Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела"
— Тебя смотрел кто-нибудь из магов? — очень мягко произнес он, держа её за руку.
Роксолана тут же насторожилась.
— Ставрас, в чем дело?
— Так смотрел?
— Нет. Мы все ждали тебя. — Призналась она, перевела глаза на Шельма. Тот встал у окна, пока служанки ожидали в дверях спальни, когда можно будет переодеть госпожу ко сну. Бывшая цыганка пояснила: — Мы боялись сглазить.
— Сглазить? — Ставрас тоже посмотрел в спину шуту, тот повел плечом, но не обернулся.
— Что, если мы попытаемся научиться жить без тебя, ты и вовсе не вернешься. — Произнесла королевна.
Ставрас вздохнул и снова посмотрел на нее.
— Роды будут тяжелыми, Рокси. У тебя близнецы, мальчики, но оба с первичными зачатками магии. Подарить миру даже одного мага бывает не просто. Ведь первичную силу они черпают из матери, а уж двоих…
Он ожидал увидеть страх, волнение, возможно даже боль, но вместо этого увидел, как лицо девушки просветлело, и она улыбнулась нежно и спокойно.
— Но теперь ты снова с нами, и все будет хорошо.
Саврас улыбнулся одними глазами.
— Ты очень смелая, Рокси. Я рад, что Веровек выбрал тебя.
Поднялся, и они вместе с Шельмом покинули покои королевича и его жены. Они собирались вернуться в аптеку, где Мак все так же звал Эра, а тот никак не просыпался. Но буквально на выходе их перехватили Палтус и Веровек, зажали в тиски и не пустили. Конечно, Ставрас попытался отшутиться, сослаться на срочные дела, но король и королевич слышать ни о чем не желали. А уж когда до будущих деда и отца стараниями Шельма донесли новость, что ждать им двойню, разговор был коротким.
— Вы остаетесь, и точка. Король я или не король? — объявил Палтус, надвинув на лоб корону, надетую по особо торжественному случаю, и даже Ставрасу пришлось проглотить свое возмущение. Драконы всегда чтили чужие традиции.
И вот теперь, перед сном, лекарь решил все же выяснить, насколько сильно повлияла его магия на Шельма. А тот мало того, что вертелся, так еще и комментировал все подряд.
— Кстати, — произнес Шельм с какой-то подозрительной задумчивостью во взоре бирюзовых глаз, — Ты знаешь, я Корнелиуса вызвал.
— Зачем?
— Ну, тебе же понравилась его книга? Вот я и предложил ему продолжить изыскания.
— И как успехи?
— Не поверишь, но он умудрился заразить её идеей всех, даже Палтуса и гвардейцев, ну и, конечно, драконов. Видел бы ты, как тут в начале марта во дворе Тиль позировал, попутно комментируя чем они, черные, отличаются от других, и вообще, они самые крутые. А остальные наслушались, и им тоже захотелось и высказаться, и попозировать. Так что Корнелиус у нас теперь местная знаменитость, и, кстати, спелся с придворным магом.
— А Вербер здесь при чем? Нет, я понимаю, что придворный маг в нашей стране это скорее дань традициям и общественному мнению. И заняться ему по сути своей нечем. Разве только в лаборатории своей запираться день то дня и эксперименты ставить. Но чем он может помочь Ковьелло, исследующему драконов?
— Тем, что Вербер Гриндсиль тоже питает слабость к драконам. И вообще, как ты думаешь, кто помог Биму и Бому переместиться за Гиней и Муром?
— Это был он?
— Ага. Им же эту идею пересказали Сапфира и Руби, а они придворного мага знали в лицо и просто не стали размениваться на других. К слову, у Гини все нормально, и у его Бома тоже. Но, если ты говоришь, что перестройке подвергнутся все…
— Бом был запечатлен еще в яйце, возможно в этом причина. К тому же, и само яйцо его было оживлено с помощью вашей магии, поэтому он изначально более адаптирован к таким переменам.
— Гладкое объяснение, — одобрил Шельм, но ему уже порядком надоели эти хождения вокруг да около, он резко развернулся и закинул руки на плечи лекаря. Тот вздохнул и поднял голову. — Так что там у меня?
— Магия изменилась, стала менее чуждой, теперь я чувствую её как нечто родное.
— И все?
— Нет.
— И долго я буду из тебя в час по чайной ложке вытягивать, а? — возмутился Шельм.
