Нужно с кем-то просыпаться (СИ) - "Amycus" (читать книги TXT) 📗
У Тимура в квартире было совсем иначе. Здесь жили и получали от жизни удовольствие, и это чувствовалось во всем: в цвете обоев, в мягком свете люстры, в вышитых салфетках на полках шкафа.
Тим вежливо расшаркался в ответ на похвалы, быстро достал вино, принес бокалы, тарелку с нарезкой, вазочку с конфетами и все время бросал на Мишку странные взгляды, под которыми хотелось сжаться и насупиться. Раньше он был естественным, а сейчас как-то неуловимо изменился, будто роль играл, и Мишке стало немного не по себе.
Тим наконец перестал суетиться, сел на диван, поджав под себя ноги, и поднял свой бокал, криво улыбнувшись.
— Твое здоровье.
Мишка только молча улыбнулся и выпил. Держать себя в руках было трудно: Тимур сделал глоток и облизнул губы, после чего положил свободную руку на колено и похлопал четыре раза. Пальцы у Тима были длинные, с крупными овальными ногтями, вполне себе руки парня, этим и понравились. Мишка представил эти пальцы в себе и чуть не пролил на себя вино.
— Я тоже нервничаю, — сказал Тим спокойно. — Расслабься. Или давай расслабимся вместе.
— Я просто... — Мишка взглянул на него и, поставив бокал на стол, машинально облизал пальцы. — У тебя возникало когда-нибудь чувство, что можно и нельзя одновременно?
— Да, и я не хочу об этом говорить, — угрюмый Тимур снова разлил вино и провел рукой по волосам. — Как твоя работа?
— Хорошо, — Мишка с радостью ухватился за тему. — Правда, я нифига не понимаю пока, образование все-таки не совсем то. Но обещают отправить на курсы. Знаешь, я никогда еще не чувствовал себя таким бесценным сотрудником. Хочется что-то делать и делать хорошо.
— Круто, — Тимур залпом допил вино и сложил руки на груди.
Мишка обратил внимание на капельку пота на его виске и поспешно схватил бокал.
— Рекламу сухариков утвердили. Скоро увидишь по телеку, — сказал он. — А у вас уютно. У моих родителей — не особенно, — пожаловался он и рассказал о Викторе.
Тимур слушал внимательно и вежливо. Точно так же, как до того — о сухариках, будто Виктор был не тем, кто занимал важное место в жизни Мишки, а просто приятелем, о котором занятно послушать. Хотелось, чтобы ревновал. Хотя бы немного. Но Тим задавал вопросы. Тим кивал. Тим наливал вино и был молчалив, как обычно.
А потом взял в руку пустую бутылку и сообщил, что дома есть только водка, поэтому или напиваться, или прощаться, или идти за следующей.
— Ты хочешь прощаться? — спросил Мишка.
— Не знаю, — ответил Тимур после заминки.
— Тим, я не буду к тебе приставать. Я обещал.
Тот уткнулся взглядом в бутылку, а потом молча отвернулся. Мишка никогда не считал себя психологом, но сейчас отчетливо понимал, что это не смущение и не отрицание.
И никогда еще не было чувства, что ему самому предоставили выбор.
— Пойдем за вином? — тихо попросил Мишка. — Прогуляемся, развеемся.
Тимур кивнул и, не глядя на него, вышел из комнаты. А когда вернулся, Мишка мысленно ударил себя по рукам — одного взгляда было достаточно, чтобы в паху стало горячо и тяжело. С ним творилось что-то странное. То ли дело было в том, что нельзя, то ли в самом Мишке — он очень хотел обнять Тимура, но боялся.
На улице было прохладно, и свежий воздух отлично прочищал мозги. Говорить было сложно: Мишке казалось, что любое слово разрушит это ощущение легкости или спугнет Тимура. Хотелось пялиться на его губы, кайфовать от одного только воспоминания о поцелуе, предвкушая вероятное продолжение, и ловить ответные взгляды. Тимка отводил глаза, смущался и даже пару раз споткнулся; одна только мысль о том, что он хочет того же, вызвала резкий всплеск возбуждения. Никогда раньше Мишка не получал подобного мазохистского удовольствия, и ощущение было странным и приятным одновременно.
Они молча дошли до магазина, там обменялись только фразами о том, какое брать и нужна ли закуска, и вышли на свежий воздух. Тимур тут же закурил и протянул Мишке пачку.
