Возьми моё сердце...(СИ) - Петров Марьян (список книг .TXT) 📗
В конце программы дают серьёзные музыкальные вещи, под которые дружно выбрасываются вверх руки, и хриплые вопли подсевших голосов байкеров выражают восторг таланту приглашённых музыкантов. Вылавливаю за руку Ромку с глазами, как у шального, унюхавшегося валерьянкой кота, тяну к себе.
— Может тебе пойти к нам в дом и прилечь? Не хватит на сегодня?
— А уже завтра. Новая доза. — скалятся в полутьме зубы. — Я — в кроватку, а ты — в общагу. Есть еще варианты?..
— Не борзеешь? — глуховато спрашиваю. — Лады, давай со мной. Но пить-курить тебе достаточно, иначе харчи метать начнёшь.
— Боишься, что краснеть за меня придётся? — нервно дёргает плечом, венки на руках и виске набухают. Мне хорошо знакомо это тщательно накопленное выпивкой и кайфом состояние куража, которое прерывать не хочется, а наоборот — дико жаждешь усилить… углубить… обострить ощущения… гуляя по краю и ловя пальцами ускользающее к небесам сознание. У кого из молодых и борзых нет такой проблемы — все уходят в «отрыв», когда располагает ситуация. Я же привёз его веселиться? Так чего ж пытаюсь натянуть поводок. Отпускаю руку пацана и вкладываю меж губ сигарету. Усмешка стекает с Ромкиных губ.
— Надоело в старшего играть?
— Точно. Надоело. Поступай, как хочешь. Я тебе верю.
Последнее звучит странно, но надевает оковы покрепче, чем моя недавняя хватка. Парень пялит помятую футболку, бывшую чалму, пытается разгладить на себе. Выглядит, как из жопы, хоть ты тресни пополам. Молча отдаю Ромычу свою куртку. Она ему, конечно, великовата, но смотрится круто. Опять светится неподдельным счастьем.
Топаем до общаги приличным табуном, по пути двоих засылая к узбеку за шашлыками и в киоск за сухариками. Рома словно всегда был в нашей компании. Меня пугает такая мимикрия. Как у него так получается, располагать к себе доверие людей? Правда через час его либо сильно любят, либо люто хотят выдрать по заднице. Вот, он схлопотал первый беззлобный предупреждающий подзатыльник от Волка, напрягся, а потом чуть ли не верхом запрыгнул на мужика, который, как Бармалей после запоя, выглядит.
Вваливаемся в многоместный домик, врубаем плазму на «Музканале», откуда-то выплывает два ящика пива. Бутылки разбираются влёт. Разгорячённые наоравшие глотки жадно вбирают алкоголь. Я не тороплюсь, делаю пару глотков, усмехаясь благородной отрыжке товарищей. Валера тянет всё внимание на себя, он у нас ИТАР ТАСС, знает обо всех. Кэт и Эжен валяются на сдвинутых кроватях, трутся плечиками, болтают загорелыми ножками. Ебическая сила, когда они успели в шортики-маечки переодеться?!
Носом чую запах травки. Опять раскуривается косячок. Не многовато ли на вечер? Перевожу взгляд на Центрового, тру над верхней губой. Он кивает и коротким рыком велит дурь прибрать. По глазам Ромы вижу, что засранец опять успел ширнуться. Качаю головой, но ему хоть горохом об стенку: ржёт над шуткой, плоской, как сиськи уроженки племени масаи. Короче, гружусь только я. Секунда, и бес уже у девок на кровати. С моей мобилой. Показывает им дорожную фотосессию. Непредставительные для леди-драйв визги-писки — не иначе смотрят тигрёнка на Ромкиных руках. Потом охи-вздохи — ну это точно при виде медвежьей шкуры. Потом…
— Егерь, что ли? Во, бля, живой чертила! — резковатый голос врезается в мой мозг. Блядь! Встаю и подхожу к шумной кучке: около Ромы притёрся темноволосый мужик, и знаю я его… очень давно… Под разочарованный стон женщин, которые на тигру не насмотрелись, забираю сотовый, лицезрею в упор на поднимающегося с места человека из прошлого.
— Хай, Леший!
— Хай, Арап. Не видел тебя на концерте.
— А я не ходил. Это Горин? Где это он отсиживается?
— Арап, тормози! Горин не при делах. Всё давно перетёрли и забыли. Я тоже выжил тогда. До меня доебаться не хочешь? — завожусь, но виду не показываю. Рома кусает губу, вкуривая по ходу, что нехило накосячил, показав фотки не тому, кому можно. Арап скребёт ногтями горло, нехорошо ведёт шеей. Мутный мужик… И тогда был мутным. Не знал, что он вернулся в город. К нему тут же подходят двое с такими же колючими чужими взглядами, перекидываются фразами и вдруг срываются на гогот. Меня это нисколько не успокаивает. Наоборот, всё, как дерьмо, всплывает наружу.
