Золото моих чувств. Примирение (СИ) - "Melara-sama" (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Он вздохнул.
- Калеб.
- Я знаю, кем ты меня считаешь, но я не эгоист в этом плане. Ты бы видел его, расплакался, сжался весь, я даже сначала хотел Поля позвать, не знал, как его успокоить, а потом подумал, что, увидев, что я тоже не очень-то знаю что делать, он расслабится. А получилось, что совсем не расслабился, а кончил, хотя это тоже вид расслабления. – Он улыбнулся. – Я был в шоке, глотая чужую сперму, но самое главное случилось потом. Он вскочил, обнял меня и исступленно шептал одно и то же. – Он замолчал.
- Калеб, он любит тебя, это видно невооруженным взглядом.
- Я и раньше это знал! – он вскочил и начал нервно ходить по комнате. – Но знать и чувствовать это разные вещи. Хотя кому я это говорю, ты же любишь, и тебя любят, и говорят это каждый день, и не только говорят. А я сегодня впервые в жизни увидел и почувствовал, что кому-то так нужен. Ему, понимаешь, весь, без остатка. Без семьи. Без денег, весь. Просто я.
Я встал с кресла и поймал его в объятия. Он беззвучно плакал.
- Калеб. Это прекрасно, что есть человек, которому ты нужен вот так. Поверь.
- Я не это хотел сказать. Себастьян, наверное, сейчас думает, что я выберу Элену, потому что у нее опыта больше. Но это не так.
- Ты сказал ему об этом? – спросил я.
- Да. Но я не уверен, что он услышал. Он такой страстный. До сих пор перед глазами его лицо… Так всегда, да?
- Что ты имеешь в виду?
Он отстранился и, смотря мне в глаза, прошептал:
- Когда любимому человеку хорошо от того, что ты делаешь ему приятно, и тебе становится тоже хорошо и даже ничего не нужно в ответ.
Я смотрел в яркие, синие глаза Калеба и невольно вспоминал такие же яркие, только карие, Себастьяна. И кивнул.
Он улыбнулся.
- Да, это так. И самое большое счастье - это дарить ему любовь.
- Я скажу, обязательно. – Он снова сел на краешек кресла. - А теперь я хочу знать, что нужно делать с мальчиками в первый раз.
Разговор был длинный, и в какой-то момент в кабинет вошли мои любимые, и мы уже вместе, в немного шутливой форме рассказывали Кэлибу, как это нужно.
Когда он устал нас слушать и ушел спать, я сел на колени к Каю и прижался к его плечу.
- Неужели и у нас так было? – тихо спросил Дрей. – Я уже и не помню, как мы впервые занялись любовью втроем… - он сидел на полу и положил подбородок на мое бедро. Волосы распущены и переливаются от неяркого света ночника.
- А я помню. – Тихо ответил я.
- Правда? – также тихо спросил Кай.
- Да. Это было прекрасно, и ты все время повторял «малыш».
Он тихо рассмеялся.
- По-моему, он и сейчас все время называет тебя так. – Фыркнул Дрей. – Может, попросим папу постелить нам, а то уже поздно ехать.
- Хорошо.
- Я схожу. – Дрей встал и вышел из кабинета, но не стало тоскливей, я знал, что он вернется, или Кай, если я усну, отнесет меня в нашу постель, где они вдвоем накроют меня своей теплотой и надежностью, и я спокойно просплю всю ночь.
- Кай, как думаешь, правильно ли мы поступили сейчас?
- Ты о Калебе и Себе? – он немного сместил меня, и я почти лежал на нем, уютно устроившись на его груди.
- Да, мы слишком, по-моему, разошлись, ему не нужно было знать о многих вещах…
Кай фыркнул и сверкнул желтыми глазами, чуть наклонился и захватил мои губы.
- Может и так, но мне кажется, что все услышанное он использует на практике, и его любимый мальчик будет счастлив. Что может быть лучше? – оторвавшись от меня, с улыбкой спросил он.
- Ничего.
Да - значит да. И это единственное правило, которое существует в любви, все остальное - предрассудки.
Урок восемнадцать. Шоколад для Олененка.
Я как раз закончил проверять работы своего класса, когда в кабинет влетела Анн-Мари, новая медсестра, девчонка только после колледжа. Мадемуазель Рошетт уволилась буквально через пару дней, после того как подписала бумаги. Как она сообщила Гордону, ей не нравился преподавательский состав, и видеть своего сына среди неблагоприятных условий она просто не могла. Я в тот день, когда она убегала, помахал ей ручкой и вежливо склонил голову в знак того, что я уважаю ее решение, - бежать отсюда.
У Анн-Мари были огромные серые глаза и ужас на лице.
- Мсье! Там, в коридоре, на третьем! Там!
Я нахмурился, ее французский меня забавлял, но она говорила так быстро, что мне приходилось сосредотачиваться, чтобы уловить смысл.
- Что там?
- Рошетт и Лайбе!
Я вскочил и бросился в коридор на третьем этаже. На лестнице, ведущей в тот коридор, столкнулся с запыхавшейся мадам Пьюси.
- О! Слава богам! - проговорила она, вытаскивая платок из кармана платья.
Я не стал ее слушать, через ступеньку пролетел лестницу и завернул за угол, чуть не врезался в спину какому-то мальчишке.
Здесь было столпотворение, и в середине этой толпы стоял Калеб, обнимая Себастьяна. Я видел, что физрук с другого конца коридора просто не может пробиться сквозь толпу к зачинщикам драки, его игнорируют.
Толпа подростков кричала и болела за одного из круга, только по обрывкам я так и не понял, что происходит.
Когда тот, кто стоял напротив Калеба, занес руку для удара, я вскочил на подоконник и заорал.
- А ну прекратить бардак!
Даже физрук, пытавшийся пробиться к центру, поднял на меня удивленный взгляд. В коридоре стало тихо.
Я оглядел всех мрачным взглядом и проговорил:
- Расступитесь!
Дети послушались. Боже, не прошло еще и двух дней после выходных, а у Себа наверняка уже раны.
Я спрыгнул с подоконника и спокойно прошел в своеобразный круг из бывших друзей Калеба и группы поддержки. Понятно.
Я подошел к Рошетту, который обнимал Олененка. Калеб был в крови, но, бегло осмотрев его, я понял - кровь не его.
- Дайте мне пройти, дайте. - Услышал я голос Анн-Мари.
Когда она подошла к нам и попыталась осмотреть Себастьяна, Калеб зарычал.
- Не трогайте его! - Он тяжело дышал и все сильней прижимал к себе мальчика.
- Рошетт, с каких это пор ты защищаешь убогих?