Ставрас улыбнулся, в этом весь шут, непоседливый, живой и задорный, как же ему было одиноко без него, как же сильно он боялся потерять это маленькое личное чудо.
— Сначала ты.
— Почему это?
— Потому что я и так уже ответил на один твой вопрос.
— А я и без того много чего уже рассказал.
— Много, но все не то. Ты говоришь только о хорошем и не очень значительном. Что с Драконарием?
— Уф! Я уж думал ты про барышню с бабочкой спросишь… — с мнимым облегчением выдохнул шут.
— С бабочкой?
— А с Драконарием все просто отлично. Правда, ребята там на Зимнепраздники шухера навели, причем подговорив драконов. Так что по шапкам получили все, насколько я знаю, так как банально продрых все веселье. Но ничего, у нас еще будет время, скоро Папаротников День. — Легкомысленно проговорил Шельм, делая вид, что не видит, как застыло лицо лекаря, но не от истории о бесчинствах в его обожаемом Драконарии, вовсе нет.
— Шельм, ты хоть сам понимаешь, что целовался не просто со Жрицей, с куколкой, а с одной из Хранительниц Оракула, с полноценной Имаго. Иначе она не имела бы права носить почетную татуировку.
Шельм вздохнул, и, наконец, слез со своей скамеечки на самом деле являющейся обычной подставкой для ног. Ставрас отступил, но потом снова вернул руки ему на талию, привлекая к себе.
— Ответь мне, — попросил он.
Шельм прикрыл глаза, спрятав взгляд под ресницами.
— Я читал об их системе оракулов и о разделении эклиптики на тринадцать Созвездий Лепидоптера. Ну и конечно о Жрицах Бабочках и предсказаниях судьбы.
— Ты рассмотрел её бабочку?
— Э… тактильно.
— Шельм.
— Ну, извини, как-то принято закрывать глаза, когда блаженствуешь, целуя барышню. К тому же, её татуировка было под этим ожерельем. Как у нее только шея не переломилась, таскать такое?
— А ты бы не блаженствовал назло мне, а делом занимался.
— Но ведь так же совсем не интересно! К тому же, ты сам сказал, что не против…
— Чтобы блаженствовал и дальше, против, — отрезал лекарь, понимая, что если еще раз узрит нечто подобное, сцены ревности Шельму не избежать. Хорошо бы при этом рядом никого не было, а то еще заденет ненароком. — А вот чтобы собрал информацию об этой незваной гостье, очень даже за.
— А как же моральная компенсация за труды? — притворно возмутился Шельм, которому на самом деле было очень приятна его ревность, которую лекарь, смирившись, уже не пытался скрыть.
— Не волнуйся, я постараюсь тебе все-все компенсировать.
— Это каким же образом?
— Хочешь, крылья сложу для тебя? — все так же улыбаясь, полюбопытствовал Ставрас. И Шельм замер, широко распахнув глаза. Но лекарь все так же улыбался, и бедному шуту ничего не оставалось, как поверить в серьезность его предложения.
— Ты… ведь пошутил, да? — робко выдавил он из себя и попытался высвободиться из объятий. Ставрас легко отпустил его.
— Это похоже на шутку?
— Да как ты вообще себе такое представляешь! — вскричал Шельм, у которого в голове все смешалось от такого его предложения.
— Я, знаешь ли, еще сутки назад не представлял, что вообще можно вытворить нечто подобное в человеческих телах, — усмехнувшись, Ставрас отошел к кровати и сел на нее, уперев локти в колени и положив на переплетенные пальцы подбородок.
— А что, правда, получилось? — не удержавшись, самодовольно полюбопытствовал Шельм.
— Что именно?
— Ну, как у вас, драконов?
Ставрас посмотрел на него очень внимательно, потом улыбнулся и протянул руку, подзывая. Шельм принял, подходя к нему.
— Не совсем. Но мне понравилось на вкус твое доверие.
— Правда?
— Да.
— И какое оно?
— Пахнет ландышевой горечью.
— Ну, кто бы сомневался, — фыркнул шут.
— Но разве тебе не любопытно?
— Что?
— Каково на вкус мое?
Шельм растерялся. Желтые глаза смотрели внимательно, ждали ответа и смущали. Он буквально всей кожей чувствовал, как по щекам расползается жар. И в горле как-то пересохло, и заговорить сразу не получилось, а когда он все же сумел вытолкнуть из себя слова, они прозвучали почти жалобно и совсем на него не похоже:
