Тяжела и неказиста... (СИ) - "Terra" (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
- Лизка, какая же ты у меня глупая, - Вася, детина под два метра ростом, сграбастал Лизу в объятия, в глазах у него стояли слёзы.
- Пошли отсюда, - прошептал мне Серёга, и мы под шумок смотались.
- Неужели он её простит? – удивлённо спросил я у Сергея, когда мы шли на остановку. К Лизке мы бегали на большой перемене, и сейчас нам снова надо было в институт, благо он был недалеко, в двух остановках отсюда.
- Простит, куда денется. Он всегда слишком баловал сестру, а она этим умело пользовалась. Правда, в этот раз надеюсь, эта история хоть чему-нибудь её научила, - тихо сказал Александров.
Я кивнул, Лизка мне сразу же представилась некой авантюристкой. Тут приехала наша маршрутка, и мы быстро втолкнулись вдвоём в тесные двери.
Лиза – моя сводная сестра, у меня до сих пор плохо это укладывалось в голове. Мама после долгих расспросов мне всё-таки рассказала про отцовские «ошибки молодости». Оказывается, отец ещё до мамы ухаживал за Людмилой Михайловной, правда не он один. Папа даже как-то раз серьёзно подрался с одним из очередных её ухажеров. Но Людмила Михайловна была равнодушной ко всем из них и в итоге дала всем отворот-поворот, в том числе и моему отцу. А он влюбился, никого кроме неё не видел, цветы ей охапками таскал. Но она была непреклонна. Кстати, все их знакомые как раз таки знали, что Людмила Михайловна была, вот же незадача, так же пылко, но безответно влюблена в майора Александрова Евгения. Но мой отец, видимо, был слишком настойчив, а Александров слишком недоступен, ну или что-то в этом роде, ибо не знаток я в женских поступках. В конечном счёте, Людмила Михайловна согласилась выйти за моего отца, вскоре она и забеременела, но в то время отец на неделю уехал на учения, а когда приехал, увидел лишь полупустую квартиру и записку на столе: "Прости". На тот момент пожениться они ещё не успели, их совместная жизнь продлилась меньше месяца. Но как ни странно не прошло и недели, как Людмила Михайловна вышла замуж и стала Александровой, видимо, она уж очень куда-то спешила. Ну а мой отец вскоре познакомился с мамой. Такая вот история. Вот и попробуй тут понять поступки этих женщин!
Из задумчивости меня вывел Серёга: в маршрутке была давка, и я мог, не палясь, прижиматься к нему всем телом. Так вот, он почему-то стал в такт топать ногой и зачем-то дёргать плечом, к которому я как раз прижимался. Я поморщился, вслушиваясь в музыку, игравшую у водилы:
"Засыпая в полной темноте,
Снова начинаю путь к тебе…
В тишине и в самых длинных снах
Солнца свет в твоих глазах.
Слышу телефонные гудки,
Голоса и тихие шаги,
Ветер, замороженный во льдах,
Новый день в твоих глазах."**
Сразу же вспомнил лагерь, и как там я постоянно думал о Серёге.
- Когда это ты у нас романтиком стал? - прошептал я Александрову, который уже и головой мотал в такт песне.
- С тех пор как с тобой связался, - ответил он, улыбаясь, и слегка толкнул меня плечом.
Я счастливо улыбнулся.
Тут с боку послышалось:
- Кто это у нас тут как лампочка на весь автобус светится?
Я обернулся, уже зная, кого увижу.
- А может, ты не только светишь, но и греешь? - продолжил Тёмка, протягивая к моим щёкам свои холодные руки.
- Завидуешь, завидуй молча, - я надвинул ему шапку на глаза.
А Серёга запоздало возмутился:
- Я тебе погрею, так погрею, что... - договорить он не успел, так как Тёмыч засмеялся вместе со мной.
Серёга прищурился, но договаривать, что он там погреет, не стал.
- А ты чего прогуливаешь? - вместо этого спросил он.
- Да вот проспал, сегодня Нютку в садик не надо было вести, и я немного расслабился... а вы?
- Да так, дела, - невнятно ответил Серёга.
Я посмотрел на Тёму, он понимающе кивнул и не стал расспрашивать.
Я глянул на часы:
- Блин, уже на пару опаздываем.
- Да, Фёдорович нам вставит, как есть вставит, - пробормотал Тёмыч. Автобус тем временем уже подъехал к остановке, тут Тёма неожиданно заговорчески улыбнулся и воскликнул, - кто последний, тот дурак! - и как только двери открылись, по-ребячески выпрыгнул из автобуса и побежал по заснеженной улице, мы с Серёгой переглянулись и побежали следом.
