Окно на северную сторону (СИ) - "Mia_Levis" (библиотека электронных книг .TXT, .FB2) 📗
Вспоминая тот период, Авиан мог охарактеризовать его одним-единственным словом - отчаянье. Оно затопило его с головой, отрезая от окружающего мира. Ничего больше не пугало, не злило, потому что все будущее представлялось сплошным мраком, без единого просвета и не стоило того, чтобы о нем переживать. Несколько недель Авиан не выходил из комнаты, бездумно смотря в потолок. Кристиану тогда приходилось буквально кормить его из ложки, словно тяжелобольного. Папа пытался как-то разговорить сына, подбадривал его, но в ответ получал только равнодушное молчание и рассеянный взгляд пустых карих глаз. Иногда до Авиана доносились какие-то фразы, обрывки разговоров - "Питер разорвал помолвку", "будет скандал", "нужно избавиться от этого ребенка", "переехать", "репутация семьи", "подумай о Тони". Наверное, все это было значимо и стоило прислушиваться внимательнее, но слова воспринимались как фоновый шум - бессмысленный и несущественный. Видимо, Кристиан все же отстоял и своего внука, и Авиана, потому что вскоре скандалы прекратились, а накануне Рождества Джастин впервые с момента объявления неприятной новости о беременности сына явился к нему в комнату. Кажется, именно с того визита Авиан начал постепенно возвращаться к жизни. Нет, отец, конечно, его не жалел. Наоборот, неодобрительно поджал губы, вдохнув затхлый воздух в спальне, и отметил, что шторы даже тогда, утром, были плотно задернуты.
- У тебя есть полчаса, чтобы принять душ, переодеться и спуститься ко мне в кабинет. Жду, - Джастин вышел, Авиан еще несколько минут гипнотизировал захлопнувшуюся за ним дверь. А потом поднялся и через двадцать шесть минут уже стоял перед массивным рабочим столом отца, выдерживая тяжелый взгляд его ярко-голубых глаз.
Они не говорили о беременности - ни тогда, ни после. Вместо этого Джастин развернул ноутбук, на экране которого Авиан увидел открытую электронную почту и десятки непрочитанных писем.
- Здесь поздравления, жалобы, предложения и тому подобная ерунда. Новинка, придуманная начальником отдела кадров. Что-то наподобие непосредственного общения с начальством, "услышим каждого". Мне, естественно, заниматься этим некогда. Ничего серьезного на эту почту не приходит, если возникнут вопросы можно проконсультироваться с Адрианом. Справишься?
- Да, - голос у Авиана был жутко хриплым, он уже и не помнил, когда разговаривал в последний раз.
- Вопросы?
- Нет.
- Замечательно. Пошли завтракать, потом приступишь. Идем, - и Авиан пошел. Занял свое место в столовой под потрясенными взглядами папы и братьев и даже успел заметить, как лучезарно Кристиан улыбнулся отцу. Наверное, они уже и не верили, что он когда-либо выйдет из своего добровольного заточения. Да и сам Авиан не верил, но то ли авторитет Джастина подействовал, то ли звезды так стали - кто знает.
Работа, конечно, была номинальной. Этим мог заниматься кто угодно, но так, за сотнями и сотнями однообразных писем, можно было отвлечься, не думать о жизни, которая росла в нем, о не слишком радостных перспективах будущего. Так, день за днем, Авиан потихоньку избавился от своей скорлупы, научился снова улыбаться, радоваться мелочам. Сейчас он очень напоминал себя прежнего, еще до тюрьмы, но, конечно, во многом имел другие взгляды на жизнь. Неприятный опыт не забылся, иногда по ночам все также тревожили беспокойные сны, вынуждая Авиана просыпаться в холодном поту и поглаживать слегка округлившийся живот. Но все-таки боль утихла немного, картинки-воспоминания выцвели, словно старые фото, а работа и несложные бытовые хлопоты не позволяли надолго пускаться в размышления или жалеть себя.
