Серое, белое, голубое - Моор Маргрит (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗

Вначале эта ситуация его даже успокаивает. Магда вернулась домой — такая же, как и прежде, — и все опять пошло своим чередом. Вновь на бюро с закругленным краем в боковой комнатке высятся стопкой словари и справочники. Если он чуть раньше обычного возвращается домой, то видит ее у окна, она курит и о чем-то размышляет, рядом с ней — недопитая чашка чая. Порой звонит телефон, и она с кем-то оживленно беседует. Кто это звонил, спрашивает он чуть позже. «Завтра к нам придут проверить все газовые аппараты, колонку в ванне, на кухне и маленький обогреватель», — серьезно объясняет она. Он кивает, но мысли его уже далеко, его отвлекает странный вкус во рту, который в последнее время все чаще беспокоит его в самые непредвиденные моменты. Это скользкое, тягучее ощущение, может быть, жажда, может, страх, сначала сосет под ложечкой, потом захватывает нёбо, всю полость рта и переходит в горло, носоглотку, избавиться от этого можно, только глотнув виски прямо из бутылки. В дом опять вернулась жизнь. Часто раздается звонок в дверь. «Получите чистое белье». «Вы заказывали рассаду». «Менеер, я представляю Движение распространения веры». Роберт не совсем понимал, почему все эти люди и просто односельчане вдруг так дружески к ним расположились — по крайней мере в тот первый период. Это внушало тревогу. Ведь все идет как обычно? Стоит обычное погожее лето, они часто рано утром ходят на море купаться. «Пошли, — говорит Магда, выныривая из-под волны, — на завтрак получишь харинг [5]». Возле рыбной палатки на набережной он смотрит на нее так же, как смотрят на дрессированного медведя на ярмарке. От соленой воды веки, губы и ногти стали у нее нежно-розовыми. Может быть, поэтому продавец дает им в придачу бесплатно соленый огурец с горчицей? И почему его дергают за рукав, после того, как они с Магдой накупили на рынке раков и ярких цветов? Это крестьянка предлагает им головку белого как снег козьего сыра собственного изготовления. Обтрепанная слабоумная старушка молча показывает им на пучок укропа, а потом — локтем и рукой — изображает что-то шутливо-неприличное. Не найдя, что сказать в ответ, Роберт поблагодарил ее поклоном.

Они вплывают в осень, за ней в зиму. Теперь, если они с Магдой заходят в магазин, то разговоры про погоду сразу умолкают, никто не удивляется больше безветрию, какого не было уже несколько лет, необычно высокой для этого времени года температуре воздуха и теплому туману, что проникает в поселок с моря и с суши, пропитанный испарениями соли и почвенных удобрений, и портит облицовку домов, безжалостно проникая внутрь жилища, отчего в погребах начинает расти плесень, что, разумеется, никому не приятно. Про себя он удивляется, глядя на Магду. Ей, похоже, и горя мало. Она мирно спит, тогда как он, лежа рядом с открытыми глазами, пытается справиться с дыханием. Всегда полезно подумать о работе, компании «Ноорт», тот, кто способен хладнокровно управлять таким предприятием, должен уметь ночью, в липкой темени расслаблять напряженные мышцы. Ведь не такой уж великий фокус отключиться, представив себе реку, строительные леса, подъезжающие грузовики и весь этот адский шум и гам, если уж он смог оставить все как есть и перестать биться над терзающей загадкой: и откуда только взялось это неизвестное спящее существо рядом с тобой, что курит сигареты другой марки, подолгу сидит в сумерках, глядя перед собой задумчивым взглядом, более неутомимое в постели, — и откуда только берется ощущение, что это не она, определенно, не эта женщина, которую ты когда-то впервые познал как свою жену?

В феврале вдруг ударили холода. В поселке вздохнули с облегчением и залили каток поверх теннисных кортов возле казино. Но он, Роберт, тем временем уехал по делам фирмы в Алжир, проводил в жаре переговоры и возвратился домой лишь в начале сезона цветения тюльпанов и нарциссов на полях, более раннем и солнечном в этому году. Поселок наводнили туристы. Они ходили вереницами по полям и, возвратившись с охапками цветов в руках, заполняли собой улочки вокруг церкви. Вскоре после Пасхи вода в море настолько прогрелась, что перед пляжными павильонами сделали деревянные настилы. Однако из-за того, что несколько недель подряд дул береговой ветер, все побережье оказалось усеяно огромным количеством медуз. Когда Роберт в конце дня проезжает по Бульвару Астрид, он видит отдыхающих, которые сидят на песке, ошарашенно разглядывая прозрачные голубоватые существа.

