Особенности эльфийской психологии - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела" (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Кстати, ректор эльфом не был, а вот третий мужик, что подпирал стену напротив окон, возле одного из которых стоял светлый эльф, так вот, этот мужик был темным эльфом. Как я это понял? Ну, во-первых, он был черным. Причем такого глубокого черного оттенка, что не у каждого негра встретишь. Правда, я, помнится, читал, что волосы у дроу должны быть белыми, но этот индивид был зеркально лыс. Был облачен в костюм такого же покроя, как у светлого эльфа, только сам темный был раза в два шире его в плечах и его форма, а я так понимаю, что это была именно форма, была насыщенного темно-синего цвета. А бляха на шее и нашивки на плечах выглядели несколько иначе. Типичный мордоворот. Лицо кирпичом, под одеждой отчетливо представляются литые мышцы. Я обычно таких качков недолюбливаю. Не потому что у меня к ним там зависть, боже упаси, нет. Просто если рассматривать их с практической точки зрения, ну не привлекают меня такие перекаченные мужики. Но этот, как ни странно, понравился больше, чем его коллега. Как-то мне этот черный более адекватным, что ли, показался. Это потом мне объяснили, что у Барсика и Мурки вечно между собой какие-то терки, но на тот момент я просто оценил его чисто на вид.
К слову, заметив мое внимание к нему, темный эльф, с легкостью повторив недавний поклон светлого, и назвался Мурзясь Летте Фиг-Шамь, я его сразу Муркой про себя и окрестил. Правда, на этот раз не стал озвучивать приклеенное мной прозвище вслух. Поостерегся. Я, как уже говорил, разные книжки читал, так что о том, что с темными эльфами лучше не расслабляться, знал. Хотя я в тот момент и со светлыми бы тоже брататься не стал.
В общем, раз магии во мне нет и защитить себя от магических нападок я не способен, мне выдали в личное пользование какой-то навороченный артефакт. Выглядел он, смешно сказать, как наш самый обычный крестик на тонкой серебряной цепочке, правда, без распятого на нем Христа. Вроде бы и привычное для мужчины моего мира украшение, а, в тоже время, какая функциональность. Ви'Хольм объяснил, что этот амулет может работать двумя способами: либо банально поглощать любое магическое излучение в радиусе двух метров от меня, либо отражать его и направлять в сторону хозяина сего излучения, правда, в этом случае удар противника вернется к нему лишь вполовину от той силы, которую он в него вложил. Чтобы поменять режимы, нужно было в первом случае оставить крестик в исходном положении, а во втором – при помощи легкой манипуляции сделать его похожим на икс, то есть слегка сместить серебряные перекладинки. Удобно, ничего не скажешь.
Кроме крестика, мне был выдан кулон-переводчик. Но, увидев, как я скривился, что придется таскать на груди такую хрень, как камень диаметром в несколько десятков сантиметров, чем-то напоминающий изумруд, понятливый ректор неожиданно подмигнул мне и как-то замысловато выругался. Это потом я понял, что он заклинание произнес, но в первый момент лицо у меня вытянулось. Потом сам же Ви'Хольм и объяснил мне, что слова магического языка были услышаны мной как наш привычный российский мат, так как переводчик, что для разговора со мной одел сам ректор, не справился с переводом. Я тут же взял на заметку. Если услышу, как кто-то меня в далекое интимное путешествие засылает, значит, колдуют. Так вот, Карл, как позже он разрешил мне его называть, колданул. И вместо кулона с зеленым камнем на столе между нами оказалась маленькая серебряная сережка. Я заинтересовался.
– У меня уши не проколоты, – произнес я по инерции.
– И не надо, – отмахнулся Ви'Хольм, – Ты присмотрись.
Оказалось, это была клипса. Только какая-то хитрая. Вроде бы колечко, а внизу подвеской-капелькой зеленый камешек свисает, но кольцо-то не замкнутое, а разрывное. И оба его конца заканчиваются круглыми пимпочками. Я думал, что такое легко потерять можно, но нет, видимо, там тоже какое-то особенный околомагический принцип использовался. Почему только около? Да потому что магия в такой близости от моего тела в тот момент уже не сработала бы. Крестик-то я уже благополучно нацепил. Правда я до сих пор не понимаю, как переводчик при такой близости к артефакту работает, он ведь тоже вроде как волшебного происхождения. Но честно скажу, заморачиваться мне не досуг. Так что я принял все подношения, и мы углубились в обсуждения нашего будущего договора.
