Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
Шэй выдохнул дым:
— Я же тебе говорил, что стоит написать сестре. Полгода тому назад, кажется. Но ты ответил мне на это замечание так, что я перестал даже напоминать.
— Конечно, она будет злорадствовать, я понимаю, — невпопад ответил мистер Кенуэй. — Так было всегда. Даже когда наш отец еще был жив и мы жили все вместе. Когда мне было десять, а ей — двадцать два. Дженнифер вроде как тогда собиралась замуж, а я носился с только что подаренным мне первым настоящим оружием.
— Кроме потрясающе упрямого характера, еще в одном вы точно похожи, — кивнул Шэй, задумчиво глядя на сгущающиеся сумерки над кромкой леса. — Никогда не признаете своей слабости друг перед другом, словно и не родственники.
— Мы слишком… родственники, — вздохнул Хэйтем. — Надеюсь, Дженнифер рада тому, что мой сын назвал дочь в ее честь.
— Так напиши и спроси, — практично заметил Шэй. — Вам ведь есть о чем поговорить. Не только о том, что случилось год назад. А если спросишь прямо, она точно ответит, никуда не денется.
Хэйтем едва заметно усмехнулся, а потом словно удивленно покачал головой и отступил. Шэй со вкусом вдохнул дым и скосил глаза вбок. Хэйтем в портках с его… «плеча» выглядел довольно симпатично. Пояс охватывал тело неплотно, из-за чего штаны сползали и обнажали одну подвздошную косточку и убегающую вниз от пупка дорожку волос.
Но Хэйтем говорил о серьезном, и Шэй быстро перестал пялиться. Может, Хэйтему нужно обсудить еще что-то важное?
— Мне крайне не понравились сегодняшние слова Коннора о его «путешествии», — произнес мистер Кенуэй. — Он что-то планирует. Или что-то узнал. Нам нужно предупредить Чарльза как можно скорее. Но я не доверяю почте, отправленной из поместья Дэвенпорт, здесь все так или иначе контролирует Коннор. Нам нельзя задерживаться здесь.
— Пока Коннор с нами, ничего не натворит, — немного утешил его Шэй. — И потом, мы все равно не собирались пробыть здесь долго. Несколько дней, наверное, можем себе позволить? Сходим на реку с внуками, поиграем с ними, поужинаем в новом доме Коннора и Анэдэхи, и можно снова в Нью-Йорк.
— Согласен, — мистер Кенуэй вздохнул. А потом встряхнулся и слегка улыбнулся. — Я пойду ложиться. Ты со мной?
— Сначала докурю, — Шэй продемонстрировал трубку, где табаку осталось на треть.
— Тогда дождусь тебя в постели, — Хэйтем подтянул штаны и, шлепая босыми ногами, отправился в комнату.
Шэй посмотрел вдаль, где над лесом загорались первые звезды. Солнце уже спряталось за горизонт, и небо было нежно-лиловым, цвета чернил, отпечатавшихся на пресс-папье. Во дворе гостиницы было светлее от зажегшихся на первом этаже окон. За забором сгущались густые сизые тени. И воздух пах уже не солнцем, но чем-то не менее вкусным: ночной прохладой, вечерней росой. Шэй медленно курил, и красноватый огонек становился все ярче на фоне сгущающихся сумерек. Наконец трубка дотлела, и Шэй аккуратно выбил ее. Постоял еще немного — и вернулся в комнату, где горела единственная свеча.
Хэйтем успел догрызть яблоко и читал, но уже явно клевал носом. Этот день начался еще в утреннем тумане, когда оба после короткой ночевки поднялись в седла. Это был долгий день.
Хэйтем повернулся на звук и звучно захлопнул книгу, а потом устало снял очки и вытянулся в постели. Шэй с легким трудом стянул портки и лег рядом. Прикрыл глаза, но слышал, как любовник задул свечу, и видел под закрытыми веками, как комната погрузилась в темноту.
— Иди сюда, — шепотом позвал Хэйтем, и Шэй охотно привалился к теплому боку.
========== 15 сентября 1782, Нью-Йорк ==========
Странное впечатление производил Нью-Йорк в эти дни. Шэй шагал по улицам, ощущая локоть Хэйтема в нескольких дюймах от своего — и иногда, когда на пути попадалась вывернутая плитка или конский навоз, предплечья соприкасались. Прошли годы с тех пор, как молодой тамплиер Шэй Кормак впервые прошел по этим улицам вместе с великим магистром, беседуя о наследии Предтеч. Борьба за контроль в Америке с тех пор претерпела множество изменений, но они оба все так же шли рука об руку. Как когда-то обещал Шэй, «отныне и до самой смерти».
