Я учился жить... (СИ) - "Marbius" (книги бесплатно читать без TXT) 📗
- Ага. Вот сейчас кончу джакузи принимать и пойду. – Огрызнулся он. – Дай пройти.
- Да я даю. Проходи, - кротко отозвался Ясинский, не пошевелившись.
Макар повесил сумку через плечо и попытался обогнуть Ясинского, чтобы оказаться прижатым к дверце кабинки.
- Пусти, придурок! – взбеленился Макар и захлебнулся, потому что его рот основательно и очень агрессивно был накрыт ртом Ясинского. Две секунды, три, пять… Макар пришел в себя, вырвался и сбежал, воспользовавшись его увлеченностью.
Пока Макар добежал до кафе, он успокоился и даже нашел в себе силы улыбаться.
- Макар, у тебя все в порядке? – спросила его Наталья Владимировна, подозрительно оглядывая его.
- Да все в порядке! – вскинулся Макар.
- Волнуешься? – сочувственно произнесла она. – Страшный экзамен?
Макар неопределенно пожал плечами и покивал головой. Он жалобно посмотрел на нее, и она заулыбалась в ответ.
- Все у тебя получится, - сказала Наталья Владимировна, похлопав его по плечу.
- Спасибо! – смущенно улыбнулся Макар и сбежал работать.
Когда смена закончилась, Макар задумчиво снимал фирменные фартук и рубашку. Его мысли настойчиво возвращались к происшествиям дня сегодняшнего. Его уши медленно, но верно разгорались. Разозлившись на себя, он швырнул фартук с рубашкой в корзину, натянул свою майку и понесся домой.
========== Часть 7 ==========
Вечер был уютным; жара отступила, небо было ясным, темно-синим и ласковым. Под стать ему был и гул улицы, в который вслушивался Макар, подходя к дому. Можно было, наверное, еще прогуляться, но к сожалению, экзамен был неотвратим. И от него зависело не то, чтобы очень много, но иметь дополнительный заработок всегда приятно. Поэтому нужно было идти домой и продолжать готовиться, но именно это было на данный момент крайне трудным: Макар не хотел возвращаться домой. Он вертел головой по сторонам, пытаясь найти причину, отмазку, если быть более точным, чтобы задержаться на улице еще немного; увы, она не находилась. Макар засунул руку в карман своих стареньких джинсов и до боли сжал в кулаке связку ключей, словно в этом ощущении он мог найти что-то похожее на искупление. Он угрюмо смотрел на неприметную дверь, через которую возвращался домой, и собирался с духом. Если еще и Глеб будет дома…
Дверь тихо закрылась за ним, но Макар все равно вздрогнул и обернулся, словно чтобы убедиться, что она отсекла его от беспечности прошлой жизни. Он угрюмо осмотрел холл и, опустив голову, побрел наверх. Одна надежда: дома будет он один.
Перед входной дверью в квартиру Макар долго колебался. Ему очень не нравилось ощущение, похожее на угрызения совести, которое заново придавило его по прошествии сумасшедшего утра и хлопотливого дня. Пока он был занят в кафе, времени на размышления да на самоедство особо не было, но потом, когда пришла пора домой топать, он снова пережил это дурацкое утро и этот дурацкий междусобойчик, что возродило дурацкое ощущение неловкости, даже стыда. В квартире он был один, установил Макар, прислушавшись, и с облегчением сбросил кеды и пошлепал на кухню, чтобы перекусить и зашиться в комнате. Хорошо было бы, чтобы Глеб подольше задержался на работе.