Как я уже сказал, квартиру свою я за собой застолбил. Причем, когда Карл вначале попытался меня переубедить, упирая, что не представляет, как я могу помещаться в столь маленьком помещении со столь низкими потолками и чувствовать себя комфортно, я ему открытым текстом объяснил, для чего мне сдалась моя 'хрущевка'. Идея ему понравилась. А я уже предвкушал, как переоборудую одну из обычно пустующих комнат под личный кабинет штатного психолога.
Как только квартирный вопрос был решен, дальше пошло веселей. Видел бы кто, как меня обрабатывали. Карл даже вызвал себе на подмогу одного из деканов. Панпруфий Тугдум. Личность примечательная. Он когда вошел, я с трудом сдержался, чтобы не заржать. Вы видели когда-нибудь толстого дядьку с добрым и открытым лицом актера Леонова (кто не знает, это тот, что в 'Джентльменах удачи' доцента играл) и нежно розовенькими стрекозьими крылышками за спиной, а сам обряжен в рюшечки, гольфы до колен и панталоны, все с розовым оттенком. В общем, смех да и только. А как он причмокивал полными губами, когда говорил. Ну, просто Губошлюп Тринадцатый, не меньше. Или мечта извращенца.
Кстати, раз к слову пришлось, я ведь еще нашего бессменного ректора толком не описал. Высокий, это первое, что бросилось мне в глаза, когда он встал мне навстречу. Светловолосый, эдакий древнерусский богатырь – косая сажень в плечах. Волосы русые, стянутые на концах тонким кожаным шнурком. Довольно молодой на вид. Конечно, на вид. Сколько ему на самом деле лет, я даже представить боюсь. Степенный, рассудительный и все равно, на его лице всегда есть место какому-то неуловимому лукавству. Словно он сидит перед вами, рассуждает о вечном, с таким серьезным и сосредоточенным лицом, а потом… бац! Взял и подмигнул, как мальчишка товарищу по играм. В общем, я сразу же проникся к нему симпатией. Не даром мне еще по телефону его голос понравился и интонации покорили.
Так вот, подмогу он призвал в лице декана с единственной только целью, чтобы уговорить меня заняться не только обеспечением срочной психологической помощи всем желающим, но и одним, как они выразились, сложным классом. В их исполнении 'сложный' я воспринял, как полный песец. Лохматый, маленький и злобный. Но то, что они хотя бы сразу честно сказали, что детки эти совсем не сахар, уже за одно это спасибо им обоим. Я, как порядочный психолог, коим до недавнего времени себя даже не мыслил, попытался выяснить, за что же мне такая честь, кроме такого простого оправдания, что все остальные от этого класса отказываются. Мне объяснили. Оказывается, не отказываются. Каждый бы и рад взять их себе, но беда в том, что еще ни один классный руководитель не произвел на деток нужного впечатления.
– А какое нужное? – осторожно уточнил я.
– В первую очередь, они должны уважать своего руководителя. Во вторую, хотя бы делать вид, что они все вместе нормально уживаются.
– А что, у них там какие-то траблы, и они регулярно стенка на стенку, что ли, ходят?
Ви'Хольм замер на секунду, судя по всему, переваривая перевод сказанного мной. Потом решительно кивнул.
– Именно. Стенка на стенку. Кстати, – без перехода начал он, – Ты не пугайся, если тебе переводчик вдруг образы начнет транслировать. Они самообучающиеся.
– Угу, – буркнул я. В тот момент меня такие тонкости мало волновали. Меня заинтриговали детки из клетки, о которых мы говорили только что. – А из-за чего они такие нетерпимые-то?
– Вот список. Там, где после фамилии следует цветастое прозвище, это светлые эльфы. А те, у кого имя рода из двух коротких слов через дефис, это темные или илитири. Так они сами себя называют.
– Дроу что ли? – бесхитростно уточнил я. И в комнате мгновенно повисла гнетущая тишина. Даже Барсик оторвался от созерцания пейзажа за окном и повернулся к нам. Правда, посмотрел при этом не на меня, а на Мурку, который, как стоял возле противоположной стены с непроницаемым лицом, так и остался стоять.
