дела лучше бы пригодился Хики. Вот уж кто умеет изящно нырять в дерьмо.

Шэй настороженно поглядел на возлюбленного. После той ночной сцены в кабинете Хэйтема про Хики не было ни слуху ни духу. И Хэйтем, метнув короткий взгляд на Шэя, ясно проговорил:

— Нет. Хики слишком ненадежен, я предпочитаю держать его под рукой. Я не запрещаю тебе подобрать себе помощников, но сам понимаешь, Чарльз… Либо они не будут знать, на кого и почему работают, либо, исполнив назначение, должны будут замолчать об этом навсегда.

— Понимаю, — несколько уныло вздохнул мистер Ли. — А в общем, все действительно не так плохо, хотя, конечно, в Нью-Йорке мне жилось много спокойнее. Там я ожидал ножа в спину только от твоего Коннора. Где он, кстати?

— У себя, как и положено юноше в столь поздний час, — ровно откликнулся Хэйтем. — Кстати, он желал с тобой побеседовать.

— Вот как, — Чарльз изумленно округлил глаза. — Пожалуй, стоит прихватить у хозяина гостиницы сковороду — отбиваться от ножика.

— На этот раз Коннор не проявлял дурных намерений, — чуть улыбнулся мистер Кенуэй. — Лучше бы ты прихватил сковороду, когда отправился в доки.

— От «сынов свободы» сковорода не поможет, — скорбно произнес мистер Ли.

— От Коннора уже тоже, — заметил Шэй.

— Делает успехи? — Чарльз заулыбался. — Того и гляди юбки задирать начнет. Вот я в его возрасте…

Шэй с нескрываемым наслаждением поглядел на то, как глаза возлюбленного раскрываются шире, и даже успел подумать, что никогда не забудет этого выражения его лица, когда на лестнице послышались уверенные шаги, а потом дверь распахнулась под энергичным движением.

— Приветствую, господа, — Уильям Джонсон коротко кивнул присутствующим и извинился. — Прошу простить, если я перебил кого-то, однако не счел возможным топтаться под дверью. Мистер Кенуэй, мистер Ли. Мистер Кормак, я вас помню.

— Взаимно, — Шэй слегка опустил веки, а Уильям шагнул к последнему незанятому месту:

— Ваше письмо застало меня в пути, Кенуэй, и мало что объяснило. Обстоятельства изменились?

— Если только совсем немного, — Хэйтем говорил размеренно. — И вы не помешали беседе. Напротив, мы вас ждали. Господа, скажу прямо: у меня не было особых причин вызывать вас сюда, однако обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось приехать в Бостон. А раз уж я оказался здесь, мне бы хотелось получить сведения из первых рук. Мистер Ли уже доложил, что организация восстания продвигается не без препятствий, однако заданным курсом. А теперь мне хотелось бы узнать, чего добились вы, Джонсон. Как обстоят дела с индейцами? Или, быть может, вам удалось узнать что-то о храме Предтеч?

— Увы, — коротко откликнулся Уильям. — Похвастаться, магистр, мне нечем. О храме Предтеч я не услышал ни слова. Не видел и знаков, и чего-то подобного. Просветительскую деятельность индейцы воспринимают… по-разному. Где-то с охотой, где-то в штыки, это зависит от племени. Но самое главное — цель от меня все так же далека, как и раньше. Я скурил в трубках мира больше табака и трав, чем вы все, господа, вместе взятые. И я уже задумываюсь о том, что действовать силой — не самый худший вариант.

Шэй не знал ничего толком об индейцах, но Хэйтем промолчал, зато высказался Чарльз:

— Давно пора. Эти краснорылые много себе позволяют. Берегитесь, Джонсон, от трубки мира до снятого скальпа — не так уж далеко.

— Думаю, об этом мне известно больше, чем вам, — Уильям хмыкнул. — Чарльз, я собирался заехать к вам на огонек осенью. Однако раз уж вышло так, что за бутылочкой мы встретились теперь, то хотелось бы знать: ваши дела еще не окончены?

— Не так все просто, — Чарльз ухмыльнулся. — Ваших индейцев, Джонсон, гораздо проще перебить, случись что. Перерезать пол-Бостона так легко не удастся.

— Господа, — Хэйтем все-таки вмешался, — у нас нет необходимости убивать бостонцев или индейцев. Речь исключительно о том, чтобы в нужное время нужные люди выступили с нужной инициативой, не более того.

Шэй помалкивал. Понятия не имел, кого придется убивать, но очевидно — упрямые индейцы достали Джонсона не меньше, чем Ли — «сыны свободы». И будь Шэй на месте магистра тамплиеров, он бы предпочел исполнителей сменить. Ведь любому капитану известно — если у впередсмотрящего замылился взгляд, то толку от него — как от козла молока.

Джонсон еще рассказывал в подробностях, какие племена он объехал, но Шэй воспринимал все это довольно отстраненно. Обо всех этих народностях он слышал от Коннора, но сопоставить было трудно. Джонсон отзывался о «людях конопли» с презрением — те не жаловали военное дело и не желали иметь с колониальным конфликтом ничего общего; а Шэй знал про них, что те доброжелательны и спокойны, а еще умеют извлекать музыку из конопляных струн на деревянных досках. Джонсон говорил об индейцах-сенека, что они несговорчивы и жестоки, а вот Шэй знал, что «новатака», Люди Большого Холма, умеют летать по деревьям, как птицы… И после долгой пространной речи Шэй не выдержал:

— Они ведь разные, индейцы. Мистер Джонсон, почему вы смотрите на них как на единое целое?

— Потому что они и есть единое целое, — устало пояснил ему Уильям. — И с каждым племенем я говорю на понятном им языке. Но не забывайте, что для нас это краснокожие — те, кто без сомнений снимут с вас скальп или выпустят кишки, как только им об этом скажут их боги.

— Я бы не говорил столь однозначно, — тактично заметил Хэйтем. — Однако ваш авторитет в данной области гораздо выше, чем мои разрозненные представления. Что ж, я выслушал вас, господа, и со своей стороны хотел бы поделиться новостями. Я получил очередное письмо из Британии, и оно несколько тревожит меня. До прошлого года я полагал, что британские войска сбавят обороты, когда восполнят финансовые пробелы, возникшие из-за неумных членов Ост-Индской компании, однако чем дальше, тем больше, и я начинаю подозревать, что этот процесс бесконечен. К хорошему быстро привыкают, и эта пропасть может оказаться бездонной. Мистер Армитедж — и Британский Орден — ясно дали мне понять, что пути объединения их не тревожат, дело исключительно в высшей цели, но я нахожу в этом издевку. Нам следует доказать, что объединение возможно и с нашей стороны. Наша задача, и без того трудная, усложняется. Придется проявить немало такта и деликатности, чтобы добиться этого, пролив минимум крови. Мистер Ли, постарайтесь организовать повстанцев под рукой сильного человека. Не того, кто сейчас там у них заправляет. Мистер Джонсон, от вас я жду не меньше. Вы сами знаете, что я не ограничиваю вас в методах, однако надеюсь на ваше благоразумие.