Рисунки На Крови - Брайт Поппи (прочитать книгу txt) 📗
В шестнадцать лет, через два года после побега из дому, Зах бросил школу и начал искать чего получше. Он сразу понял, что хакерство — это по нему. Поначалу у него была только дешевенькая писишка с медленным модемом, но, болтаясь по доскам объявлений электронного подполья, на которые вывела его программка автонабора, он задумался о других сетях, секретных системах и базах данных, которые якобы спрятаны, но на самом деле прямо здесь, под носом, искусительно вибрируют за тонкой мембраной команд и паролей.
Свободная информация и деньги — если только сможешь до них добраться. Зах вскоре обнаружил, что может. И это было до смешного просто…
Но если тебя поймают, скажем, на краже денег у компаний кредитных карточек или на взламывании систем “Сауферн Белл”, которую фономаньяки и хакеры любовно звали “гестапо”, это может стоит тебе десяти лет в федеральной тюрьме. Конечно, скорее всего отсидишь только полсрока или даже меньше, но сама мысль хотя бы об одном дне в кутузке была невыносима для большинства хакеров: воображение рисовало им образы огромных татуированных насильников-педофилов и маньяков-убийц, рвущих им лилейные задницы, а потом ломающих им хрупкие шеи.
Колени у Заха подкосились, и он съехал по косяку на пол. Он сам не заметил, когда сбросил кроссовки, и теперь зеленая плитка благословенно холодила подошвы ног. В круглом зеркале над раковиной ему было видно отражение пустой комнаты, а вода из капающего крана прочертила на фаянсе следы, похожие на отпечаток ржавых слез. На полочке у зеркала — синяя керамическая кружка с двумя зубными щетками, пурпурной и черной. Лишнюю он держал для Эдди, когда им случалось смотреть за полночь ужастики или напиться столь любимым Эдди дешевым бурбоном.
Ничего такого в этом не было, ничего сексуального, даже бессмысленного по пьянки лапанья. Зах слишком хорошо к Эдди относился.
Не в том дело, к кому он как относится. Придется удариться в бега, поиграть в одинокого волка. Да, хакеры боятся тюрьмы, и многие из них, когда их прищучат, становятся стукачами. Но большинство сделают все, что в их силах, чтобы помочь собрату по преступлению, — если это не будет угрожать им самим. Он общался с другими пользователями “Мутанет” уже больше года; бывать там было как знакомиться с завсегдатаями странной тусовочной кофейни. Он доверял Зомби так же, как и другим своим удаленным друзьям, знал, что Зомби не бросил бы ему подобную мессагу, не будь его наводка надежна.
А она, нет сомнений, надежна. На хвосте у него может быть сколько угодно ужасных компаний и агентств: если тебя поймают на краже, они попытаются тебя уделать. А он крал, и много.
И надо, пусть с ворчливым неудовольствием, признать, что его все же манит мысль убраться из города до заката. Новый Орлеан был единственной в его жизни постоянной. Но разве не бывало у него зуда путешествий? Разве не подумывал он временами о том, чтобы просто побросать пожитки в машину и двинуть дальше?
Конечно, подумывал. Все об этом думают, даже обычные люди с перезаложенным втрое имуществом, счетами от протезиста и обязательствами перед всем и вся, кроме того, что они хотят на самом деле. Все мечтают об открытой трассе, что как черная атласная лента разворачивается из-под колес. Это у Америки в крови, это что-то вроде расовой памяти. Но большинство так этого и не делает. Их привязывают к месту друзья, собственность, привычки. Если долго сидишь па одном месте, начинаешь пускать корни.
И все же возможность всегда остается, всегда открыта: просто встать однажды и отправиться в путь. Это то, о чем часто думаешь, но редко делаешь.
Пока тебя не вынуждают.
Зах чувствовал, как внутри него темными соцветиями начинают распускаться мириады возможностей. Аромат этих цветов будоражил: запах незнакомцев, неизвестных мегаполисов и городков, тонкий букет приключения и его двойника — опасности.