Прохожие с ужасом наблюдали, как три взрослых детины бегут, что есть мочи.
Холодный ветер дул в лицо и морозил щёки, крупные хлопья снега попадали мне в глаза и рот, а я смеялся и бежал, что было сил. И неважно было, что мы всё равно уже опоздали, что Пётр Фёдорович всё равно уже не пустит нас в аудиторию и поставит жирные минусы напротив наших фамилий, сегодня мне хотелось, как никогда, радоваться каждому мгновению, каждой секунде. И я завалил Серёгу в кусты на вялую травку, покрытую снежком, и пока никто не видит, поцеловал его, сзади фоном слышался шум машин и смех Артёма. Серёга смотрел сердито и попытался выбраться из моих объятий и снежного плена, но я прижал к себе его ещё сильнее и прошептал:
- Люблю... - вот так просто это слово сорвалось с моих губ, что я на секунду даже сам как-то стушевался. Но Сергей тут же притянул меня обратно к себе и судорожно начал целовать моё лицо, нос, руки, а я смеялся как больной, где-то на периферии сознания надеясь, что нас не загребут в ментовку или психушку.
Эпилог.
Я ехал в полупустом автобусе, в ушах играло какое-то техно, а я задумчиво смотрел в окно. На улице уже светили фонари, и снег поблёскивал под их светом. Было морозно, на небе ярко светили звёзды.
На душе было пусто и безрадостно. В горле неприятно першило, и, похоже, у меня была температура. Но я мало обращал на это внимание, сейчас меня больше заботило то, что я нечаянно подслушал в институте. Мы вместе с вечерниками сдавали зачёт, а лично я уже пытался его сдать в третий раз, да и аудитория ещё была в самой жопе, я как всегда опаздывал и вот, пробегая один из лестничных пролётов, я услышал внизу голос Наташки:
- Ну и дура ты, Лилька, - естественно я сразу же остановился, прислушиваясь.
- Знаешь что, тебе легко говорить, ты никогда не влюблялась.
Я недоумённо моргнул, крепче сжимая в руке зачётку.
- А кто тебя заставлял в Серёгу влюбляться? Ты же изначально знала, что это временно... - голоса стали удаляться, и вскоре где-то хлопнула дверь, что ответила Лиля, я уже не слышал.
Зачёт я всё-таки сдал тогда, причём чудом. Преподавателю, видимо, стало меня жаль, или он просто испугался заразиться, ибо я кашлял, как кашалот, и сморкался через каждые пять секунд. Предмет же, который сдал, я не знал нефига!
Но сдача зачёта никак не повлияла на моё настроение, наоборот вспомнилась вся эта бодяга с Лилей, особенно их отношения с Серёгой. Вот что если сейчас Лиля, а не я, жила бы с Александровым? Наверняка дома были бы чистота и порядок, глаженое бельё и вкусная еда. А что имеем мы? Меня, честно говоря, родители особо к уборке не приучили - всё всегда делала мама, у Серёги видимо аналогично, поэтому спустя две недели нашего совместного проживания квартира превратилась в помойку, а жрали мы бомж-пакеты, макароны, яичницу и пельмени, от которых уже тошнило. В общем, совместный быт у нас не шёл совсем, да и виделись мы не так часто как хотелось бы: в нашу группу он так и не перевелся, а после инста у него, как и у меня, была халтура: так как нам никто не помогал, и с деньгами было напряжно. Но мы не ссорились, и только это хоть как-то согревало мне душу и удерживало рядом с ним. Хотя нет, безусловно, не только это, но в последнее время как-то остальные причины совсем позабылись. В эмоциональном плане он так и не раскрылся, и я даже не знал, кем являюсь для него: другом, любовником, просто сожителем? А, может, он и вовсе терпел меня из последних сил? В общем, в голове у меня всё смешалось. И я полностью опустошённый и больной зашёл в нашу съёмную квартиру. Серёга сидел на кухне и ремонтировал чей-то ноут: видимо, халтура плавно перетекла на дом, слишком занятый работой, он не заметил моего присутствия. Я же тихонько зашёл в комнату, всё тело ломило, видимо температура повысилась, и рухнул на не заправленную с утра кровать, немного повозился, зарываясь в одеяло, и отрубился. Проснулся я оттого, что мне было жарко, очень жарко, почти невыносимо. Я чуть приподнялся, вглядываясь в темноту комнаты. Оказывается, Серёга раздел меня до трусов и теперь грел собственным телом, плюс накрыл нас ещё одним особо тёплым одеялом. От моего копошения он проснулся.