Осень выдалась тихой, теплой и солнечной, на улицах кипела обычная жизнь: ездили повозки, спешили мальчишки-рассыльные, в приличных местах прогуливались дамы и беседовали господа. Но все это не отменяло того, что сам воздух, казалось, звенел от напряжения. Еще недавно город страдал от беспорядков — недаром по пути попадались вывороченные камни мостовых, а сейчас недовольные как будто притихли, но, казалось, хватит единственного выстрела, чтобы разразилась буря.
Шэй чувствовал вес оружия и надеялся, что время этого выстрела еще не пришло. И что оно вообще не придет.
Когда из-за поворота показался дом мистера Ли, Хэйтем впервые за всю дорогу нарушил молчание:
— Надо постараться не отнимать у Чарльза много времени. Он наверняка устал после долгой дороги.
Шэй пожал плечами. О том, что магистр Ордена вернулся в Нью-Йорк, Хэйтему сообщили с раннего утра, а уже после обеда посыльный передал и записку от Чарльза. И, наверное, у мистера Ли были причины пригласить старых друзей вместо того, чтобы разобрать вещи после долгого путешествия, отдохнуть, выпить бренди, потискать собак или чем он там еще занимался в свободное от дел Ордена время.
Во дворе за металлической оградой никого не было, а калитка была затворена неплотно. Хэйтем решительно прошел на крыльцо и не слишком громко брякнул медным молоточком. Многоголосого лая не донеслось, и Шэй встревожился:
— Он вообще дома?
— Но приглашал-то домой, — возразил мистер Кенуэй.
После нескольких десятков секунд мучительного ожидания дверь открыла экономка. Теперь Шэй уже знал, что ее зовут миссис Доусон или мисс Салли. За время службы у мистера Ли она набрала добрых пятнадцать фунтов и обрела легкую вальяжность — как у хозяина.
Увидев знакомых, она заулыбалась, отчего округлившаяся физиономия стала еще более круглой, и услужливо распахнула дверь в дом:
— Проходите, господа. Мистер Ли в гостиной… отдыхает. Подать и вам бренди?
Шэй слышал, как фыркнул любовник, и разделял его чувства. Даже если мир рушится, у мистера Ли найдется время, чтобы пропустить стаканчик.
— Пожалуй, — согласился Хэйтем, глянув на часы — те показывали начало седьмого, для мистера Кенуэя уже допустимое время, чтобы пить не только чай.
Шэй не удержался:
— А почему никто не лает? — ляпнул он, обращаясь к миссис Доусон.
— Умаялись, — коротко бросила женщина и, видимо, сочла такое краткое объяснение неприличным, потому что добавила: — Мистер Ли сказал, что песики всю дорогу из Бостона играли. Когда мой покойный супруг возвращался с охоты, свора едва лапами переступала, а после тазика отрубей с мясом дрыхла без задних лап. А этим много ли надо?
Шэй никогда не интересовался жизненными перипетиями экономки Чарльза, но сейчас машинально сделал выводы. Во-первых, понятно, как эта женщина управлялась с собаками — навык есть. Во-вторых, ее супруг, должно быть, когда-то был небедным человеком, но потом, очевидно, все промотал, раз после его смерти вдова вынуждена служить в чужом доме экономкой. Не то чтобы это сильно волновало мистера Кормака, но становилось понятно, откуда у миссис Доусон эта вальяжность — она не пришла с благополучием. Она вернулась, когда эта женщина сама, уже без мужа, добилась уважения и приемлемого уровня жизни.
К тому моменту, как Шэй дошел до этой мысли, Хэйтем уже успел снять треуголку и прошел по коридору. Мистер Кормак поспешил за ним.
Чарльз сидел в кресле и читал письмо. Рядом с ним на столике высился подсвечник и стояла бутылка бренди, но бо́льшую часть стола занимал поднос, на котором ворохом лежали еще письма — видно, вся та корреспонденция, что накопилась за время его отсутствия. Писем было много, а раньше их было больше — рядом на диване лежали несколько распечатанных посланий. И еще больше — в виде бумажных комков — были разбросаны по ковру.