Ему всего девятнадцать, и он хочет узнать в этом мире все, что стоит узнать, все попробовать и испытать, каждое ощущение, впитывая мир в себя точно виски. Его не сломить, не пригнуть к земле. Что с того, что Они идут по его следам; безликие создания теней, бесконечно зловещие Они, которые, похоже, являются архетипом исключительно американских страхов: темные плащи, глаза, горящие из-под обвислых полей черной федоры, в руке — значок со вписанным в герб ужасающим акронимом ФБР или АНБ; или еще того хуже — герб приближается к тебе будто раскаленный прут, чтобы выжечь свое клеймо у тебя на лбу. У каждого из знакомых Заху хакеров, у каждого фономаньяка, у каждого интеллектуального преступника были свои видения и кошмары о Них.
Но одно то, что Они взялись за него, еще не означает, что Они могут его поймать.
Зах осознал, что руки у него сжаты в кулаки, а сердце болезненно бьется. Такое с ним иногда случалось от возбуждения. Однажды возбуждение, наверное, прикончит его, но Зах пристрастился к нему, как наркоман. Силой воли он замедлил пульс, заставил себя разжать руки со смятым “Склепом Нерожденного”. Стоило снять фильм ужасов, подумалось ему; жаль, что кто-то профукал роскошное название на какую-то пропаганду антивыбора — а чем еще могло быть такое чтиво со всеми его цветными фотографиями порезанных на кусочки зародышей в лужицах собственной запекшейся крови.
Смяв брошюру в ком, он запустил им через всю комнату, поднялся на ноги, потряс головой, чтобы снять головокружение, проверил равновесие. Круто. Ну, была у него тут пара скверных минут, но сейчас он готов к следующей серии Грандиозных Приключений Захарии Босха.
Зах не знал, полезно ли это — думать о своей жизни как о кино, но уж конечно, это помогало сохранять рассудок.
Четырнадцать кварталов улица Бурбон идет через Вьё Кар, начинаясь более или менее на севере, у широкой авеню под названием Эспланада. На этой стороне Французского квартала Бурбон — традиционная и модная улица, она вымощена брусчаткой, обрамлена затемненными барами с местным колоритом и студиями по невероятно взвинченным ценам; в жаркие ночи здесь тусуются парни, потеющие в откровенно обтягивающей черной коже.
Средние кварталы Бурбон — наполовину пестрый карнавал, наполовину машина по вышибанию денег из туристов: мишура и блеск Марди Гра круглый год на продажу, пластиковые стаканчики с пивом и запотевшие “дайкири” и “ураганы”, которые продают прямо на тротуаре, стойки с футболками, открытками, пластмассовыми крокодилами и мумиями; “наборы для вуду Н'Оулин-сау” соседствуют с витринами презервативов с блестками, галстуков-пенисов, вибраторов из латекса кричащих расцветок. Здесь — крупные стрип-клубы с роскошными девахами и зазывалами у дверей, бары со вспышками неоновых вывесок и бесконечными фирменными коктейлями, несколько знаменитых ресторанов и уйма подделок всех мастей. В задней комнате любой сувенирной лавки вам предложат амил нитрит в сочетании с прочими вредоносными веществами, включая и те, от которых голова как будто срывается с плеч, и те, что заполняют череп ослепительным, бесконечно расширяющимся светом.
Но на другом конце Бурбон, на том, что упирается в Канал и муравейник небоскребов даунтауна, над улицей повисли иные миазмы. Атмосфера затхлой сомнительности здесь какая-то вневременная: атмосфера болезненной тайны. Город тучей нависает над старыми зданиями квартала, отчего те кажутся маленькими, серыми и слегка поблекшими. В барах здесь не подают фирменных коктейлей с забавными названиями, но выпивка здесь дешевая и крепкая.