Базируюсь у окошка покурить и продышаться. Ромка подходит почти сразу.
— Что за крендели?
— Арап тоже выжил после бойни на берегу. Как понимаешь, Егеря не совсем любят.
— И что теперь? Они его мочить поедут?
— Мочалки не отросли, — цежу через зубы. — Кир же не овца, стоять и мекать не будет. Предупредить бы его… — делаю глубокую затяжку, меня настойчиво зовут назад в прерванную беседу. — Иди домой.
— Неа. Тут побуду. — бес цепляет большими пальцами карманы джинсов. — Ещё погудим.
Смотрю пристальным взглядом, оценивая его состояние, даю ещё часик на разгул и иду к Валере.
Через полчаса развесёлый бес настаивает на игре в карты с девчонками на раздевание. Его с кровати за шкирку снимает мужик Эжен. Это сигнал к возрождению разума в дурной голове, но на то она и дурная… Рома брыкается и злится. И когда я подхожу, то получаю лягающейся ногой в бок. Пацан остывает, но это лишь малый отблеск вины.
— Не убил?
— Не убил. Сворачивайся. Ищи мою куртку и топай спать. Я тоже скоро за тобой.
— Пойдём вместе. — зрачок поглотил голубую радужку, губы кривятся, осёл, по предмету «Упрямство», должен с Ромки лекции писать.
— Живо спать! Пока на руках не понёс! Завтра ветошью для полировки будешь? — рычу угрожающе. — Бля, ты уже на ногах еле качаешься.
— Ты не лучше.
На нас поглядывают с усмешками: молодые всегда бузят. Но этому-то не восемнадцать. С чего такой протест?
— На публику работаешь? Думаешь, похлопают? — мои глаза сузились.
— Отъебись. — вызов высверливает во мне дыру.
— Как скажешь! — надеюсь… он услышал, как со звоном лопнуло моё ангельское подзатянувшееся терпение.
Ромка
«Злющий сучный мужик!» — первое, что приходит в голову, потом туда приходят мысли, дурман рассеивается, и начинает нещадно трещать чердак. Бля… и как ему объяснить, что после травы не болею, что вместо пива пил чай, и вообще веду себя прилично, а с девчонками договорились, по дружески сошлись. Что в новой компании лучше быть шутом, чем в душу полезут, чего я на дух не переношу. Что от него отходить не хочу далеко, во-первых, потому что плохое предчувствие лишь усиливается, а во-вторых — скормят они меня с Киром тигру, накосячил по-ходу, и как бы боком Лёхе всё это не вышло.
Выпираюсь на улицу, захватив Лёхину куртку. По-английски, но там поймут. Мужики все адекватные, за исключением моего… в смысле, Лешего.
Прохладный ночной воздух отрезвляет голову, вся навешанная на себя лёгкость слетает как мишура. Не отпустило. Должно было. Всегда трава помогала, а тут обратный эффект. И Лёха сам не свой. Скорее всего уже жалеет о своем решении привести меня с собой. И сам расслабиться не может, смотрит за мной, как за дитем малым, забыл наверно, кто пред ним, и дожил же я как-то до своих лет без его спины. Вот как ему это объяснить?..
Пока размышлял — заблудился. Вроде не так много места для манёвров, но палатки эти, чёрт ногу сломит, и темнота. Решил осмотреться, а заодно и продышаться как следует, а то мало ли кому ещё не понравится, что от меня сигаретами (и не только) воняет.
В итоге сам себя накрутил, сам себя успокоил, сам же простил, даже от лица Лёхи, и сам пришёл туда, куда приходить бы не хотел.
Чёртово чувство дежавю полоснуло лезвием по спине. До дрожи. Нервной. Поджигающей остатки терпения как спичка тополиный пух. И то ли виной тому стала моя вымотанность за этот день, то ли просто по накурке отбитый и бессмертия пережрал, но тянет меня в гущу событий, прям магнитом. Не могу пройти мимо. Никогда не мог. Особенно этому способствуют блестящие знакомые глаза в самой куче собравшихся людей — прям, сука, бесят.
— Я смотрю кому-то дорога узкая, разойтись не можете, — вливаюсь в небольшой импровизированный хоровод из трёх толкающихся собравшихся и моего знакомого придурка, растолкав их плечами. Вот если честно, глядя на его майку розовую и рубашку эту распиздяйскую, ещё и глаза подвел, балбес, сам бы вмазал, не зная какой он тонкой душевной организации человек. А этим поровну, у них есть цель, и они к ней идут, благодаря мне — чуть медленнее.
