Вояж - Стил Даниэла (полные книги .TXT) 📗
– Слушайте, – обратилась к ней Мэдди, – у нас здесь другие правила. Не знаю, что вам нужно, но сначала вам придется поговорить с кем-то еще и только потом – со мной. – Голос тверд и спокоен. Палец – на тревожной кнопке, но сердце бешено колотилось. – Что у вас за дело ко мне?
– Просто разговор на пару минут… – Казалось, девушка вот-вот расплачется, да и пончики куда-то делись.
– Не знаю, смогу ли вам помочь, – неуверенно проговорила Мэдди. Ей пришла мысль, что визит незнакомки как-то связан с ее участием в комиссии по насилию против женщин или с каким-то ее телесюжетом. Возможно, девушка решила, что найдет у нее сочувствие. – Так в чем дело? – спросила она, немного оттаивая.
– В вас, – ответила девушка дрожащим голосом. Руки ее тряслись.
– В каком смысле? – осторожно спросила Мэдди. Что еще за новости?! Сердце странно сжалось, словно в предчувствии чего-то нехорошего.
– Я думаю, вы – моя мать, – произнесла гостья шепотом, так тихо, что слова трудно было разобрать. Мэдди откинулась в кресле, будто от удара кулаком.
– Что?! Что вы несете?! – Мэдди побелела от гнева, теперь у нее самой задрожали руки, палец с трудом попадал на тревожную кнопку. Неужели бедняжка и впрямь умалишенная? – У меня нет детей.
– И никогда не было? – У девушки дрожали губы, в глазах уже появилось разочарование. Трехлетние поиски матери, похоже, снова завели ее в тупик. Несколько раз она уже ошибалась. – Никогда – никогда? Меня зовут Элизабет Тернер, мне девятнадцать лет, родилась пятнадцатого мая в Гетлинберге, Теннесси, в Дымных горах. Кажется, моя мать была родом из Чаттануги. Я поговорила со всеми, с кем только могла. Все, что я знаю, – она произвела меня на свет в пятнадцать лет. Думаю, ее звали Мадлен Бомон, но не уверена. Один человек из тех, с кем я говорила, утверждает, что я – вылитая она.
Недоверчиво глядя на девушку, Мэдди убрала палец с кнопки и положила руку на стол.
– Почему вы решили, что ваша мать – я? – спросила она, стараясь не выдать волнение.
– Не знаю… Вы из Теннесси, я прочла это в интервью, ваше имя – Мэдди, вот я и… Кажется, я немного на вас похожа… Знаю, это звучит по-дурацки. – От напряжения и страха нового разочарования девушка все-таки расплакалась. – Наверное, мне просто хотелось, чтобы это оказались вы. Я смотрю вас по телевизору, вы мне нравитесь.
В кабинете воцарилась оглушительная тишина. Мэдди оценивала ситуацию и ломала голову, как поступить. Чем дольше она смотрела девушке в глаза, тем больше чувствовала, как внутри у нее рушатся стены, как освещаются закоулки памяти, которые она годами гасила, считая, что никогда больше не позволит себе подобных чувств. Но процесс был запущен, и уже никто не в силах был его остановить. Мэдди могла решить вопрос: достаточно было сказать, что она не та Мадлен Бомон, что в Теннесси их пруд пруди, хотя ее девичья фамилия действительно Бомон. Ей ничего не стоило сказать, что она никогда не была в Гетлинберге, что ей очень жаль, и пожелать бедняжке удачи? Но, взглянув еще раз на девушку, она поняла, что не может так с ней поступить.
Мэдди молча встала, заперла дверь в кабинет и обернулась к той, которая утверждала, что она – тот самый ребенок, от которого Мадлен Бомон отказалась в пятнадцать лет в надежде никогда больше не увидеть. Ребенок, по которому она годами рыдала, годами тосковала, о котором больше не позволяла себе думать. Ребенок, о котором никогда не рассказывала Джеку. Он знал только об ее абортах.
– Откуда я знаю, что это именно ты? – спросила Мэдди хрипло. Она была близка к обмороку от смешанных чувств раскаяния, страха, вернувшейся боли. Родив ребенка, Мэдди больше не видела его, да и держала на руках один-единственный раз. Девушка могла быть кем угодно: ребенком присутствовавшей при родах медсестры, дочерью соседа, вздумавшего ее шантажировать ради денег. Были люди, знавшие ее тайну, и Мэдди всегда была признательна им за молчание. Сколько лет она прожила в тревоге!
