Серое, белое, голубое - Моор Маргрит (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Это было в августе. Раскаленная добела дорога в горах, Нелли, изучающая карту. «Сен-Поль-ле-Жен. Ле-Розье. Поворот налево в сторону Але», — она дает указания всегда вовремя. Нелли сидит вполоборота к Габи, время от времени улыбается ему. Тот болтается в подвесном креслице из льняной материи на заднем сиденье и, разумеется, на ее улыбки не отвечает. Когда дорога начинает резко забирать вверх, Габи принимается шипеть, и так минут пятнадцать, а то и все полчаса. На прямых участках дороги он смотрит в окно. Видишь гранитные утесы, они похожи на гигантские гребни, видишь луга, трава на них выгорела, стала желтой, а вон овечьи стада пасутся под каштанами? Он в ответ на все вопросы только машет ручкой перед глазами. Этим летом они впервые поехали в отпуск всей семьей, так решила Нелли. Получится, вот увидишь, сказала она, все будет хорошо. Под «все» она имела в виду их необычного ребенка.
— Это вот там.
Она сдвинула на лоб солнечные очки и указала направление. Как раз вовремя, чтобы не промахнуться, он увидел небольшую расщелину в скале, развернул руль, прибавил газу, дорога здесь крутая, вся в кочках и ухабах, шипение за его спиной становится угрожающе громким; ничего, мальчик, потерпи, да, мы скачем как козы, ползем как змеи, все выше и выше, вот только сейчас из-под колес выскочило какое-то зеленое существо, не подвели бы тормоза, вот наконец-то укатанная площадка. Эрик останавливает машину рядом со стареньким «рено». Страшно жарко, они буквально выскакивают из машины. Эрик опускает Габи на землю и берет его ручку в свою. Они взбираются на кручу. Воздух неподвижен, в зарослях полевых цветов стрекочут кузнечики, над тропинкой нависла скала, все громче звучит какой-то странный, непонятный звук, словно ударяют металлом по металлу: бум-бум-бум.
И вот они на хуторе. Под сенью густой листвы Магда качается на стареньких проржавевших качелях. Она думает о чем-то своем — и вдруг поднимает глаза и видит их.
— Вас плохо встречают?
Нет, нас очень хорошо встретили. Оказалось, что Магда уже немного говорит по-голландски. Роберт похудел, загорел, приобрел гордый вид. Вскоре мы все уже сидим на кухне, похожей на старинное укрепление, за столом, на котором выставлен овечий сыр, приправленный чесноком салат, паштет из лесных грибов, ветчина, оливки и маслины, пирог из каштанов, хлеб, мед из клевера и целый кувшин охлажденного розового вина. Что до меня, так я в считанные минуты опьянел самым приятным образом.
С удовольствием поглядываю я на всю компанию, состоящую сплошь из значительных личностей, включая Габи, который глядит перед собою, ритмично покачивая головой. А, вот оно что: на комоде стоят часы с медным маятником. Роберт отодвигается назад вместе со стулом. Берет две рюмки и бутылку, наполненную до половины прозрачной жидкостью. Эту бутылку он подносит к самому моему носу, на дне лежит мертвая мышь.
— Живая вода святого Иосифа, — поясняет он. И приглашает: — Пошли, я покажу тебе свои работы.
Не отставая от Роберта ни на шаг, Эрик прошел с шумом и грохотом по какой-то лестнице и неожиданно очутился в темной, прохладной комнате. Пахло сыростью и красками, и взгляд его заскользил по стенам, углам, черным балкам перекрытий, мастерская раньше представляла собой сарай, уходящий наполовину в вырубленную в скале нишу. Роберт открыл круглые окошки, в комнату хлынул свет, и все холсты, прислоненные к стенам и установленные на двух подрамниках, стали излучать свет и тепло. Эрик в смущении огляделся вокруг. Пейзажи, натюрморты, обнаженная натура, портреты. Какое-то время его глаз воспринимал лишь мелькание голубых, серых, желтых и белых мазков. Он понимал, что как-то должен обозначить в словах свои впечатления, — Роберт протянул ему бокал с выражением вопроса на лице — ну как? — Боже правый, он и понятия не имел, что на это сказать.
Я долго буду помнить вкус того мышиного ликера — вкус зерна, солнца и маленького дикого зверька. Эрик отпил несколько глотков и, очевидно уже совсем пьяный, попросил еще.
— Разве не поразительно, что мазки краски на холсте рождают в голове едва уловимые ассоциации: то гора, то женщина, то яблоки? Понаблюдай-ка внимательно. Разве эти цветовые пятна хоть в малейшей степени схожи своей формой и размерами с настоящей горой, с настоящей женщиной?