Подобно многим, он чувствует себя в конце лета выжатым как лимон. Как-то раз вечером они с Магдой и с несколькими старыми друзьями сидят перед домом, но гости ему в тягость. Роберту приходится делать над собой невероятное усилие, чтобы не молчать в ответ на замечания Эрика. Он не вступал ни в какие беседы, чурался общения. Все то время, пока стояла жара, в обманчивом смещении лунного света и мерцания телеэкрана, под надоедливый комариный писк над ухом он не может сосредоточить мысли ни на чем, кроме как на одном навязчивом вопросе, который донимает его день и ночь и словно железный кулак сидит в его грудной клетке, и накладывает печать на все, что ему приходится видеть или слышать: на сад, из которого несет тленом, на шавок, жарко дышащих под стулом, на измученные лица Эрика и Нелли и на холодный жест Магды. Он протягивает руку, и она подает ему стакан виски со льдом. Он делает глоток, кивает, словно соглашаясь с доводами Эрика, и корчит гримасу. Разве это не смешно: ползать по полу, скулить как собака, заламывать руки, лишь бы только не сорвался с губ вопрос, который люди очень часто задают друг другу и получают простой конкретный ответ: «У парикмахера, на улице, в кино», — вопрос, состоящий всего из трех слов, который в этом конкретном случае, случае с Магдой, на два года исчезнувшей с лица земли, стал уже не вопросом, а западней, пропастью, отравленной стрелой, вложенной в тугой лук с натянутой тетивой, которую наконец отпустили, и она с неудержимой силой закусившей удила лошади полетела в цель…

«Где ты была?»

Часть 3

Ха-ха! Даже когда я уже сидела в автобусе, следующем в Лейден, я все еще не знала, куда, собственно, направляюсь. Это может показаться странным, но меня в тот день меньше всего волновала разница между странным и нормальным, с этого времени подобный взгляд на вещи стал для меня естественным. Итак, я села в автобус у начала маршрута, остановка представляла собой стеклянную ротонду и была спрятана между дюнами. Обратившись к симпатичному усатому водителю, я сказала: «Мне билет в одну сторону до Хартебрюха», потом уселась у окна, радуясь, что я единственная пассажирка. Не успела я расстегнуть плащ, как захлопнулись двери и зарычал мотор. Должно быть, тогда я, несмотря на невообразимый грохот, немедленно провалилась в сон, потому что совершенно не помню первый отрезок пути — Бульвар Астрид, помню лишь лошадь, которая снилась мне в то мгновение, когда автобус неожиданно затормозил: это была кобыла с дружелюбным выражением черных глаз. Минуту или две мы простояли на месте. Поскольку просыпаться мне почему-то не хотелось, я не потрудилась поинтересоваться, в чем дело. Колеса тем временем снова начали вращаться. Окончательно проснувшись, я посмотрела в окно.

На краю серо-коричневой равнины виднелась деревня, в которой я прожила многие годы. Я находилась все еще неподалеку от дома, невдалеке от своего привычного мира, который состоял из водонапорной башни и бункеров, из песка дюн, который скапливался у краев тротуара, рыбаков, торгующих на набережной, которых каждый год фотографировали понаехавшие отовсюду туристы. Стоило мне прислушаться, и я могла бы различить звук собственных шагов по мостовой, это был гулкий звук, словно марширует рота солдат. Чего только не бывает с нами в жизни! Мне нравилось рассматривать чужие дома, особенно в дождь. Больше всего будоражили воображение пугающие, мрачные фасады, у меня дыхание перехватывало, когда я представляла себе спрятанные за ними лестницы и вестибюли, облицованные гранитом ванные комнаты, спальни с потемневшими обоями. Содрогаясь от ужаса, я думала про себя: «Ради тебя, Роберт, я могла бы, если бы понадобилось, выдержать и это!»