Макар пытался оправдать себя. Ну дурак Ясинский, ну хотел его всякими и всевозможными способами достать. Не получилось по-людски, решил по-друговски, чисто для того, чтобы самоутвердиться и его унизить. Думал, наверное, что это Макара заденет, унизит, что ли. Можно подумать! Макар хмыкнул и даже жевать перестал. На его лицо наползла злорадная усмешка: уж чего-чего, а иллюзий на свой счет он не питал. И с девчонками путался, целыми двумя, но с парнями ему понравилось куда больше. Это хорошо, что в его школе был чокнутый парень, и куда лучше было, что он умел молчать. Только пялится в потолок своими водянистыми глазами, обведенными черным карандашом, как у панды, и делает вид, что для него ничего, кроме музыки в наушниках, не существует. Жил Юрка большей частью один, и Макар к нему захаживал редко, но с удовольствием. И все было быстро, прагматично и энергично. Но чтобы еще и Ясинский «по этой же стороне улицы» променады устраивал? Вот тот же Глеб – сразу особо не скажешь, скорей подумаешь, что он вообще асексуальный, но в целом вопросов особых не возникает, потому что похож. Но в случае с Ясинским – ничто ведь не предвещало. Макар сделал себе чай и понесся наверх, чтобы не столкнуться с Глебом, буде тот скоро придет. Почему ему не хотелось Глеба видеть, он не мог объяснить даже под страхом смертной казни, но одна мысль о встрече вызывала странное сосущее чувство где-то внутри, и уши тут же начинали алеть. Думать о Ясинском и злорадно скалиться было куда приятней. Мысль, которую вымучил в себе Макар, оказалась до безобразия приятной: а что если Стасинька не потому до несчастного Макара доколебывался, что почему-то невзлюбил, а потому, что невзлюбил самого себя за то, что Макарушка ему нравится?
Поставив кружку на прикроватный столик, Макар высунул нос в коридор, прислушался и по-змеиному проскользнул в ванную. Став перед раковиной, он уставился в зеркало, пытаясь повнимательней рассмотреть себя. Глебу нравился его нос, как коту нравится кусок газеты на нитке: он не мог пройти мимо без того, чтобы по ему не щелкнуть. И чмокал тоже энергично. А нос прохиндейский – вздернутый, острый, да еще кожа на нем облупилась. Загореть не получилось, кожа-то белая, а обгореть – на два счета. И подбородок острый. Губы шелушатся тоже. А глаза настороженые, как будто он что тот бродячий кот жрет кусок рыбины перед крыльцом и прислушивается: не собирается ли его кто пнуть. И если вот так брать и смотреть, то мысль о том, что Ясинский к нему воспылал любовью неземной, любовью страстной, как минимум глупа. Ну тогда остается неразрешенным вопрос: чего он на него в туалете набросился. И при этой мысли, а еще при других мыслях, которые Макар усердно от себя гнал весь день, его уши снова зажглись. Он недовольно поджал губы, отошел от зеркала и постоял так в ванной. Вроде как у них с Глебом ничего серьезного. Макар честно живет у него за уборку и разные заботы типа закупок. Глеб честно его терпит за эту самую уборку и завтраки, например. И что холодильник не пустой, как в материнском доме («отчим домом», что более традиционно, его язык не поворачивался называть, отца не наблюдалось аж со второго года его, Макарушкиной жизни), тоже ведь дело Макаровых рук. Так что он честно рассчитывается за проживание. Ну а что там в воскресенье было – ну живут все равно вместе, чего бы друг другу не помочь? Только очевидно было, что Глеб принял это совсем не так, как Макар, изменив свое отношение, потеплев и начав проявлять мелкие знаки внимания. И самым дурацким во всей этой истории было то, что Макару нравилось. И в принципе, можно серьезно задуматься о том, чтобы эти их типа отношения как-то усугубить, серьезно к ним начать относиться.
Макар снова опасливо высунул нос в коридор, прислушался и совершил марш-бросок к своей комнате. Там, обложившись конспектами, создав видимость интенсивного интеллектуального труда, чтобы в случае стука в дверь можно было схватиться за что угодно и сделать вид, что он прямо до смерти занят, Макар продолжил невеселый анализ того, из чего была та каша, которую он заново переваривал в себе. За этим неблагодарным делом и застал его Глеб.
Он коротко стукнул в дверь и открыл ее. Макар сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки, угрюмо пялясь в книгу учебникового типа.
- Добрый вечер, - тепло поприветствовал его Глеб, подходя. Макар хмуро зыркнул на него исподлобья. – Мне уже страшно, - шутливо попятился он и опустился на кровать.
- Добрый вечер, - буркнул в ответ Макар. Глеб потянулся, очевидно чтобы чмокнуть его куда-нибудь, но Макар отпрянул и возмущенно заворчал: - Ну вот что ты лезешь? И слюнявишь, как будто девчонку! Что я тебе, игрушка?!
- Ни в коем разе, - усмехнулся Глеб, с интересом заглядывая в его записи. – Не хочешь составить мне компанию за чаем?
Макар осторожно принюхался.