Казалось, эти слова пришлись Роберту по душе. Он отвернулся, зашагал взад-вперед по комнате с бутылкой и стаканом в руках и наконец посмотрел на Эрика с решительным выражением лица. Тот догадался, что сейчас последует глубокомысленная теория.
— Единственное, что остается художнику, это противопоставить сущности вещей, скажем, истине яблок, горы или дерева, другую истину. Она, к примеру, может выражаться в логичной системе цветов.
Захмелевший Эрик бросил взгляд наружу. За окнами живописно простирался горный хребет, его серые очертания постепенно переходили в синий цвет. Нетрудно было догадаться, что за ним пролегают земли, где летают совы и парят горные орлы, где живут скорпионы, прячутся рыси, пасут овечьи стада пастухи. И все это существует на самом деле, хотя и невидимо для глаз.
Он пробормотал что-то вроде: «Разум и джунгли», на что Роберт парировал, что, дескать, разум тоже дик.
— Он страшнее, чем когти зверя.
Лишь теперь, вспоминая, он осознает, что этот тон победителя внушал ему легкое отвращение. Может быть, он завидовал возвышенным мыслям друга? Роберт рассказывал о том, как он принуждает вещи устанавливать с ним связь.
— Это своего рода любовная связь, и не смейся. Если надо, я силой могу принудить их к откровенности, к раскрытию их тайных секретов. Как тебе эта штука? Сильна, правда? В глазах местных жителей мышь символизирует верного Иосифа.
Эрик ничего не ответил. Он рассматривал картину, которая стояла прямо перед ним на подрамнике, это был женский портрет в полный рост. Хотя сходства было мало, моделью явно послужила Магда. Портрет состоял из грубых плоскостей, нанесенных не кистью, а мастихином, он казался — в большей степени, чем пейзажи и натюрморты, — отражением сути творческого процесса, лихорадочным поиском, борьбой со светом и цветом.
Эрик спросил:
— А разве ты не можешь любить предметы или женщину, не стремясь сделать их своими?
Роберт показал рукой в направлении окон. Он отстаивал свою точку зрения со страстью. Нет, это невозможно. Он так не умеет и не хочет. Каждый пытается овладеть вещами, которые видит и которыми восхищается. Человек жадное существо. Допустим, я говорю себе: «Мне нравится этот пейзаж». Это значит, что я считаю его своим. Я вбираю его в себя зрением и мозгом, а мои руки переносят его в новую сложную систему.
Он оглядел холсты почти со злостью.
— Кобальт, изумрудный кобальт, серый, серо-белый, умбра, красный — все это не что иное, как мое личное восприятие округлости, мягкости, глубины.
Какое-то время они пили молча. Эрик уселся на круглую высокую табуретку, он и сейчас еще помнит, как приятно было ощутить спиной прохладу. Роберт непринужденно облокотился о подоконник.
Оторвавшись от воспоминаний, Эрик отвечает на вопрос полицейского:
— Вопрос непростой, менеер. Но, по-моему, да, он в то лето был очень счастлив.
На Роберта вдруг напал приступ смеха. Когда он наконец успокоился, то посмотрел на Эрика и сказал:
— Порой мне кажется, что жизнь — это всего лишь хаос, с которым мы появляемся на свет.
Он долил в рюмки остатки ликера. Эрик видел мышь, скользящую по стенке вверх и вниз и наконец осевшую на дне как кусок серой тряпки.
В тот теплый звездный летний вечер Габи качался с Магдой на качелях, сидя у нее на коленях и обхватив ручонками ее руки. Он не знал, что она женщина и вообще человек, его это не интересовало. Габи интересовал космос у него над головой, космос, который нельзя схватить руками, но который можно вобрать в себя глазами и попробовать на вкус точно так же, как еду и питье. Снизу из долины поднимались запахи напоенного солнцем дня, разогретого за день цветущего майорана. Ни дуновения ветерка. Да и звуки почти не слышны. Лишь издали доносится одинокий лай собаки, немногословные реплики людей, которые после ужина вышли посидеть на улице, и еще скрип качелей. Магда опускает ногу на землю и смотрит на созвездия в небе, у нее возникает желание назвать вслух те из них, которые она знает. Большая Медведица… Малая Медведица… Кассиопея… повторяет за ней без труда ребенок шизоидного типа. Таких детей интересуют небесные тела, облака, высокие башни, им нравится смотреть в маленькие дырочки, сквозь стекло, сквозь каплю слюны. К примеру, они берут веревочку, натягивают ее за оба конца и начинают медленно водить у себя перед глазами, при этом смотрят то на то, что под ней, то на то, что над ней. Такие дети не любят зеркал, не любят фотографий, если на них пристально посмотреть, они немедленно отводят взор…