Питера он больше не видел и, честно говоря, не огорчился из-за этого. Наверное, Авиана больше напугало бы, если бы помолвка не была разорвана, ведь они были почти незнакомы и предугадать, как бы Питер относился к не родному ребенку - было невозможно. Что касается скандала... Конечно, он был. Буквально несколько недель назад два местных издания опубликовали статьи, в которых выдвинули разные догадки касательно беременности среднего сына известного бизнесмена Джастина Лайера. Откуда просочилась информация, выяснить не удалось, да никто узнать это особо и не пытался. Авиан как-то завел разговор о переезде и необходимости скрывать его положение, на что Кристиан ответил, что в этом нет никакой необходимости. Так что мало ли кто мог заметить округлившийся живот и продать информацию. Предположения в этих статьях были разные: в одной говорилось о каком-то мифическом бойфренде, который вскружил юному глупому омеге голову, а потом цинично бросил, в другом, наоборот, Авиана выставляли неудачливым охотником за богатыми женихами, который, не имея привлекательной внешности, решился на такой отчаянный шаг, как беременность, но все-таки остался ни с чем. С тюрьмой его положение, к счастью, не связывали. Более того, никакой документации о том периоде жизни Авиана не осталось, Джастин позаботился об этом. По официальной версии сразу после объявления приговора, на медицинском осмотре, обнаружилась врачебная ошибка с определением статуса и вместо тюремной камеры Авиана отправили отдыхать на побережье, чтобы подправить подорванное из-за стресса здоровье. Начальник тюрьмы эту версию подтвердил, не забыв похвастаться их компетентностью, благодаря которой судьба омеги была спасена.
Наверняка, затыкать всем "доброжелателям" рты было недешевым удовольствием, и весь этот фарс был хрупким, словно ломкий весенний лед. Но желтая пресса, сплетни и пересуды сейчас почти не волновали Авиана. По крайней мере, явных признаков надвигающейся беды не было, и в бизнесе, и дома все размеренно текло своим чередом. Их жилище не забрасывали тухлыми яйцами, не писали оскорбления на стенах, от отца не уходили ни сотрудники, ни клиенты, друзья Антуана все также приходили к нему в гости и передавали приветы от родителей. Они, конечно, бесцеремонно пялились на Авиана, но пальцами не тыкали и не гнушались сидеть за одним столом и меланхолично обсуждать с ним погоду и городские сплетни. Иногда даже не верилось, что все обошлось малой кровью - никаких медицинских комиссий, никаких вызовов в Департамент. А как же все эти лозунги: "омега - символ чести и достоинства" и "нет разврату!"? Но Авиан не был глуп, он чудесно понимал, что деньги решают многое, а большие деньги - все. В его случае - так точно. Возможно, ему не стоило бояться изначально, еще тогда, в тюремной камере, когда он так опасался огласки и именно поэтому остался там. Быть может, отцовского влияния хватило бы и в том случае и ничего бы этого не случилось, и не было бы этого неизвестно чьего ребенка...
Авиан помотал головой, прогоняя мысли, которые пошли в нежелательном направлении. Во-первых, он уже пришел домой. А, во-вторых, что самое главное, он любил своего будущего сына. Этот ребенок был его и только его, а все остальное, как говорил Кристиан, - неважно.
Холл встретил Авиана гулкой тишиной. Отец был на работе, Антуан в школе, а папа, видимо, отдыхал у себя. Старинные часы на стене показывали начало двенадцатого, значит было еще достаточно времени до возвращения Тони, который последние недели ходил за старшим братом хвостом. С тех пор как ребенок начал шевелиться, Антуан то и делал, что трогал живот, пытаясь уловить движение. Он мог бы сидеть так, наверное, часами - задумчиво прикусив губу и смотря в одну точку. В нем родительский инстинкт, кажется, проявлялся в разы сильнее, чем в самом Авиане. Возможно, из-за того, что он никогда не сомневался в своем статусе и чуть ли не с пеленок знал, что его жизненная цель - крепкая семья и здоровые дети. Первые дни такое внимание даже умиляло, но потом постепенно начало немного раздражать - Авиан быстро уставал, его клонило в сон, а навязчивое общество брата настроения и самочувствия не улучшало. Так что эти часы, пока Тони был в школе, стали особенно ценными - время, которое можно было провести в одиночестве.