— Будешь?
Миша, сам не зная почему, потянулся к его сигарете. Нет, он потом понял — смотрел на губы, на то, как Тимур прикуривал, и протянутую пачку не увидел вовсе. Только спустя пару минут осознал.
— Д-да, спасибо, — он быстро исправил оплошность, достав сигарету из пачки. Его трясло.
До дома было идти минут десять, и Мишка вдруг подумал, что больше всего хочет не поцелуев или секса, а просто взять Тимура за руку и пройтись ним по темной улице. Тут же вспомнились все старые страхи: нельзя, они мужчины, если кто-то увидит — оба могут оказаться в реанимации. Или в морге.
С трудом сглотнул и посмотрел на Тимура, тот выглядел задумчивым.
— Тимыч, какое у тебя хобби? Что ты в этой жизни любишь и как развлекался... — Мишка чуть было не ляпнул "до меня", но во время остановился.
— Находить неприятности на свою задницу, — хмыкнул тот и направился в сторону дома, а Мишка смотрел на эту самую задницу и чувствовал себя последним дебилом. Если раньше казалось, что Тимур простой, как валенок, то этим вечером тот постоянно менялся: то смущался, то вел себя развязно, даже нагло, то замыкался. Его невозможно было загнать в какие-то рамки, дать классификацию и пристроить на полке.
Мишка был обескуражен.
Они молча дошли до дома, поднялись на лифте, зашли в квартиру, и Мишка продолжал испытывать ощущение, что все не так, но пересилить себя и уехать домой не мог. И не хотел. А потом открыл рот и начал говорить – с ним часто бывало такое, что речь лилась ручьем в моменты, когда стоило бы заткнуться. Само собой получилось рассказать то, что не знал даже Джоник: про отца, которого он сам нашел в сети два года назад, с которым ездил встречаться, и понял, что зря плохо относился к матери и отчиму. Про то, что мизантроп, несмотря на внешнее жизнелюбие. Про начальника Петюню, который заебал своими гомофобными высказываниями, и о том, что Петюня наверняка догадывается о его предпочтениях.
Тим вежливо кивал, но выглядел так, будто не слушает. Они сели на диван, снова откупорили бутылку, и вдруг Мишка понял, что завод кончился. Тимур смотрел на него взглядом, который с ног валил, и ничего умнее в голову не пришло:
— Поцелуй меня, — сказал он сдавленно.
Тим махнул головой.
— Давай пить.
Мишка уселся на диван и откинулся на спинку, закрывая глаза. Вино немного сушило рот, хотелось курить безостановочно, а еще — чтобы Тимур...
— Мне и так сносно, — заговорил Мишка, не открывая глаз. – Не хочу пить. С тобой очень уютно молчать и думать о своем. Например, я вспомнил о Никитосе. Он хотел нас видеть, и мне стоило больших трудов убедить его в том, что мы не встречаемся. И знаешь, что? Он говорит, ты ему понравился.
— Странно, что он вообще меня запомнил. Он же в хлам был.
— В начале вечера — еще ничего, — пожал плечами Мишка. — А потом надрался. Это как люди, долго не бывавшие на родине, целуют у трапа самолета землю, а наш Никитка отметился в родном клубе.
— Да я не осуждаю, — Мишка открыл глаза. Тимур сел рядом, хотя весь вечер старался отсесть подальше. — Я ему даже сочувствую. Только понять не могу, если твой Джоник такой мудак, то как ты можешь считать его лучшим другом.
— Он не мудак. Они с Никиткой всегда так общались: бросали друг друга по сто раз в неделю, а потом взрывали мне мозг. Нормально, — он повернулся к Тиме, но смотрел рассеянно. — Иногда я думаю, что нас с Джоником связывает и понимаю: мы два одиночества, которым уютно молчать.
— Может, вам стоит сойтись? — Тимур вытащил сигарету и, несмотря на то, что сам запретил курить в комнате, прикурил. — Похоже, вам бы было хорошо вдвоем.
Теперь Мишка смотрел внимательно.
— Он мне не нравится.
— Не нравится в каком плане?
Губы сомкнулись на букве "п", рот приоткрылся на "ла" и дрогнул на последнем слоге. Мишка вытащил из пальцев Тимура сигарету и сделал глубокую затяжку.
— Я его не хочу. Целовать его губы. Касаться его. Не хочу сорвать или хотя бы просто снять с него одежду. Не хочу взять в рот его член.