– У меня есть свидетельство о рождении, – пробормотала девушка, доставая из сумочки свернутую бумажку, обтрепанную и выцветшую. Вместе со свидетельством она отдала Мэдди маленькую фотографию младенца, на которую та уставилась, держась за стол, чтобы не упасть. Точно такую же фотографию ей вручили тогда в родильном отделении больницы: краснолицая новорожденная в розовом одеяльце. Мэдди много лет хранила ее в бумажнике, но в конце концов выбросила из страха, что ее найдет Джек. Бобби Джо знал ее тайну, но ему было наплевать. Многие их знакомые рожали нежеланных детей и отдавали на усыновление, с некоторыми это случалось еще раньше, чем с ней. Но Мэдди тщательно хранила этот свой секрет.
– Ребенок, ну и что? – холодно продолжала она. – Ты могла взять эту фотографию у кого-то другого, даже из больницы. Она ничего не доказывает.
– Если бы вы согласились, что я могу быть вашей дочерью, можно сделать анализ крови, – разумно предложила девушка. У Мэдди от жалости к ней разрывалось сердце. Она совершила подвиг, но Мэдди не спешила раскрывать ей объятия. Ведь девчонка вздумала разрушить ее жизнь, напомнить ей о том, что она столько лет пыталась забыть. И как теперь объясняться с Джеком?
– Присядь на минутку, – предложила ей Мэдди и сама опустилась в кресло рядом. Как ей хотелось до нее дотронуться! Отцом девушки был старшеклассник из школы, где училась Мэдди, они даже не были толком знакомы, но он ей нравился, и они пару раз встречались после очередной ее ссоры с Бобби Джо. Парень погиб в автокатастрофе через три недели после рождения ребенка, к тому времени она уже отказалась от младенца. Она так и не сказала Бобби Джо, кто отец девочки, а тому и не было до этого дела, хотя он раз-другой поколотил ее по этому поводу, ставшему просто очередной причиной для избиений после женитьбы.
– Как ты сюда попала, Элизабет? – Мэдди произнесла ее имя с большой осторожностью, как будто само его звучание могло предопределить судьбу, к которой она еще не была готова. – Где ты живешь?
– В Мемфисе. Я приехала на автобусе. Я с двенадцати лет работала, копила деньги. Я всегда хотела найти свою мать. Отца тоже пыталась найти, но о нем мне ничего не удалось узнать. – Она по-прежнему не представляла, что ей ответит Мэдди, и поэтому страшно нервничала.
– Твой отец погиб через три недели после твоего рождения, – тихо заговорила Мэдди. – Хороший был паренек, ты немного на него похожа. – Но с матерью у нее было гораздо больше сходства: тот же цвет кожи и волос, те же черты лица. Мэдди чувствовала: отвергнуть дочь она уже не сможет, даже если бы очень захотела. Покоя не давала мысль о том, как подадут эту историю таблоиды.
– Откуда вы про него знаете? – Элизабет смотрела на Мэдди неуверенно, еще не до конца поняв смысл услышанного. Она была сообразительной девочкой, но происходящее стало для нее слишком сильным потрясением, впрочем, как и для Мэдди. Обеим сейчас было сложно мыслить трезво.
Мэдди долго смотрела на гостью. Только что осуществилось ее самое заветное тайное желание, хотя еще не было уверенности, что это не розыгрыш, не шантаж и не кошмар, а девушка не окажется самозванкой; последнее, впрочем, выглядело маловероятным. Мэдди собралась что-то сказать, но вместо слов у нее вырвалось рыдание. Девушка в соседнем кресле очутилась в ее объятиях. Прошло много времени, прежде чем она сумела вымолвить слова, которые уже не надеялась произнести никогда в жизни:
– Я твоя мама…
Элизабет вскрикнула и закрыла ладонью рот. С полными слез глазами она уставилась на Мэдди, потом прильнула к ней. Они долго сидели так, сжимая друг друга в объятиях и обливаясь слезами.
– Боже, боже, я и не думала, что это окажетесь вы… Просто хотела попытать счастья… Господи!
Они раскачивались вместе, не разжимая объятий, и никак не могли наглядеться друг на друга. Элизабет улыбалась сквозь слезы, Мэдди от потрясения совсем перестала соображать. Она знала одно: произошло чудо, мать и дочь обрели друг друга. Что с этим делать, как быть дальше, она понятия не имела. Прошло столько лет – и жизнь предстояло начинать заново.